- Нерусский будешь, значит? Это не суть. Повтори только для ясности...Принц повторил, а ребята так и дулись от разбиравшего их смеха.- Дэлихьяр... Интересно! Родители-то кто? Ребята, разом посерьезнев, наперебой принялись подсказывать шепотом:- У него отец с матерью умерли.- Ясно, - сказал ревизор. - Сирота, следовательно. Сочувствую. Прискорбно. Значит, этот пунктик заполнили. А на чьем иждивении?.. Ну, у кого живешь, кто содержит?- Он у брата старшего живет, - объяснил за принца, лукаво озирая всех, Тараска.- А вы не подсказывайте. Ты сам отвечай, по-русски ведь разбираешься? Вот. Он сам и без вас ответит. Кем, я говорю, брат-то работает? Где?- У-это... Он работает во дворце, - отвечал Дэлик.- Во Дворце культуры?- Нет, у-это, в нашем. В Джайгаданг.- Не совсем себе уясняю. - Ревизор почесал переносицу карандашом. - Это что, местности название такое? Сперва давай уточним, кем брат работает.- Он король.- В каком, так сказать, отношении? И вообще давай серьезно отнесемся.Ребята уже чуть не помирали со смеху.А Тараска вдруг подскочил к принцу, поднял с земли большой лист вроде лопуха:- Ваше высочество, разрешите обмахнуть?Ревизор поглядел на всех поверх очков, потом совсем снял их, снова надел на нос, приподнял соломенную шляпу над макушкой, помахал на себя, как веером:- Да, действительно жарковато сегодня. Парит что-то. Так, я извиняюсь... Может быть, все-таки уточним?Тут уже, не выдержав, ребята расхохотались и наперебой стали объяснять ревизору, что перед ним настоящий наследный принц, брат короля Джунгахоры и обитатель палатки номер четыре.У ревизора съехал с толстых колен портфель, он поднял его, запихал туда тетрадь и, смущенно хлопая глазами, обратился к принцу:- Слушай, извиняюсь, твое высочество... Ты меня, в общем, если что я нарушил... Не был поставлен в известность. Тараска что-то все время показывал под ноги ревизору.- На чем стоите?! - прошипел он наконец, показывая глазами на принца. Сойдите скорей!..Ревизор испуганно поглядел себе под ноги и даже приподнял одну сандалию.- Нельзя на его тени стоять, - заверещал Тараска, - у них закон не позволяет. - И Тараска сделал страшные глаза.Ревизор, поспешно пятясь, отшагнул в сторону и наткнулся на подошедшего начальника лагеря.- Что же вы меня, товарищ Кравчуков, не проинформировали, что у вас в контингенте, так сказать, представитель зарубежной державы?- Вы же меня не информировали о своем предстоящем прибытии, - отрезал Михаил Борисович, - с черного хода решили, с задней калитки. Ну, а я, признаться, полагал, что если прибудете, так с парадного крыльца. Извините.- Да вот, товарищ Кравчуков, хотелось подемократичнее, так-сказать, с низов, тем более сигнальчик был о неблагополучии. Заезжали тут родители, сигнализировали в область...- Ладно, потом разберемся, когда пройдем ко мне, - оборвал его начальник.В лагере запел голосисто и раскатисто горн, зовя на обед."Бери ложку, бери хлеб..." - подхватили привычно ребята.- Вы бы вот больше эти сигналы слушали, - сказал Михаил Борисович и повернулся к притихшим ребятам: - Ну что же, вы тут уже побеседовали, успели?- Бодяга это, лабуда, - сказал вдруг принц. Бедный начальник даже приостановился, хотя совсем уже было собрался уходить вместе с ревизором.- Это ты по-каковски? - спросил он.- По-русски, как, у-это, все.- Хороши! - Начальник оглядел потупившихся ребят, укоризненно покачал головой. - Вы что же это русский язык позорите? Этому надо гостя учить? Да еще короля, возможно, в будущем. Доверяй вам, а вы...
Глава IX. СЕРДЦЕ ПЯТОГО.
Вторая встреча была совсем иной, и запомнилась она спартаковцам надолго.Дело шло к вечеру. Огромный огненно-оранжевый, чуть-чуть сплющенный шар солнца вот-вот должен был кануть за горизонт.
Пионеры поднялись, чтобы проводить солнце на высокую прибрежную скалу, где стоял позеленевший от времени и щербатый бюст доктора Павла Зиновьевича Савельева. Это он, старый большевик, один из героев гражданской войны, когда-то основал здесь, на Черноморском берегу, лагерь "Спартак". Тяжело больной, доживал он в лагере свои последние дни. Его приводили к вечеру на эту скалу, он сидел тут, смотрел на море и на закат и слушал песни, которые пели для него пионеры. На скале его и похоронили. И стоял здесь старый памятник доктору. Ребята часто поднимались сюда, чтобы полюбоваться красой морского заката, долго потом стоявшей в глазах. А закат и правда выдался очень хорош в тот день. Небо и море были сине-фиолетовыми, а над самой кромкой, отделяющей морскую даль от распахнувшихся во все стороны небесных просторов, накалялась широкая алая полоса, и в центре ее плавилось тяжелое багрово-золотое солнце. - Ребят-ты, смотри! - зашептал, придыхая, принц. - У-это, совсем как у нас Джунгахоры флаг.Услышав это, высокий и очень худой человек в темных очках, седой, смуглый, весь в белом, быстро обернулся. Он стоял поодаль с небольшой группой пожилых курортников, поднявшихся сюда, должно быть, из санатория, что находился неподалеку от "Спартака". Это, верно, их автобус дожидался внизу, у подножия скалы.Высокий человек снял темные очки, худой красивой рукой плавно отвел их от смуглого лица, и Тониде показалось, что движением этим он разом впустил в глаза свои и всю широту далекого неба, и синь моря, и пламя горевшего заката - так много синевы и огня ринулось в упор на пионеров, когда незнакомец глянул на них.- Джунгахори?.. Фари йо джор? - быстро спросил он у принца.Тот, неожиданно услышав родную речь, доверчиво заулыбался сперва, но тут же сдержал себя и коротко с важностью назвался.Высокий незнакомец медленно подошел вплотную к Дэлихьяру, чуть склонившись, поглядел ему прямо в глаза, - Принц Дэлихьяр? - Он коротко кивнул головой и добавил: - Ну, давай познакомимся. Я - Тонгаор. Тонгаор Байранг.Принц попятился, насупившись. Во дворце Джайгаданге не полагалось даже произносить это имя... А пионеры сразу стихли и обступили говоривших. Ну конечно, ребятам, как и всем у нас, давно уже было известно имя неустрашимого джунгахорского поэта-революционера коммуниста Тонгаора. Тараска так и вперился в него, стараясь бесшумно пробраться поближе. Вот он какой, Тонгаор Байранг! Без малого десять лет просидел поэт в одиночке в темени страшной гибельной ямы, куда его бросил тиран Шардайях, прежний король Джунгахоры. Всю жизнь свою боролся Тонгаор против захватчиков мерихьянго. Стихи и песни Тонгаора, заживо погребенные в смрадной яме, где должен был погибнуть поэт, пробивались сквозь толщу тюремной охраны, гремели по всему свету. "Слышите?! Мой тайный код!.. Я перестукиваюсь со всем миром, со всеми, кому дороги свобода и правда, стуком наших разгневанных сердец!" - говорилось в одной из песен Тонгаора. И отзывной стук сердец миллионов людей стал в конце концов слышным по всей планете грозным грохотом и заставил правительство Шардайяха извлечь отважного поэта-революционера из тюремной ямы и выслать его за пределы страны. Но годы, проведенные в подземелье, отнимавшие у поэта свет и свободу, отняли у него и здоровье. Теперь он лечился в одном из черноморских санаториев близ лагеря "Спартак".- Мне, наверное, говорить с тобой не полагается, - сказал Тонгаор принцу. - Вернее, тебе, думаю, со мной говорить не велено. А? Я ведь коммунист. Всегда был и буду против вас, королей, скрывать не стану. Но тебе, мальчик, вернее, твоему имени я кое-чем обязан.Тонгаор пригнулся, чтобы заглянуть принцу в лицо. Но тот отшатнулся и прошипел еле слышно:- Шарахунга ро табанг!..- Ух ты!.. Как проклинать меня ты выучился.