Вдову временно поместили в лазарет и вкололи успокоительное. Лазарет — это, конечно, не то место, на самом отшибе. Пока доберешься, умаешься.
— Ничего, самое подходящее место. Никто не будет докучать соболезнованиями. К тому же есть телефон, так что все блага цивилизации. А тебе полезно побегать туда-сюда обратно… Она что-нибудь говорила?
— Ничего. Вы бы в такой ситуации разговаривали? Двойной шок: сначала от травм, а потом эта смерть мужа…
— Как бы чего с собой не сделала… — хрюкнул Звягинцев обычную в таких случаях фразу.
Артем посмотрел на него снисходительно:
— Не сделает, будьте спокойны. Колю и Радика я оставил с ней. Да, она умоляла меня дать ей связаться с родственниками.
— А ты'.
— Запретил. До выяснения и вашей санкции.
— Это ты молодец. Кстати, Артем. Как ты относишься к следующему факту: может ли человек мирно и спокойно спать, когда в его номере с соответствующим уровнем громкости убивают человека.
Врач некоторое время молчал, а потом заговорил, осторожно подбирая слова:
— Скажем так: я допускаю эту мысль. Особенно если за несколько часов до этого интересующий вас человек выпил снотворное.
— И какое снотворное он выпил?
— Сильнодействующее, — улыбнулся Артем. — Я сам ей принес его. Засыпание наступает через двадцать пять минут, и крепкий глубокий сон длится до восьми часов. В это время будить человека бесполезно. Так же бесполезно, как и вертикально устанавливать Пизанскую башню.
— Такое отличное средство?
— Лучшее из всех снотворных.
Звягинцев вдруг подумал о том, что хорошо бы запастись таким средством и ему самому. И периодически обманывать радикулит.
— Как называется? — спросил он у Артема самым невинным тоном.
— Вам это название ничего не скажет.
— Это необходимо для протокола.
— Барениум. Латинский вариант названия тоже необходим?
— Пока обойдемся русским. Значит, она его приняла — и все. Проспала до утра.
— Как младенец.
— А ты откуда знаешь, что она его действительно приняла?
— На моих глазах. Пал Палыч. Я же сам ей вчера это снотворное приносил.
— Ага. И всех своих пациентов ты им снабжаешь?
— Нет. Только пациенток, — Артем проницательно посмотрел на Звягинцева, — но вам тоже могу устроить. Так сказать, по знакомству.
— Мне пока не надо, — сразу же застеснялся Звягинцев, — но я, если что, буду иметь в виду.
— Сделайте одолжение.
— Ладно, — от перспективы найти управу на радикулит Звягинцев сразу повеселел, — а теперь займемся телом, Артем Львович.
— Хочу предупредить сразу, — закапризничал врач. — Если дело касается вскрытия, я пас. Я не патологоанатом и заниматься этим не буду. Тем более в совершенно негодных для этого условиях.
— Вскрытие от тебя не понадобится, — успокоил Артема Звягинцев. — Этим займутся профессионалы, когда сюда доберутся. А мы с тобой для начала хотя бы должны восстановить картину происшедшего.
— Ну… Вы же у нас Эркюль Пуаро, Шерлок Холмс и комиссар Каттани в одном флаконе! Вам и карты в руки.
Не говоря ни слова, Звягинцев подвел Артема к трупу, а потом аккуратно перевернул его.
— Ну, что скажешь?
Артем внимательно осмотрел раны, даже слегка благоговейно коснулся их рукой, а потом почесал бритый череп.
— Ну, навскидку могу сказать только одно… Смерть наступила от проникающего ранения в область сердца. Это был единственный смертельный удар. Все остальные непосредственной опасности для жизни, очевидно, не представляли;
Неглубокие и поверхностные. Похоже, что человек, наносивший их, находился в состоянии аффекта.
— Ты думаешь?
— Предполагаю. Во всяком случае, нанесены они беспорядочно, под разными углами и с разной силой.
— То есть смертельный удар мог быть нанесен в числе других, а не обязательно в начале или конце?
— Можно сказать и так.
Но для этого, как вы сами понимаете, нужен специальный анализ, вскрытие и тому подобное. Вердикт специалиста, выражаясь научным языком. Хотя, думаю, что этот ваш убийца все-таки нанес решающий удар сначала.
— Почему?
— Как вам сказать… Я вчера видел этого типа. Еще живым. — Артем инстинктивно поднес руку к горлу. — И он произвел на меня впечатление очень сильного человека. Он бы защищался, он бы не дал так просто себя свалить…
Звягинцев даже поежился. То, что сказал ему сейчас врач, полностью совпадало с ходом его собственных мыслей.
— Ну хорошо. А когда примерно наступила смерть?.
Артем легонько ощупал тело покойного, почесал затылок и медленно произнес:
— Судя по тому, что трупное окоченение еще не ярко выражено, где-то в районе четырех-шести часов утра. Точнее, естественно, вам скажут специалисты…
Если, конечно, сочтут нужным сказать вам об этом, добавила лоснящаяся нагловатая физиономия врача. Звягинцев сразу же уловил пафос непроизнесенного окончания фразы, но решил не придавать этому значения.
Жалко, что Васьки нет, вдруг подумал Звягинцев, с ним-то наверняка дело пошло бы веселее. Только Васька был бы его союзником и верным помощником, не то что это гомеопатическое хамло, рваный горчичник…
— Вот что, Артем. Возвращайся к себе и составь пару бумажонок. Во-первых, все, что касается твоего вчерашнего посещения пациентки и встречи с покойным. Во-вторых, все, что касается освидетельствования трупа. Жду твоих отчетов сегодня в полдень.
— Именно в полдень?
— Именно. Точность в цифрах дисциплинирует.
— Вам виднее.
— Все, больше я тебя не задерживаю. Народ-то уже, поди, пронюхал о происшествии?
— Не без этого, — заметил Артем, — но особого наплыва любопытных пока нет. Рановато.
— Еще и эти неприятности. Могу представить, какой наплыв здесь будет днем и какое на всех это произведет впечатление… — в сердцах заметил Звягинцев. — И следственная группа неизвестно когда будет. А тут сам корячься… Ох-хо, грехи мои тяжкие…
— Да, Пал Палыч, это точно. Тем более в вашем возрасте.
Должно быть, о печи думаете, а не о таких приключениях…
— Ладно-ладно, не хами!
Артем раздвинул губы в улыбке:
— Ладно, сострогаю все к двенадцати, если это вас утешит.
— Утешит.
…Уже на выходе Артем столкнулся со спасателями, которые маячили в дверном проеме. Их было трое — Влад, Иона и Юрик Серянов. И — в который раз — Звягинцев остро ощутил нехватку своего ситного дружочка Васьки Сикачинского.
Все трое не отрывали взгляда от тела, лежащего на полу.
Они разглядывали его так бесцеремонно, что Звягинцев ощутил жгучее желание прикрыть его пледом от посторонних глаз. Такая реакция спасателей была более чем странной: по роду деятельности они имели дело с умершими от травм и замерзшими насмерть людьми. Но чуть позже Звягинцев понял природу этого сурового любопытства: смерть Шмаринова была для них смертью в тепле, совершенно необязательной, а потому — бессмысленной. Этого человека убили не горы, а другой человек. Вот что было самым главным.
— Фотографа вызывали? — хмуро спросил Иона.
— Одного. Одного, а не троих, — так же хмуро ответил Звягинцев. — Мне здесь паломники не нужны. Здесь вам не Мекка.
И все-таки они молча протиснулись в комнату — все втроем. Протиснулись и сгрудились над телом.
Первые ласточки из обслуги, с тоской подумал Звягинцев.
А чуть позже слетится и вся стая — от пеликанов-охранников до колибри-горничных.
— Что нужно делать? — деловито спросил у Звягинцева Иона. Из всех троих он один сохранял видимость олимпийского спокойствия.
— Для начала сфотографируешь труп. В каких ракурсах, я скажу. Потом — орудие преступления.
— Уже нашлось? — не выдержав, спросил Юрик Серянов.
— И не пропадало.