Бедные насекомые безуспешно пытались вырваться из вязкого плена, не понимая того, что, быть может, судьба уготовила им завидное, вечное сохранение, лишенное всесокрушающего тлена. В размашистых ветвях кедров и скорбно поникших грузных лапах пихт путались голубовато-розовые испарения.
Павлу я поручил пригнать к лагерю лошадей. Они уже хорошо отдохнули, даже растолстели от ячменя и овса.
До места, где мы наметили разбить первый лагерь, было километров двадцать. Нужно поторапливаться, чтобы сумерки не застигли в пути.
Все смотрели, как будет вьючить свою лошадь начальник. А я, признаться по совести, даже понятия не имел, с какой стороны подступиться к ней. Поэтому искоса поглядывал на Рыжова, стараясь во всем подражать ему. Однако бывалый полевик Евгений Сергеевич почему-то не торопился. Он исподлобья смотрел то на груду пузатых вьючных сум, то на конюха Павла, который безразлично сидел у тлеющего костра, то на Повеликина, с важной суетливостью бегающего среди табуна. По всему было видно, что "доподлинный таежник", заявивший мне в Красноярске, будто он умеет обращаться с лошадьми не хуже, чем с арифмометром, тоже, как и я, не знал, как нужно вьючить лошадей. Но старый хитрец-притворщик не хотел признаваться в своей беспомощности. Заметив, что я растерялся, он решил совсем доконать меня вежливыми, подковыристыми вопросами:
- Виктор Иванович, как вы советуете, с каких коней лучше начинать погрузочные операции: с кобыл или с жеребцов? Что сперва подкладывать под вьючные седла - чистую марлю, мягкую мешковину или сразу же войлок? Впрочем, он слишком толст, коряв, дерябанье спины может произвести. Как прикажете поступить с сухарями: рассортировать по разным вьюкам или же сосредоточить в одном?
Я отвечал Николаю Панкратовичу не очень-то внятно и убедительно, потому показная суета бухгалтера выглядела куда внушительнее, чем мои сбивчивые советы. Старик играючи, словно тяжелоатлет, ворочал увесистыми сумами; громыхал, как барабанщик, ведрами и кастрюлями; властно покрикивал на Сашку, который не пытался увиливать от работы, а просто не знал, что и как делать, но лошади, несмотря на шумливые хлопоты Повеликина, по-прежнему стояли без седел.
Рыжов гневно косился на меня, и на его худых бледных скулах вздувались тугие, багровые желваки.
- С такой мышиной возней мы до морковкиных именин не тронемся с места, - сердито сказал он.
- А что вы конкретно предлагаете? - спросил я умоляющим тоном, дипломатично признаваясь в своей беспомощности.
- Если не можете отличить уздечку от шлеи, дайте в мое распоряжение всех людей, и караван через полчаса будет готов...
Я был поражен такой бесцеремонностью и грубостью. Однако коллектор все же был прав, хотя мог бы сказать то же самое, но не при всех, а наедине, деликатно отозвав меня в сторону.
- Что ж, Евгений Сергеевич, действуйте и руководите. На вас вся надежда. А мы помогать будем, - ответил я.
- Прежде всего необходимо разделить весь груз на двенадцать равных частей, - сказал коллектор. - Пусть Николай Панкратович взвесит содержимое каждой сумы, чтоб не перекашивались они в походе. Я, к сожалению, не могу поднимать тяжести из-за этого проклятого радикулита.
Но несмотря на предупреждение, Рыжов рьяно принялся таскать сумы и вовсе не считался с тем, какой груз ему подвертывался. Побагровев от боли, он с кряхтением подкидывал тяжелые вьюки на железные перекладины седел и все успевал подмечать хмурыми, зоркими глазами.
- Эй, кто там сунул в соль немытые консервные банки? - закричал он вдруг.
- Я, - сознался Николай Панкратович.
- Оно и видно, что "я" - последняя буква в алфавите, - съязвил Рыжов. - Шевелить мозгами надо. Теперь соль керосином или дегтем вонять будет.
Внимательнее ко всему относитесь, а не через пень-колоду! Для себя же стараетесь.
Бухгалтер ответил ему злым и в то же время виноватым взглядом.
Дело заспорилось. Евгений Сергеевич делал четкие, ясные распоряжения, бросал совершенно правильные замечания, но каким-то резким, раздраженным тоном.
Обливаясь потом от жаркого солнца и тяжелого груза, все дружно носили к лошадям переметные сумы. Не сговариваясь, разбившись попарно, мы туго затягивали вьюки ремнями и веревками. Животные, уже привыкшие к вольным гулянкам по лугам, стояли беспокойно, то и дело сбивая седла. Самодельные лоскутные сумы - эти "рахитичные огурчики" и "капустные кочаны", сшитые не очень прочными нитками, - лопались. Все чертыхались не хуже главного распорядителя-караванщика Рыжова.
Один лишь Курдюков стоял с невозмутимым философским спокойствием. Развернув топографическую карту, он глубокомысленно, уже в который раз, изучал трассу для каравана.
- Задумался, как профессор на кафедре, забывший собственную лекцию. И очки на нос напялил! - выпалил коллектор.
Все засмеялись, но прораб-геолог сделал вид, что это замечание к нему не относится. Ни один мускул не дрогнул на его круглом лице. Он по-прежнему продолжал шуршать картой, прикладывать к ней циркуль, как будто намечал самый главный рубеж для прорыва преград тайги.
- Вы что, каникулы себе устроили? - спросил я, удивленный столь необычным поведением своего помощника. В Ленинграде, когда мы готовились к экспедиции, у него, бывало, все кипело в руках - сам делал, без указаний и намеков.
Курдюков повертел картой, аккуратно сложил ее гармошкой, спрятал в полевую сумку, протер чистым носовым платком очки и улыбнулся с неизменным добродушием.
- Виктор, - прошептал он. - Можно поговорить откровенно?
- Ну что там у тебя?
- Нет, нет, только не здесь. Давай лучше отойдем подальше от этого психа, - он пренебрежительно кивнул на Рыжова.
Когда мы скрылись за деревьями, Курдюков панибратски начал:
- Виктор, я хочу тебя по-дружески предупредить - не либеральничай с временными рабочими и коллекторами. Начальнику отряда не обязательно возиться с грязными мешками, с вонючими седлами. На то подсобники наняты. Прикажи - и пусть выполняют. Каждый сверчок должен знать свой шесток. С первых шагов приучай людей к дисциплине и порядку. Их взяли, чтобы обслуживать нас, геологов, а не наоборот. Именно за это им платят деньги. Иначе эта бесцеремонная публика сразу же сядет на твою шею. Начальник есть начальник, а в тайге - тем более...
Я был ошеломлен рассуждениями своего ближайшего помощника. Еле сдерживаясь, чтобы не вспылить, я с подчеркнутой вежливостью поблагодарил:
- Большое спасибо, Анатолий Юрьевич, за товарищеские советы. Надеюсь, что теперь, после откровенной беседы, мне не придется персонально приглашать вас к работе, которую мы обязаны делать все вместе, невзирая на служебные ранги и высшее образование. А именно: вьючить лошадей, вести их при переходах, ставить палатки, заготовлять для костров дрова и так далее в том же духе...
- Это что, официальный приказ?
- Да, если хотите, устный приказ начальника геологического отряда.
- Не ожидал, Виктор Иванович, от вас такого пренебрежительного отношения ко мне.
Курдюков обиженно, понуро побрел к каравану и с подчеркнутым старанием стал помогать затягивать веревками груз на седлах.
- Давно бы так, - буркнул Рыжов.
Все стали работать бойчее. И все же простая вьючка лошадей продолжалась слишком долго - не меньше двух часов. Мешки с сухарями пришлось привязать поверх сум, а к ним еще приторачивать всякую посуду. Вьюки получились неуклюжими и громоздкими.
И вот наконец наш караван тронулся в путь. Впереди бежала Найда, задрав хвост дугой, навострив уши.