Прекрасная Адыгене - Солоухин Владимир Алексеевич 17 стр.


Но некоторое чувство мне говорит, что, может быть, вовсе, если бы и поднесли к самым губам, я не стал бы сейчас пить пива, ни одного глотка. Пить хочется, это правда. Но я обсох наконец. Струи пота не щекочут лба и щек. Я иду легко. Сердце работает без нагрузки. Только вот ноги немного вихляются. Явственно чувствуется, что если бы я выпил сейчас бутылку пива, то снова сразу же бросило бы меня в противный пот, а в груди потяжелело бы, словно вместо сердца положили туда холодный липкий речной булыжник.

Учебник говорит: «Альпинист теряет много влаги, потребность организма во влаге зависит от высоты, сухости воздуха, сложности пути, нагрузки, выносливости и тренированности альпиниста; обычно она колеблется от двух до трех литров в сутки, а с высотой возрастает. Основное количество влаги организм должен получать во время утреннего и вечернего приема пищи на бивуаках. Беспорядочный прием влаги в продолжение ходового дня недопустим: это не утоляет жажды, вредно действует на сердце, повышает потоотделение и приводит к вымыванию с потом солей из организма. Днем во время большого привала пить можно».

«Во время большого привала пить можно». Скоро будет такой привал. Даже и не привал, а ночлег. Мимо наших палаток течет ручей. Это не ледниковая вода, которая тоже по-своему сладка и холодна, но все же пустовата, бессола и пахнет только снегом и льдом. Этот ручей – родник. Он вытекает из земли невдалеке от нашего лагеря.

От места рождения до палаток он пробегает по земле каких-нибудь четыреста метров.

Из многих кружек, чисто вымытых дежурными и лежащих под деревом, я выбираю большую фарфоровую чашку, случайно попавшую в компанию алюминиевой и эмалированной походной посуды. Ополаскиваю ее в струе ручья и с краями наполняю водой. Одна черненькая точечка крутится около белого дна в еще не успокоившейся воде.

Может быть, это попала песчинка, может быть, другая какая-нибудь соринка. Я черпаю снова, и теперь вода от края чашки до дна абсолютна чиста. Я отхожу от ручья и сажусь под деревом на плоский удобный камень. Теперь ничто в мире не помешает мне выпить эту чашку самого вкусного, самого сладкого, какой только может быть на земле, напитка – фарфоровую чашку холодной родниковой воды, зачерпнутую мной в ручье, светло и весело бегущем мимо нашего бивуака в тени арчовых кустов по серым камням в травянистых бережках под чистым – сегодня – солнечным небом.

…Когда в Москве шли разговоры о восхождении на вершину, имелась в виду просто вершина, еще неизвестно какая – какой высоты и какой трудности. Может быть, Александр Александрович имел в виду нечто определенное, знакомое ему, а может быть, и он не сразу принял решение.

Не могу вспомнить, при каких обстоятельствах было произнесено впервые слово Адыгене, но постепенно это слово стало повторяться все чаще и чаще. Так на фронте в минувшую войну возникало новое направление. Никому не известный ранее городок или пусть хоть и крупный город, но все же не участвовавший в солдатских разговорах, приказах и сводках, вдруг становился как бы главным на всем земном шаре. Все, от маршала до солдата, знали, что этот город придется брать, что не обойти его, не объехать, что он становится судьбой, и действительно становился потом судьбой для сотен и тысяч человек.

Кажется, это было так. Мы с Александром Александровичем шли по территории лагеря, намереваясь поговорить с начальником о возможности истопить финскую баню. Около палатки начспаса (начальника спасательной службы) мы остановились, и начспас, опытный альпинист, вынужденный (впрочем, может быть, не без удовольствия) сидеть в лагере, мужчина лет сорока – сорока трех, с небольшими голубыми глазками на красном лице, спросил у Александра Александровича, куда он намерен повести свою группу.

– Думаем сделать Адыгене.

– А чего не Электро? Проще же.

– Именно потому, что проще. И потом, что это за название для первой в жизни вершины? Адыгене звучит лучше. Ребята, да вот, возможно, и Владимир Алексеевич, будут делать первое восхождение. Пусть будет Адыгене.

Сейчас мне странно думать, что было время, когда я не сразу запомнил это слово и даже записал, чтобы не забыть и чтобы при случае произнести правильно. Это слово ничего не говорило мне. Я скорее стал наводить справки. Первые сведения, я почерпнул в одном научном труде, касающемся Киргизского хребта. «…С продвижением на юг высоты хребтов возрастают. Гребни становятся круче и скалистее. Реки глубже врезаются в склоны хребтов, расчленяя их на многочисленные и различные по величине и форме массивы. Особенно сильно расчленен мощный Алаарчинский отрог. Его наивысшая точка (пик Семенова-Тянь-Шанского, 4875 м) является одновременно высшей точкой всего Киргизского хребта. Наиболее высокая вершина Джаламышского отрога – пик Адыгене – достигает высоты 4404 м. Все остальные вершины верхней части бассейна имеют высоту не менее 4100 – 4200 м над уровнем моря. Весь этот район представляет из себя мощный горный узел с богатым оледенением».

Нетрудно догадаться, что из всей этой характеристики мне в первую очередь запомнилась высота избранной вершины – 4404 метра, и я стал сравнивать ее, пользуясь справочником, с другими вершинами. Я понимал, что для первого восхождения не могла быть выбрана очень высокая гора, какой-нибудь там семитысячник, доступный только перворазрядникам и мастерам. Но все же и четыре тысячи четыреста да еще и четыре метра занимали в горной шкале не последнее место. С определенным злорадством я читал, что высшая точка Пиренеев – Пикоде-Ането – 3404 метра, главная вершина Татр – пик Герлаховского – 2655 метров, что наиболее красивой и популярной вершиной Швейцарских Альп считается пирамида Маттерхорна – 4477 метров и что сам знаменитый Монблан выше Адыгене всего лишь на 406 метров.

Попадалась на глаза разная горная мелочь: Апеннины – 2914 (Гран-Сассо), Карпаты – 2543, Родопы – 2191, Балканские горы – 2376, Саянские горы – 3491 метр… Правда, Алтай своей высшей точкой превышает Адыгене, но всего лишь на сто два метра. Да что говорить! Ведь и Казбек не так уж далеко ушел от нашей избранницы: пять тысяч ноль тридцать три.

В лагерном клубе, там, где висят фотографии высочайших горных вершин Советского Союза, а также разные поучительные плакаты, вроде: «Переползание ненадежного снежного моста через ледяную трещину», «Узлы для связывания веревок», «Самозадержание на льду», «Оказание первой помощи», «Транспортировка пострадавшего в носилках-корзине и в носилках методом волочения», – я обнаружил картину-схему, выполненную в синевато-белых и коричневых тонах. Картина изображала Адыгене, подступы к ней и жирный пунктир наиболее удобного маршрута восхождения. Саму белоснежную вершину художник расположил в левой верхней части картона. Вправо к середине картона спускался от вершины крутой снежный склон, из которого в двух метрах вылезали наружу острые скалы. Спустившись достаточно низко, склон образовывал седловину и начинал опять подниматься. К этой-то седловине и вел снизу вертикальный черный пунктир, который затем поворачивал налево и устремлялся вверх по снежному склону, прокарабкиваясь по первому скальному выходу и огибая второй. На вершине, как полагается, рдел красный флажок. Я побежал за тетрадкой и добросовестно переписал в нее объяснительный текст.

«ВЕРШИНА АДЫГЕНЕ (4404 МЕТРА)

Местоположение.

Вершина Адыгене расположена на гребне Джаламышского отрога, протянувшегося с севера на юг и с востока на запад. От вершины отходят небольшие отроги. На северном склоне лежит крутой ледник.

Назад Дальше