– Предположим, – это опять была мисс Уитли, – что он все знал. Но Гарри разъезжает по свету не для того, чтобы нападать на людей. Ему это не нужно.
Анри туманно возразил:
– Не логично: Генри Барроуз может все.
Я подхватил:
– Он мог нанять людей.
– Вы тоже могли это сделать, – это встрял Карлос.
– Ваша мать выяснила, кто ваш отец?
Его лицо ужасно побледнело под медными волосами. Пусть, пришло время и мне кого-то уколоть.
– Мы должны рассматривать все возможности… – справился с собой Карлос.
– Отлично. Начинай рассматривать возможности, а я пну тебя в зад через…
– Попридержи язык перед донной Маргаритой! – он уже орал.
Но она не казалась шокированной и примирительно сказала:
– Пожалуйста, сейчас не время сводить счеты.
Но с меня было достаточно их, яиц по-русски и всего вообще. Я вскочил.
– Отлично. Мне заказывать билет на самолет или двигать в отель?
Карлос постепенно приходил в себя.
– В «Парк отель», – промычал он. – Это возле Райкмузеум, на…
– Знаю, – резко прервал я, просто ради удовольствия. – И таксист наверняка знает. Разрешит ли мне высочайшее собрание покинуть зал?
Все только посмотрели на меня. Так что я подобрал свое пальто и вылетел как пуля. Проходимцы – он, да и все. Между прочим, им придется оплатить мой завтрак.
8
Как сказал Карлос, «Парк отель» располагался возле Райкмузеум – большой публичной галереи с картинами старинных мастеров. Как я считал, примерно в полумиле от центра Амстердама. Добротный, тишайший отель, ничего кричащего, никаких популярных певцов, увековечивающих свой автограф на вашей рубашке.
Я зарегистрировался и быстренько проследовал в небольшой старомодный номер, срочно улегся в постель и попытался заснуть. Но нет. Голова все еще болела, причем независимо от того, старался я почти совсем не думать, или помимо воли думал о своих делах.
Через полчаса я сел, дотянулся до телефона и попросил соединить меня с отелем «Хилтон».
И все оказалось так просто! Я попросил регистратуру отеля соединить меня с мистером Барроузом и ждал, слушая, как телефон звонит в номере. Теперь я знал его местонахождение. Я был готов обзвонить дюжину отелей Амстердама, но в этом не было необходимости, пока Гарри придерживается принципа, что класс места, где он проживает, должен соответствовать его доходам.
Конечно, просто знание места его проживания ничего не дает. Вероятно, спроси я его об этом в аэропорту, он бы сам мне сказал. И все-таки самочувствие мое улучшилось.
И что теперь? Амстердам – один из моих любимых городов. Это время года не способствовало прогулкам вдоль каналов и праздным наблюдениям, как оттуда вытягивают затонувшие автомашины. Сорок флоринов за штуку – так это обходится владельцу. В Амстердаме ездить нужно осторожно.
Наконец я спустился, выпил пива, которое забыл заказать за ленчем, и поспешил через улицу в Райкмузеум. В нем по моей части ничего такого не было, просто живопись, дельфтская керамика и прочее, но в залах с шедеврами приходилось поддерживать тепло, иначе все картины заледенеют или случится что-то еще похуже.
Планировка внутренних помещений единственным маршрутом вела к предмету местной гордости и счастья: к Рембрандту. В залах трудно было еще кого – то встретить, так что я просто шел, останавливаясь полюбоваться случайно встреченным пейзажем или закатом над морем, которые всеми, кроме голландцев, считаются вообще не стоящей темой для живописи, и здесь им позволено оставаться в гордом одиночестве. Наконец я достиг самого священного места. Огромная комната с множеством приглушенных светильников и всего с тремя громадными картинами. Четыре скамьи были установлены таким образом, что сидя можно было смотреть лишь на одну – «Ночной дозор».
К этому моменту захотелось дать отдых ногам, так что я уселся на скамью и отдал дань обожания и восхищения шедевру.
Картина мне действительно очень нравилась. По крайней мере, нравилось то, что было изображено, хотя я понимал не все.
Я почти задремал, когда кто-то плюхнулся на скамейку рядом. Кто бы это ни был, я готов был одарить пришельца косым взглядом: ведь две другие скамьи совершенно пусты… – и обнаружил мисс Элизабет Уитли – эксперта по старинной живописи.
– Не знала, что у вас тайная страсть к Рембрандту, или вы просто прикидываете, как это уложить в чемодан?
Холст был всего лишь одиннадцать футов на тринадцать.
– Просто даю ногам отдохнуть.
– Держу пари, что вся статистика насчет того, насколько популярна эта картина, зиждется на том, что тут единственное место, где можно присесть.
– Она вам не нравиться? – спросил я.
– Да нет, она в порядке. У Рембрандта не из лучших, но в ней что – то есть. Черт, в ней все есть. И это ее недостаток.
Довольно темная картина изображала шайку личностей в изысканных нарядах, столпившихся при выходе из арки и размахивавших пиками и флагами, а также парой пистолетов. Там был парень, бьющий в барабан, собака и маленькая девочка в вечернем платье. Я понял, что мисс Уитли имела в виду.
– Полагаю, девочка похожа на Сесиля де Миля, – заметил я. – Но мне нравятся пистолеты.
– Пистолеты?.. О, я понимаю, так и должно быть.
– Они с фитильным запалом, видите?
– Что?
Я показал.
– Видите завиток шнура, свисающий возле курка? Это запал. Он может только тлеть. Вы зажигаете его, суете горящий конец в… Ладно, сейчас это называется затвором, затем нажимаете курок и пламя попадает в пороховую камеру… Подобно… Ладно, подобно спичке в бочку с порохом.
– В самом деле? И это работало?
– Ну, если выбрать для стрельбы погожий день. И не забыть сначала поджечь запал. Это первый тип ручного оружия, когда-либо изготовленный человеком. Очень интересная вещь. Когда написана картина?
– Где-то в 1740 году.
– Да, у них уже был колесный замок, первые кремневые пистолеты, причем уже больше ста лет. И голландцы изобрели самый лучший вариант перезарядки еще до 1600 года. И между прочем, кто выходит в ночной дозор с горящим фитилем, понапрасну его расходуя?
Она одарила меня скупой, кривоватой ухмылкой, пряча подбородок в воротник.
– Вы знаете, почему она названа «Ночной Дозор»? Рембрандт тут ни при чем. Это произошло из-за того, что картина потемнела от табачного дыма, долгие годы провисев в офицерском собрании. С Рембрандтом заключили контракт на групповой портрет офицеров какого-то полка. Все они сложились, желая, чтобы запечатлели их портреты. А он сотворил вот это. И ее сильно невзлюбили. Но раз деньги уплачены, повесили ее в собрании.
Я кивнул.
– Если ее заказывали военные, то почему у них оружие не соответствует эпохе? Я думал, это городские ополченцы или что-то в этом роде.
Некоторое время мы просто сидели и рассматривали амстердамское офицерское сборище плюс маленькую девочку (дочка полковника?). Затем я вспомнил:
– Вы не знаете, что это за возня с Манагуа, о которой толковали?
Мне показалось, что она удивилась.
– Манагуа – столица Никарагуа, туда будет отправлена коллекция.
– Я это понял, но какая связь между Манагуа и происходящим здесь?
– Они контролируют деньги. Никарагуанское правительство.
– Правительство? Но я считал – это деньги нашей старушки.
– Да, так и есть. Но… Я думала, вы знаете…
– Никто мне ничего не сказал.
И это была правдой.
Она нахмурилась.
– Хорошо. Как много вы знаете о Никарагуа?
– Чертовски мало. Взглянул в энциклопедию как раз перед отъездом. Похоже, это страна босоногих крестьян. Как-то все это совершенно не вяжется.