– Ты хочешь поехать туда вместе с Бертой? Я категорически против… Я сам поеду с тобой, и мы найдем его…
– Мила говорила, что Вик, выкупив помещения, расселил жильцов чуть не со всего первого этажа дома, поэтому этот бункер или подвал может находиться совсем в другом конце здания, далеко от ресторана… Звуки и голоса, которые мы слышали, могли относиться не к самому ресторану или кафе, а к тем помещениям, в которых играли в карты… Что касается запахов пищи, то они могли доноситься и со второго, жилого этажа… Неудивительно, что прямо под рестораном этот бункер не нашли.
– Илья, я могу поехать туда один, тебе вовсе не обязательно сопровождать меня…
Сергей сказал это, чувствуя, что Ромих боится оставить жену одну. Берта и в самом деле находилась в таком возбужденном состоянии, что трудно было поверить в то, что еще полчаса назад, когда Малько только пришел, он застал ее такой вялой и апатичной. Сейчас она выглядела куда бодрее, а взгляд ее выражал уверенность в себе и решительность. Вот этой-то решительности, очевидно, и боялся Ромих. Он не был уверен, что, оставляя Берту одну, вернется и застанет ее дома. Теперь, когда она уже наверняка выучила наизусть весь список, ее нельзя было оставлять без присмотра. С пистолетом она не расставалась даже ночью, поэтому нельзя было надеяться на то, что, воспользовавшись отсутствием Ильи, она не поедет к Фрумонову или Алиеву, чтобы убить их…
– Вы боитесь, что меня нельзя оставлять дома одну?
Илья покраснел, словно его подловили на чем-то постыдном, недостойном. Малько был поражен его реакцией на прямой вопрос Берты. Трудно было переоценить чувства, которые Ромих испытывал к своей жене. Безусловно, он любил ее, но любовь эта, обращенная на прежнюю Берту, теперь приобрела черты тревоги и страха уже за другую Берту, ту, которую он не знал и к которой пока еще не мог привыкнуть.
– Да, Сергей, – все же решился Илья, – мне будет куда спокойнее, если я останусь дома с Бертой… А ты, – обратился он к иронично настроенной по отношению к нему жене, – не провоцируй меня, не старайся убедить меня в том, что ты не попытаешься сбежать от меня, если представится такой случай… Я не знаю, должен ли я помогать тебе в том, что ты задумала, потому что я другой человек, быть может, даже трус… Но ты моя жена, и ты сама видишь, что я способен на все, лишь бы ты успокоилась… Ты думаешь, я не понимаю, что происходит и почему ты решила наказать их сама?
– Илья… – попробовал остановить его Сергей, чувствуя, что Ромих и сам уже находится почти на грани срыва. – Илья, остановись…
– Сергей, я же понимаю все… Она просто НЕ ВЕРИТ, что их вообще кто-то в состоянии наказать… Доказать на суде их преступления, основываясь лишь на показаниях одной Берты, будет невозможно, и мы все это прекрасно понимаем. И Бертой наверняка движет не только чувство мести… Скажи, ведь я прав? Ты знаешь, что если они останутся на свободе, то вскоре появятся их новые жертвы… Новые трупы. Но я не хочу, – он нервно сцепил руки и замотал ими, всхлипывая от бессилия и боли, – не хочу, чтобы за безопасность других девушек ты заплатила так дорого!.. Ведь Сергей – не всемогущ, он просто частный детектив, у которого нет почти никаких прав. И он не сможет тебя спасти, если тебя арестуют и обвинят в убийстве… Он ничего не сможет для тебя сделать… Больше того – посадят и меня. Мы с тобой оба окажемся в тюрьме, и на этом наша жизнь будет окончена. Ты – больной человек, тебе нужно лечиться, чтобы ты восстановилась физически и морально. Ты сильно изменилась, ты стала совсем другой… Я не хочу сказать, что ты одержима навязчивой идеей, ты мстишь и знаешь за что… Но Сергей не знает, что ты принимаешь сильные препараты, которые погубят тебя…
Теперь уже был сбит с толку Сергей. Наркотики?
– Я тебе не говорил, но им подмешивали в молоко какую-то психотропную дрянь, чтобы они не чувствовали боли… И она привыкла, она и сама не замечает, что требует у меня эти ампулы все чаще и чаще… Теперь ты понимаешь, почему я не могу оставить ее одну?
Малько ничего не сказал. Он так и ушел, не проронив ни слова…
* * *
– Ты отпустил ее?
Севостьянов промолчал.
– Ты что, не слышишь меня? – повторил свой вопрос Захаров, прямо-таки зверея от злости.
Он знал, что Севостьянов все понял, что он не мог не понять: это визит Шеффера, знаменитого своими связями адвоката, явился причиной того, что Татьяну Виноградову пришлось отпустить. Под залог. Под очень большой залог.
Захаров был рад уже тому, что свидетелей этого визита не было. Что никто не видел, как Юлий Шеффер, войдя в кабинет следователя прокуратуры, произнес всего одну фразу… Одну. Всего два слова, от которых у Захарова засосало под ложечкой. Он всего-то и сказал: «Отпусти ее…» И ушел, даже не произнеся вслух фамилию своей подзащитной.
И уже через какую-то секунду Захаров звонил Севостьянову, чтобы тот отпустил Виноградову.
Он знал, что Николай придет и потребует объяснений. А что он мог ему сказать? Что вынужден был отпустить ее, потому что этого захотел Шеффер? И кто виноват в том, что горстка людей в Москве диктует остальным свои желания, ссылаясь на личные связи с Кремлем и Думой? И как объяснить феномен, когда люди, находящиеся по отношению друг к другу в политической оппозиции, встречаются в ночном клубе какого-то полусумасшедшего авантюриста, чтобы без свидетелей обсудить ОБЩИЕ (как это ни странно!) вопросы, поужинать чуть ли не в семейной обстановке, поиграть в карты, отдохнуть, расслабиться с проститутками?!.
– Ты на меня не ори, – вдруг сказал Севостьянов. – Виноградову я отпустил. Не дурак, сам знаю, кто такой Шеффер. Тем более что ОН БЫЛ И У МЕНЯ…
– У тебя? А у тебя-то он что делал?
– То же самое, что и у тебя. Сказал, чтобы я показал ему материалы экспертизы, те самые, что пока еще оставались у меня… Отпечатки пальцев в квартире Доры Смоковниковой… Виноградовой там не было… Но я не переживаю, что ее отпустил, потому что и так чувствую, она здесь ни при чем. Все понимаю – и отсутствие у нее алиби, и что нет свидетелей ее присутствия в лаборатории, и что дырок в ушах мышей, черт бы их побрал, тоже нет, и что Рыженкова, на которую она ссылается, уехала раньше и потому они не могли встретиться В ПРИНЦИПЕ… Но она не виновата. Ты же видел ее…
– А я, честно говоря, думал, что ты ничего не знаешь про Шеффера.
– Здесь все всё про всех знают. А он еще душится такими крепкими духами, что аж в нос бьет… К тому же он такой огромный и шумный, что его трудно не заметить идущим по коридору… Я вообще поразился, что он опустился до того, чтобы зайти в мой кабинет. Ведь ему достаточно было просто позвонить…
– Значит, хотел, чтобы наверняка, чтобы побыстрее… Видимо, эта Виноградова из ИХ КРУГА. Ты знаешь, кто собирался в храмовском клубе?
– Откуда? Сейф мы вскрыли, но меня в это время здесь не было, ты же сам знаешь, кто взял все документы…
– На то он и прокурор…
– Ты думаешь, что и он?.. Но тогда какой смысл вообще кого-то искать? Убили Храмова, его соседку, а нас связывают по рукам и ногам. Не дают работать! Ничего не понимаю.
– Значит, нам ничего и не надо понимать…
– Вы допросили сторожа?
– Лучше б и не допрашивали… Но он сам виноват.
Захаров замолчал. Он еще не знал, в курсе ли дела Севостьянов: сторожа храмовского клуба забили насмерть при попытке к бегству.
– Что, пытался бежать? – Николай все понял. – Он и от нас пытался сбежать. Это же Иван Золотов, он двадцать пять лет отсидел за убийства, Храмов его пригрел у себя, откормил… Но хоть что-то он успел рассказать?
– Я думаю, что все. Вернее, почти все. Ты бы знал, какие фамилии он нам называл… Кого только Храмов у себя не привечал… Я даже думаю, что Золотова не избили, а убили, чтобы он не рассказал еще что-нибудь… Понимаешь, его утром нашли в камере мертвым… Лицо разбито, но это понятно – это наша охрана постаралась… Но ведь от этого не умирают… Я жду результатов вскрытия. Сдается мне, что ночью в камеру впустили постороннего, знаешь ведь, как это бывает… И еще… Я видел лицо этого Ивана, когда ко мне пришли и сказали о том трупе с выколотыми глазами… Я просто уверен, что он знал и об этом… Он даже побелел весь…
– Я одного не могу понять, Володя, как это у нас получается: входит к тебе в кабинет твой же человек и начинает излагать тебе факты, сыпать на голову информацию, которая относится только к тебе, а у тебя сидит на допросе арестованный и все слушает… Ты хоть можешь вспомнить, кто именно к тебе зашел и рассказал об этом трупе?
– Конечно, могу. Вадим Чесноков.
– Вадим? А как он у тебя оказался?
– Так ты же сам его ко мне послал с материалами дела на братьев Воронковых…
– Я?! Это он тебе так сказал? Да с какой стати у меня могли оказаться документы на Воронковых, если их дело давно закрыто, а материалы отправлены в суд? Еще месяц тому назад! Или ты что-то путаешь, или вы оба пудрите мне мозги… Ты сам-то просил меня об этих бумагах?