Сердце бешено колотилось, я увидела около оплаканной мной безымянной могилы неясный силуэт мужчины; его очертания были размыты ослепительным полуденным солнцем.
Неужели это мой отец?!
Я крепко зажмурилась и когда открыла глаза, яркое солнце исчезло, будто облако накрыло его, меня снова окружила влажная прохлада кладбища. Головокружение прошло. Запахи и видение исчезли.
Плохо понимая, что происходит, я в страхе бросилась через кусты и бурьян, придерживая руками подол, чтобы не мешал бежать.
Ошеломленная, я поехала домой. Телеграфные столбы мелькали, как сухие листья в бурю, белые линии дорожной разметки сливались в сплошное грязноватое дятно: я мчалась назад к Дэвиду. Только он поможет мне забыть мои страхи, он моя опора – какой в моем детстве был отец. Дэвид любит меня, он поддержит меня.
Я добралась до «Арлингтона», с трудом зарулила на стоянку в гараже и трясущейся рукой отсчитала арендную плату дежурному. Лифт, казалось, не опустится никогда. Добравшись наконец до нашего этажа, я побежала по коридору.
Комната 442. «Дэвид, пожалуйста, будь там!» – умоляла я, роясь в кошельке в поисках ключа от номера. Каким-то образом мне удалось отыскать ключ и попасть им в замочную скважину.
Слава Богу! В номере горит свет и слышно, как Дэвид плещется в душе. Душ это то, что мне нужно. Я смою все болезненные воспоминания и забудусь в объятиях своего мужа.
Я кинулась в ванную. Клубы горячего пара обрушились на меня, едва я открыла дверь. Пар прикрывал зеркало легкой дымкой, и моеотражение в нем казалось причудливым цветным пятном. От жары и духоты я начала задыхаться.
Сквозь пелену тумана я увидела Дэвида. Его глаза были закрыты в экстазе; сидя на краю ванны, он держал в объятиях женщину. Всякий раз, когда он толчками входил в нее, ее длинные светлые волосы вздрагивали подобно влажной спутанной гриве. Вздымаясь подобно необузданному жеребцу, напрягая каждый мускул в сладострастной ярости, он поднимал ее все выше и выше. Его собственные волосы, обычно безукоризненно уложенные, были спутаны и растрепаны. Совершив заключительный толчок, он, содрогаясь всем телом, издал дикий вопль, и его прекрасное лицо тут же приняло тупое, безразличное выражение.
Приглушенные временем, картины прошлого кружат в моей памяти, обернутые каждая в свой аромат: «Поло колон», наше с Дэвидом любимое мыло, которым были намылены их сплетенные тела, аромат гардении, который я почувствовала днем раньше.
Все наши последние ночи. Упорное нежелание Дэвида сообщать точное время своего возвращения. Все, оказывается, имело вполне определенную разгадку. А я-то, дура, думала, что, заурядная внешне и чувственно, смогу удовлетворить такого мужчину, как Дэвид. Теперь я узнала – о, как мучителен был момент прозрения! – что мой ненасытный муж удовлетворял свою страсть с другой женщиной, а не со мной.
Я, шатаясь, вышла из комнаты. Дэвид что-то кричал мне вслед, его хриплый голос, казалось, проникал повсюду. Слезы заливали мои глаза, и узор ковра, лежавшего на полу, расплывался в причудливую какофонию цветов. Я уронила свой кошелек, но не остановилась, а продолжала идти. Какая же я дура, если раньше не разгадала Дэвида! Неужели я ослепла от любви и не могу видеть правду? Всю жизнь я восхищалась своей матерью, стоицизмом, с которым она переносила жизнь без папы, всегда хотела быть хоть немножко похожей на нее. Словно студентка, прилежно копирующая своего преподавателя, я вышла замуж за подобие своего отца.
Я добежала до лифтов и стала нервно давить на кнопку, но двери упорно не открывались. В отчаянии я прислонилась к стене. Все, во что я верила, на что надеялась в этой жизни, было ложью. Семья, любовь – все оказалось жестоким обманом, все рухнуло в один момент. Я вынула носовой платок и поднесла к лицу.
Рыдая в платок, пропитанный волшебным ароматом, я потеряла сознание. Темнота начала обволакивать меня, предлагая мне спасение в ином мире – лучшем, чем тот, что окружал меня до сих пор.
В этот момент я еще помнила резкий запах, который сопровождал совокупление Дэвида с его любовницей, но уже не имела ни сил, ни желаний что-либо предпринимать. Я чувствовала, как меня уносит куда-то далеко на мягких крыльях волшебного аромата, яркие цвета ковра мертвели. Глухой удар закрывающихся дверей лифта – последнее, что я помню.
* * *
Меня уносило куда-то непрерывными уверенными толчками. Хотя это были, скорее, энергичные покачивания, почти приятные, подобные тем, что испытывает, наверное, ребенок в колыбели. Вдруг это движение прекратилось, видимо, кабина лифта добралась до нужного этажа. Двери открылись.
Я приподняла одно веко, и убийственной силы удар немедленно обрушился на меня. Правый хук был нанесен классным боксером, и некоторое время я лежала неподвижно, пытаясь унять страшную боль, пронзившую меня, потом снова открыла глаз. Только один: я, кажется, окривела. Передо мной стоял негр в одежде невероятных размеров.
– Откуда ты взялась? – спросил он, с удивлением глядя на меня. – Я думал, все вышли на последнем этаже.
Я не понимала, о чем он говорит. И, потрясенная происходящим, дрожащими руками принялась расправлять складки на моем легком летнем платье. Кабина с великолепной стеклянной дверью и сверкающими латунными поручнями была явно не та, которую я помнила. Как я здесь оказалась?
Воспоминания о Дэвиде пронзили меня острой болью. Пар, струящийся по двери ванной, глаза, закрытые в экстазе, – он достиг, очевидно, таких вершин блаженства, каких никогда не знал со мной; его рот в тот момент был слегка приоткрыт, расслаблен в пароксизме страсти; а ведь Дэвид всегда так умел контролировать себя! Я пулей вылетела из лифта, сопровождаемая удивленным взглядом дежурного.
Лица незнакомых людей, толпившихся около лифтов, мелькали передо мной как в тумане. Реальность была нечеткой, будто потусторонней, и это мешало мне сосредоточиться. В толпе все выглядели одинаково, лица перемешались, образовав однородную серую массу.
Потрясенная, я выбежала из гостиницы, не думая о том, куда направляюсь, лишь бы быть подальше от Дэвида и ужасной сцены там, наверху.
– Вызвать вам такси? – Плотный мужчина в старомодном костюме в полоску стоял передо мной. Я кивнула и полезла в карман за кошельком.
– Нет, не нужно такси, – пробормотала я, обнаружив пропажу.
– Вы остановились здесь?
Я взглянула через плечо на импозантный фасад «Арлингтона».
– Уже нет.
Он пристально посмотрел на меня.
– Вы выглядите неважно, детка. Может, отвезти вас в больницу? Ведь вы приехали в Хот-Спрингс ради целебных ванн, не так ли? – Не спросясь, он взял меня под локоть.
Он, разумеется, не был служащим отеля, для этого он был слишком старомодно одет; к тому же я заметила, что швейцар неодобрительно хмурится, глядя на него.
Покачав головой, я попробовала вырваться из его потной ладони, но споткнулась. Мощная рука незнакомца удержала меня на ногах; так, в обнимку, мы сделали несколько шагов.
– Каждый из приехавших сюда, на воды, имеет свою болячку. Ревматизм, боли в спине, слабые кишки. – Он пожирал глазами мои голые ноги и вырез на платье; его голос начинал дрожать. – Еще невралгия. А что у вас?
Разумеется, его не интересовали мои семейные проблемы. Невралгия. У меня, слава Богу, не было ни невралгии, ни неврита, но из рекламы аспирина я знала, что это распространенный и мучительный недуг.
– Невралгия, – буркнула я. Потрясение, пережитое мной, и боль, которую я испытывала сейчас, давали мне право на эту ложь.
Он улыбнулся, и его густые бакенбарды будто распушились.