Черепаха без панциря - Шилович Георгий Владимирович 10 стр.


Никогда раньше не видел Казик своих родителей такими счастливыми. Папа сразу же сбросил пиджак, рубашку, раскатисто смеялся, не находя, куда их повесить. Мама распахнула все окна, дверь на балкон. А Казик вертелся возле водопроводных кранов. Крутил их на кухне, в ванне и смотрел, как шипя вырываются из кранов упругие струи пока еще грязной и ржавой воды. Они на глазах светлели, становились все чище и чище.

- Осторожней, сынок, не сверни, - предупреждала его мама.

Она с умилением осматривала газовую плиту, оконные шпингалеты, электрические розетки, осторожно дотрагивалась до свежепокрашенных стен, заглядывала в кладовую, стенные шкафы. Не придиралась, не сердилась, если обнаруживала какую-нибудь щербинку в полу или выбоинку в стене. Только тихо говорила:

- Ничего, мелочь. Главное - переехали.

- Переехали! - с радостью подхватывал Казик и прислушивался к своему голосу. Ему казалось, что голос его звучит здесь как-то по особенному красиво и звонко.

Лицо Казика лучилось, озорно блестели глаза, капельки веснушек звездочками сияли на носу. Шустрый, подвижной, он был как заведенный: вертелся и носился по комнатам, подпрыгивал, пытаясь достать до потолка. В который раз выбегал на балкон, чтобы посмотреть, что происходит внизу, как выглядят люди, автомашины, улица с высоты их последнего, седьмого, этажа. Он считал, что им неслыханно повезло.

- Ух, как здорово! - восторгался Казик. - Высотища какая! Под самые облака! Как хорошо, что никто над нами не живет! Все небо - наше!

Мать радовалась не меньше сына. Присев на диван, она медленно осмотрела весь свой нехитрый скарб, от которого в прежней квартире, казалось, и повернуться негде было, и вздохнула:

- Что ни говори, а мебель придется менять. Так что, отец, готовь деньги.

И действительно, на фоне матово-сизых стен, ослепительно-белых оконных рам и подоконников, зеркального пола их старая мебель выглядела убогой и бедной. Даже купленный недавно сервант не смотрелся, выпирал и лез в глаза. А про обтрепанные стулья и тяжеленный дубовый стол овальной старомодной формы с витыми выгнутыми ногами и вообще говорить не приходилось. Мама была права: сюда так и просилось все новое - свежее и чистое, светлое и красивое, как и сама квартира.

- Конечно, - согласился папа. - Но не все сразу. Приобретем и гарнитур, и холодильник, и торшер купим. И к "Амбассадору" твоему разные причиндалы... Правильно я говорю, Казик?

Папа остановился посреди комнаты, коренастый, сильный, с такой же симпатичной ямочкой на подбородке, как и у сына, и хитровато поглядывал на маму. Та в ответ улыбнулась:

- С фотолабораторией подождете.

- Можно и подождать, - поддержал ее папа. - Казик парень уже взрослый, понимает, что и Москва не сразу строилась. - И пошутил: - Вот только с чубом никак не сладит: торчит, как у ежа! Ты мылом попробуй. А затем расческой пригладь.

Папа снова начал расхаживать по комнате, вымерять, где что разместить.

- Диван как раз станет напротив окна. Смотри, и проход в боковушку остается. Ну-ка, сынок, помоги!

Вдвоем они легко переставили диван, приставили вплотную к стене.

- Смотрите осторожней, - предупреждала их мама, - а то еще мне пол испортите.

Где-то в середине дня, когда, в основном, в квартире уже был наведен порядок и папа начал собираться на завод, Казик спохватился:

- А мне ведь в школу надо было!

Мама взглянула на пузатые часики, временно стоящие на сундучке, и покачала головой:

- Какая там уже школа, сынок. Половина второго...

- Ничего, Алису Николаевну еще успею застать, - настаивал Казик.

Как же иначе: назавтра у них намечена прогулка на Комсомольское озеро, а он за нее в отряде ответственный. Надо узнать у вожатой, не отменили ли по какой-либо причине это мероприятие.

Да и вообще, если не в школу, то к Шурке надо забежать обязательно.

И только теперь Казик вспомнил об Агее Михайловиче. Он стал рассказывать отцу об уроке, на котором учитель пообещал показать им самую древнюю счетную машину. Это же как раз сегодня и должен был Агей Михайлович принести ее.

- А ты, папа, видел такую машину?

- Как тебе сказать, - загадочно улыбнулся отец, отрезая ножом толстую краюху хлеба и накладывая на нее кружочки колбасы. - Такая счетная машина и у тебя есть.

- Что? - подался вперед Казик. - И у меня-а? - Ему показалось, что отец пошутил. - Где же она у меня? Где?.. Покажи!..

Отец очень спешил, чтобы не опоздать на работу. Уже на ходу, заталкивая в карман пакет с едой, он вытянул перед собой свободную руку с растопыренными пальцами и сказал:

- Вот она, первая счетная машина человека. Самая древняя.

- Рука? - с удивлением переспросил Казик.

- Да, сынок! Обыкновенная рука с пятью пальцами. Мы с тобой еще поговорим об этом. - И он помахал на прощание Казику и маме. Уже открыв дверь, приостановился и, прежде чем выйти, сказал: - Вернусь как обычно, так что не ждите, ложитесь спать.

До Казика не дошел смысл последних слов отца. Он стоял у стены, взволнованный только что услышанным, и с удивлением разглядывал свои пальцы.

- Рука... Пальцы... Руки... - бормотал он. - И правда, не их ли имел в виду Агей Михайлович?

Вскоре, наспех пообедав, Казик выскользнул за двери.

- Смотри долго не задерживайся! - бросила вдогонку мама.

"И здесь дисциплина! - невольно отметил Казик. - Посмотрим... А сейчас - быстрее к Шурке! Он наверняка знает, и о чем говорил Агей Михайлович на уроке, и о завтрашней прогулке".

Да и про квартиру, про свое седьмое небо хотелось как можно скорей рассказать другу. Пусть знает, какой у него сегодня счастливый день!

Чем ниже спускался Казик со своего этажа, тем чаще ему приходилось замедлять шаги, приостанавливаться и даже по нескольку минут стоять на лестничных площадках, давая возможность пройти тем, кто с разными домашними вещами поднимался навстречу.

Новоселы, сгибаясь, несли на спинах матрасы, тащили узлы с бельем и одеждой, осторожно ступая, несли, держа перед собой, коробки с посудой. Люди не чувствовали усталости: только бы поскорее к дверям новой квартиры! Где воздух и свет, простор и уют... Лица их светились радостью, такой близкой и понятной Казику.

И только какой-то очень важный с виду толстяк сердито командовал носильщиками, которые тащили на плечах причудливый трехстворчатый шифоньер, и недовольно бурчал:

- А почему это лифт не работает? Что мы - лошади? Где начальство?

- Здравствуйте! - поздоровался Казик с сердитым новоселом, как и с каждым, кто шел ему навстречу или кого он обгонял. И объяснил: - Умышленно не включили, чтобы не перегружали, не сожгли ненароком мотор.

- Я не у вас спрашиваю, молодой человек!

- Салют! - взял под козырек Казик и ловко нырнул под шифоньер, протискиваясь вниз.

- Уши надрать надо! - понеслось ему вдогонку, и сразу же послышалось испуганное: - Осторожней, ребята! Гарнитур импортный! Полировку обдерете пиши пропало!.. Ни за какие деньги не реставрируешь.

- Здравствуйте!.. Здравствуйте!.. - здоровался Казик этажом ниже.

Он приветливо улыбался незнакомым мальчишкам, новым соседям, будущим друзьям. Он, как и отец, не любил ни с кем ссориться. Да и как можно ссориться, недовольно бурчать в такой день! Потому и не придал значения неуместному поведению того сердитого, важного с виду новосела, который так рьяно руководил подъемом своего импортного шифоньера.

Казик спускался все ниже и ниже...

"Гу-гу-у!.." - полнилась лестничная клетка над головой разными звуками.

Слышался топот ног, шарканье, звяканье банок, ведер...

Назад Дальше