Когда мы вернулись в контору, Уокер спросил:
– У вас там внизу очень много золота. Но где вы его берете?
Аристид пожал плечами.
– Я покупаю золото, и я продаю золото. Обе операции приносят мне выгоду. Покупаю, где могу, продаю, когда могу. В Танжере такие сделки не преследуются законом.
– Но оно должно откуда-то поступать, – настаивал Уокер. – Я имею в виду вот что: какой-то пират, вернее, какой-то контрабандист пришел к вам с полтонной золота. И вы бы его купили?
– Если подойдет цена, – мгновенно ответил Аристид.
– Не выясняя, откуда оно?
Легкая усмешка появилась в глазах Аристида.
– Нет ничего более анонимного, чем золото, – сказал он. – У золота нет хозяина. Оно временно принадлежит тому, кто дотрагивается до него. Да, я купил бы это золото.
– Даже тогда, когда свободный рынок закроется?
Аристид только пожал плечами и улыбнулся.
– А вот представьте себе, – продолжал Уокер с глупой и бессмысленной настойчивостью, – к вам должна поступить большая партия золота, прибывающая в Танжер…
– Я продам вам золото, как только вы пожелаете, мистер Уокер, – сказал Аристид, усаживаясь за свой письменный стол. – Полагаю, вам понадобится счет в банке, раз вы собираетесь жить в Танжере.
Перед нами снова был деловой человек. Уокер бросил взгляд на меня, затем сказал:
– Ну я не знаю. Пока я совершаю круиз вместе с Халом, обо всех моих нуждах заботится мой верный друг – аккредитив из Южной Африки. Я уже сорвал немалый куш в одном из здешних банков – ведь не мог я рассчитывать, что фортуна пошлет мне столь благосклонного банкира. – Уокер не поскупился на широкую улыбку. – Мы здесь проездом, – продолжал он, – отплываем через пару недель, но я вернусь, да, я вернусь. Когда мы возвращаемся, Хал?
– Мы направляемся в Испанию и Италию, потом – в Грецию. Вряд ли нас занесет в такую даль, как Турция или Ливан, хотя все может быть. Я бы сказал, что мы вернемся сюда через три или четыре месяца.
– Вот тогда-то я и поселюсь в своем доме основательно. Каза Сета! – произнес Уокер мечтательно. – Звучит превосходно!
Мы распрощались с Аристидом, а как только вышли на улицу, я в ярости накинулся на Уокера.
– Что заставило тебя натворить столько глупостей?
– Каких? – невинно спросил Уокер.
– Ты отлично знаешь, о чем я говорю. Мы договорились не болтать о золоте.
– Должны же мы хоть иногда поговорить о нем, – возразил Уокер. – Как мы сможем продать золото, ни слова не говоря о нем? Я даже подумал, что нам повезло: мы сумели выяснить, как относится Аристид к золоту из неизвестного источника. Считаю, я неплохо справился с этим.
Пришлось его еще и похвалить, но все-таки я счел нужным сказать:
– Знаешь, ты бы поменьше валял дурака. Меня чуть удар не хватил, когда ты начал морочить голову Аристиду привидениями. На карту поставлены важные дела, а ты, видите ли, развлекаешься.
– Знаю, – сказал он рассудительно. – Я понял это, когда мы находились в сейфе-хранилище. Я успел забыть, как выглядит золото и что при этом испытываешь.
Значит, и его задело за живое. Я успокоился и сказал:
– Ладно уж, но не забудь. И, Бога ради, не валяй дурака в присутствии Курце. Мне и так трудно сохранять мир, хотя бы такой, какой есть.
* * *
Когда мы встретились с Курце за ленчем, я сообщил:
– Сегодня утром мы видели чертовски много золота.
Он выпрямился.
– Где?
– У Аристида, в очень большом банковском сейфе, – ответил Уокер.
– Я полагаю… – начал заводиться Курце.
– Ничего не случилось, – сказал я, – все прошло очень спокойно. Мы посмотрели разные слитки золота. Существует два стандартных размера, которые с готовностью принимают здесь в Танжере: один весом в четыреста унций, второй – в один килограмм.
Курце нахмурился, и я поспешил объяснить:
– Это приблизительно два фунта с четвертью.
Он что-то буркнул и глотнул виски.
– Мы с Уокером обсудили все и пришли к заключению, что Аристид купит золото даже после того, как золотой рынок здесь прикроют, но, возможно, нам придется заранее обратиться к нему, чтобы он успел сделать необходимые приготовления.
– А я думаю, что нам следует заняться этим немедленно, – заявил Уокер.
Я покачал головой.
– Нет! Аристид – друг Меткафа. Это все равно что тигра приглашать на обед. Мы не должны вступать в переговоры до тех пор, пока не вернемся, а тогда уж придется рискнуть.
Уокер промолчал, поэтому я продолжил:
– Загвоздка вот в чем: вряд ли Аристид с радостью примет четырехтонную глыбу золота к себе в банк, поэтому нам все равно нужно будет переплавлять киль в слитки. Наверняка Аристиду придется как-то мухлевать с банковскими счетами, чтобы отчитаться за дополнительные четыре тонны, но тогда знать об этом он должен до того, как закроется рынок, следовательно, мы должны вернуться до девятнадцатого апреля.
– Не так много времени, – проворчал Курце.
– Я уже определил возможные сроки для каждого этапа операции, у нас в запасе остается месяц. Но возможны всякие непредвиденные обстоятельства, и нам этот месяц может понадобиться. Сейчас меня волнует совсем другое.
– Что именно?
– А вот что. Когда – и если – мы привезем сюда золото и начнем переплавлять его, то получим большое количество слитков, которые будут валяться у всех на виду. Не хочется сбывать их Аристиду маленькими партиями – это плохая политика, слишком велика опасность вмешательства посторонних лиц. Лучше переправить все золото разом, произвести с ним расчеты по всем правилам через швейцарский банк и удалиться со спокойной душой. Но вот тогда и получается, что вся Каза Сета будет завалена грудами золотых слитков, а это никуда не годится.
Я вздохнул.
– Где же нам хранить эти проклятые штуковины? Складывать в жилой комнате? И сколько этих чертовых слитков туда войдет? – добавил я с раздражением.
Уокер взглянул на Курце:
– Ты говорил, что там около четырех тонн, не так ли?
– Да, – ответил Курце, – но подсчет приблизительный.
Я спросил Курце:
– Ты же на своей работе имел дело с переплавкой золота в слитки. Вспомни, насколько точен тот подсчет?
Он задумался, мысленно вернувшись к событиям пятнадцатилетней давности, сравнивая то, что видел тогда, с тем, что узнал позже. Человеческий мозг – удивительное устройство. Наконец медленно произнес:
– Думаю, подсчет точный, очень точный.
– Ладно, – сказал я. – Значит, четыре тонны. Это составляет, девять тысяч фунтов. Точно, как в аптеке. В фунте шестнадцать унций и…
– Нет, – неожиданно вмешался Курце. – Золото измеряют в монетных унциях. В английском фунте 14,58333 в периоде монетных унций.
Он так уверенно оперировал этими цифрами, что я понял – он знает, о чем говорит. К тому же – ведь это его профессия.
– Давай не усложнять, – предложил я, – пусть будет четырнадцать с половиной унций на фунт. Вполне достаточно.
Я начал подсчитывать, делая массу ошибок, хотя скорее всего расчет был совсем простой. Математика в моем проектном деле не вызывает такого эмоционального подъема.
Наконец я получил результат.
– На большую точность я не способен, но если округлить, то выходит, что мы получим около трехсот тридцати слитков по четыреста унций в каждом.
– А сколько получится, если умножить количество слитков на пять тысяч фунтов стерлингов? – спросил Уокер.
Я снова стал марать бумагу и с изумлением уставился на результат моих усилий. В первый раз я представил все это в виде денег. До этого времени я был слишком занят организационными вопросами, а четыре тонны золота и без того казались мне достаточно кругленькой суммой, чтобы не забыть о ней.