Или он просто боится обнаружить себя, что-то сказать о себе, хотя бы раз в жизни?
Ладя подошел к Кире Викторовне. В руках он держал скрипку. Кира Викторовна взглянула на него, и он понял, что она его давно заметила. Смущенный и неуверенный в себе, Ладя улыбнулся, повел плечами. Кира Викторовна ждала от него каких-то первых слов.
- Задержался вот немного... - Ладя попытался сказать это так, как будто не было цирка, поездки по стране, села Бобринцы и всего прочего. Как будто он все тот же и как будто он с Андреем только вчера был у нее на даче в Марфино, а сегодня пришел, как и договорились. Немного вот задержался. Пустяки. Пять минут.
Из-за Ладькиной спины выглянул Павлик Тареев.
- Мы к вам домой приходили, - сказал Павлик. - Вас не было. Но я его прослушал. Вы не волнуйтесь.
- Спасибо, Дед, - сказала Кира Викторовна. - Все в порядке.
Потом Кира Викторовна взяла за руку Ладю и молча повела его. Она была счастлива, что он пришел, вернулся, что его можно повести вот так, крепко держа за руку, на второй этаж к белым дверям с бронзовой ручкой.
Самолет закончил разбег и поднялся в воздух. Горит предупреждающая надпись: "Пристегнуть ремни. Не курить". У Андрея во рту жевательная резинка. Дал Родион. Сказал - помогает, чтобы не закладывало уши. Аккомпаниатор Тамара Леонтьевна, которая летела вместе с Андреем, сидела от него через проход. От жевательной резинки она отказалась. Она взяла у стюардессы с подноса мятный леденец.
Тамара Леонтьевна работала у Валентина Яновича уже много лет. Еще когда училась Кира Викторовна. Она всегда выезжала со студентами на международные конкурсы. Она была счастливой тенью Валентина Яновича.
Рядом с Андреем сидел толстый пассажир. Он держал во рту коротенькую и толстую трубку и ждал, когда погаснет сигнал, запрещающий курить.
Самолет медленно разворачивался. Андрей смотрел в окно на аэродром, на город. Было светлое и прозрачное утро. Город вдалеке и аэродром были светлыми и прозрачными. Может быть, удастся увидеть "чертово колесо"? Рита Андрея не провожала, не смогла. Что-то важное было назначено в институте. Так хотя бы это колесо...
В боковой сетке аккуратно лежала скрипка. Струны проверены, взяты запасные, отличного качества - фирмы "Пирастро". На смычке натянут новый волос. Был засыпан сначала порошком канифоли, потом погрет над пламенем спиртовки и натерт канифолью фирмы "Селвейс". Это сделал Володя из консерваторской мастерской. Ему доверяли свои смычки Коган, Третьяков, Владимир Спиваков. Привел он в порядок и смычок Андрея. Хороший смычок это важная деталь в успехе скрипача. Настоящий смычок лежит в руке как птенец - тихо и чуть испуганно.
Валентин Янович, прощаясь с Андреем, велел запомнить ему слова опытных музыкантов, что перед выходом на эстраду нужно помешать "выскакивать" в сознание разрозненным кусочкам произведения: идти на эстраду должен "дирижер", собирающийся управлять исполнением, а не беспорядочная толпа "оркестрантов", думающих каждый о своей партии.
Надпись, запрещающая курить, погасла. Толстый сосед немедленно вытащил из кармана зажигалку и закурил трубку.
Андрей опять выглянул в окно. Город затягивала легкая облачная пелена. Город оставался, а Андрей Косарев, студент второго курса консерватории, улетал впервые в жизни за границу, на свой первый в жизни международный конкурс. Права была его мать, которая на прощание шепнула: "Я в тебе не ошиблась".
Стюардесса разнесла журналы, проспекты, газеты. Андрей выбрал проспект "Dubrovnik". Он уже читал о Дубровнике, но хотел посмотреть проспект, изданный в Югославии. В проспекте было много цветных фотографий. Андрей разглядывал фотографии, прочитывал подписи к ним. Все вполне понятно: "Pogled - вид, "Hidrogliser" - гидроглиссер, "Vila Jahorina" вилла "Яхорина", "Ljetna restoracija" - летний ресторан.
Дубровник был удивительно белым, с оранжевыми черепичными крышами. И все это плавало в совершенно синем море. Может быть, только на фотографии стены домов были такими белыми, черепичные крыши такими оранжевыми, а море таким синим. На месте выяснится. Узкие улочки, черные железные фонари на стенах домов. Высокие церкви. Мраморные ступени и большие каменные плиты, которыми покрыты все узкие улочки.
Сосед с трубкой увидел, что Андрей разглядывает Дубровник.
- Прекрасно, - сказал он с акцентом и для чего-то зажег свою зажигалку, поглядел на огонь и погасил. Потом потянул трубку - она у него при этом вспыхнула, будто стоп-сигнал автомобиля, - медленно выпустил дым и спросил: - Вы коммерсант?
- Нет. Скрипач.
- Прекрасно. Я тоже не коммерсант.
Больше сосед ничего не сказал и занялся только трубкой. Она удобно устроилась в его руке, тихонько сопела.
Вдруг стюардесса подошла к Тамаре Леонтьевне и что-то у нее спросила. Тамара Леонтьевна показала на Андрея. Стюардесса подошла и протянула Андрею листок бумаги, на котором было что-то написано карандашом.
- Вам телеграмма.
Андрей удивился. Но еще больше удивился толстый сосед:
- Телеграмма?
- Принимаем в исключительных случаях, - сказала стюардесса. - Все зависит от срочности текста.
Андрей медленно и не один раз прочитал телеграмму. Каждое слово отдельно. Два местоимения и глагол. "Я тебя люблю". Подпись - "Рита". Андрей убрал телеграмму в карман и стал думать о том, что он победит. Что это окончательно. Теперь окончательно. Он будет сражаться за победу так, как никогда еще не сражались ни за одну победу! Андрей снова достал листок и снова прочитал: "Я тебя люблю".
В Белград прилетели через два с половиной часа. Здесь - пересадка на местный самолет.
Самолет был не реактивный, а винтомоторный, очень домашний, уютный. На специальных деревянных полочках с круглыми вырезами стояли вазочки с розами. Их было много. И в самолете пахло розами.
Теперь у Тамары Леонтьевны и Андрея места были рядом.
- Ты не устал?
- Что вы! Конечно, нет! - Он теперь не может уставать.
Тамара Леонтьевна была самым спокойным человеком во всей консерватории. Тамару Леонтьевну уважали студенты, потому что ее спокойствие и уверенность всегда передавались и студентам на сцене во время концерта или экзамена. А про международный конкурс и говорить нечего.
Среди пассажиров Андрей увидел девушку со скрипкой. Девушка заметила Андрея. Они оба сразу поняли, что летят в Дубровник по одному и тому же делу - на конкурс. Девушка была одета в брючный костюм, и, как показалось Андрею, на ней была почти мужская фетровая шляпа. С девушкой была пожилая женщина, очевидно, ее концертмейстер.
На борт самолета поднялись пилоты и пошли в кабину между креслами пассажиров. Взглянули на скрипки Андрея и девушки. Девушка держала скрипку на коленях. И один пилот весело кивнул девушке, потом Андрею. Другой пилот вынул из вазы большую красную розу и подарил девушке. О конкурсе скрипачей было известно и здесь, в Белграде. Очевидно, пилоты везли на своем самолете уже не первую партию скрипачей. Девушка улыбнулась пилотам и положила розу на скрипку.
Самолет летел над горами, серыми, с черными мелкими кустами. Кусты напоминали бараньи шкурки, такими они были черными и густыми. Изредка видны были селения, тихие и суровые. Стюардесса объявила, что это Черногория. Причем она сказала, что объявляет для гостей, которые впервые летят к Ядрану, так называется Адриатическое море. Потом она еще предложила пассажирам взглянуть в окна на шоссейную дорогу. Отчетливо видна была буква "М", выписанная самим шоссе среди серых скал. Шоссе прокладывал инженер в конце прошлого столетия. Сделал эту букву "М" нарочно: увековечил память о своей любимой, имя которой было Мария.