— Вчера вечером, а что?
— Вот, служба безопасности интересуется. Наш резидент в странах капитала.
— Случилось что-нибудь? — сразу оживился Влад. Даже на его бледных, пергаментных щеках заиграл нежный румянец.
— Пока нет, — сдержанно сказал Звягинцев.
— Во всяком случае, вчера он был в полном порядке.
Из последующего разговора с вечно хмурым Владом выяснилось, что он не видел, как Васька писал записку, да и саму записку прочел позже всех. Вечером он все-таки видел Ваську. И именно в том месте, которое посетил незадолго до этого сам Звягинцев, — в «Каменном мешке». К тому же Васька был не один, а с Ионой.
Опять «Каменный мешок»! Но это уже кое-что.
Звягинцев приободрился.
— Интересно, что они там делали? — неожиданно спросил Юрик.
— Откуда я знаю? Я-то видел их только издали.
— Они туда заходили? Или наоборот — выходили? — Звягинцев внимательно посмотрел на Влада.
— Да нет. Просто шли в ту сторону, вот и все.
— Так Иона вместе с Васькой уехал? — равнодушно спросил Звягинцев.
Влад и Юрик переглянулись.
— Да нет, — осторожно сказал Юрик. — А из-за чего вообще паника?
Старый ты козел, читал Звягинцев в их молодых наглых выпуклых глазах. Ну что же ты всех донимаешь проблемой, высосанной из пальца? Или заняться тебе, старому козлу, нечем?..
— Нет никакой паники. Просто интересуюсь, и все.
— Ну-ну, — процедил Влад.
Это было похоже на сговор. Видимо, чертов дятел Васька так достал их своим графоманством и ежедневной долбежкой на машинке, что в голову Звягинцеву пришла совершенно крамольная мысль: а если они специально отправили Ваську куда подальше, чтобы не мешал им спать?
Сообразив, что большего из спасателей не вытянет, Звягинцев скоренько попрощался и направился на поиски Ионы.
…Он нашел молодого человека в баре, где тот в полном одиночестве цедил жалкие сто грамм коньяка. Сто грамм коньяка для Ионы — высший пилотаж: бочка, штопор, мертвая петля. Он всегда был нудным трезвенником, что настораживало Звягинцева. Сильно пьющий Пал Палыч был верным и преданным сторонником учения, главным постулатом которого было: «Если человек не пьет, значит — либо больной, либо скотина».
Больным Иона не выглядел.
Вот и теперь он сидел за стойкой, абсолютно здоровый и погруженный в свои мысли. Пал Палыч, кряхтя и проклиная все на свете, влез на высокий стул, который сразу же предательски заскрипел под ним.
— Рискуете, шеф, — меланхолично"сказал Иона, не поворачивая головы. — Мебель здесь ненадежная, может не выдержать.
— Ничего. Как-нибудь, — проблеял Звягинцев, ненавидя себя за извинительный тон.
Он заказал себе водки, салат «Эльбрус» — фирменное блюдо «Ричарда Баха» — и креветок. К креветкам, сваренным в укропной воде, Звягинцев относился с нежностью С гораздо большей нежностью, чем к секси-девочкам из горничных и парням из охраны. Не говоря уже о сытеньких курортниках, которые доставляли одну головную боль. Только одно общество он ценил выше креветочного: общество Васи Сикачинского.
Но Васи нигде не было. Он пропал, как будто сквозь землю провалился. о Звягинцев запустил толстые пальцы в теплые"тельца беспозвоночных ракообразных и с хрустом оторвал первую, ни в чем не повинную креветочную голову, о — Выпьешь со мной? — спросил он у Ионы. —, — Уже выпил. — Другого и ожидать не приходится. Этот надменный щенок-далматинец никогда его и в грош не ставил.
— Ну, как знаешь.
— Я смотрю, ваш радикулит прошел, — с сожалением сказал Иона. Он был единственным из спасателей, кто обращался к Звягинцеву на «вы». Но его вежливость была такой оскорбительной, что Звягинцев с трудом подавлял желание двинуть этому мелкому пакостнику в челюсть.
— Ты-то откуда знаешь, что меня прихватило?
— Василий сказал.
Значит, Василий сказал. Очень хорошо. Щенок сам вывел его на нужную тему, нужно только воспользоваться случаем.
— Кстати, ты не знаешь, зачем он меня искал? — Звягинцев поднял рюмку и сквозь нее посмотрел на Иону.
— Понятия не имею.
Другого ответа Пал Палыч и не ожидал. Выпив водку, он удовлетворенно крякнул и попросил бармена повторить.
— Много пьете. Пал Палыч, — пожурил его Иона. — Водку, да еще днем и в одиночестве… Это дурной тон.
«Не твое дело, сопляк!»
— Значит, Василий уехал.
— Не знаю. — Иона по-прежнему смотрел перед собой.
— Он же записку вам оставил!
— Не читал.
— Говорят, ты с Васькой вчера в «Каменный мешок» таскался.
— Если говорят, значит, правда, — чуть помедлив, сказал Иона.
— И зачем вас туда понесло?
— Это что — допрос?
— Дружеская беседа. — Звягинцев снова хрустнул креветкой.
— Ну, тогда я могу не отвечать. Состряпаете ордер — приходите. А теперь, извините, шеф, мне пора. Счастливо оставаться. — Иона соскользнул со стула и гордо удалился из бара. Даже если он что-то и знает, то никогда ничего не скажет Звягинцеву, уж слишком уничижительна его вежливость. Звягинцев мысленно послал ему вслед все проклятия, которые знал: список получился внушительный, в него вошло даже непечатное венгерское ругательство «Меньо фос бо». Этому ругательству Звягинцева обучил мадьяр Лайош Карпати, севший в свое время — не без участия Пал Палыча — на три года за кражу фуры с помидорами.
… Сегодня я едва не поцеловал Ее.
Никто никогда не узнает, чего мне это стоило — НЕ ПОЦЕЛОВАТЬ.
Ей хотелось этого, я видел. Ей так хотелось этого. Если Она до сих пор не изменяла мужу, то теперь готова изменить. Странно, что такая красивая женщина никогда не изменяла мужу.
Мы едва знакомы, но это ничего не значит. Ни для Нее, ни для меня.
Никогда еще ни одна женщина так не волновала меня. Это плохо. Все те, кого я встречал, были самыми обыкновенными, жаждущими у довольствий самками. Они приезжают сюда именно за этим: чтобы хотя бы на несколько дней стать тем, кем они на самом деле являются, — самками. Они сбрасывают меховые шкурки деловых женщин, добропорядочных матерей, домохозяек, журналисток, любительниц классической музыки, «мыльных опер» и актера Роберта де Ниро. И остаются самками, прикрытыми только собственной кожей.
Она не такая.
Она не такая, хотя очень хочет казаться такой.
Непонятно, что делать с телом дурачка Васи. Тащить его в пещеру бессмысленно, он не интересует меня как модель. Он вносит диссонанс в общий замысел. Он случайный человек, а в замысле не должно быть ничего случайного. Я оставил его тело в самом людном месте: только так можно быть уверенным, что его никто и никогда не найдет. Хотя я сомневаюсь, что кто-то станет его искать. Разве что этот вечно больной и вечно пьяный секьюрити. Жалкий тип. Слишком толстый и слишком старый, чтобы что-то заподозрить. Я так и вижу его заплывшие жиром мозги, которые трясутся в позвоночном столбе.
Какому идиоту пришла в голову мысль нанять для охраны именно этого человека ?
Я разговаривал с ним, и он спросил меня о Васе. В этом не было ничего особенного, хотя его настойчивость насторожила меня. Но она не имеет никакого значения, она никуда его не приведет. Он любит водку, и это хорошо. Тот, кто любит водку, не может любить ничего другого.
Мне опять попалась на глаза астигматичка. Она разговаривала с женщиной, которая так необходима мне. Астигматичка производит на Нее тягостное впечатление, я вижу. Я не хочу, чтобы Она расстраивалась.
Я хочу, чтобы Она оставалась спокойной до самого конца.
Нужно проявлять такт и постараться приручить Ее к себе.
Чего бы мне это ни стоило. Она ничего не должна заподозрить.