— А ты откуда знаешь? — снова задал вопрос рыжий. — Ты что, там был?
Толпа заржала.
— Правильно, Симон! — раздались голоса. — Так его! Пусть не врет, чего не знает!
От громкого смеха, улюлюканья и насмешек кровь бросилась Курочкину в голову.
— Ясно, был! — закричал он, стараясь перекрыть шум. — Если бы не был, не рассказывал бы!
— Ша! — Старый еврей поднял руку, и гогот постепенно стих. — Значит, ты там был?
— Был, — подтвердил Курочкин.
— И знаешь, как болезни лечат?
— Знаю.
— Рабби! — обратился тот к скамье старейшин. Этот человек был в раю и знает, как лечить все болезни. Так почему бы ему не вылечить дочь нашего уважаемого Иаира, которая уже семь дней при смерти?
Седой патриарх, восседавший на самом почетном месте, кивнул головой:
— Да будет так!
— Ну, это уже хамство! — возмутился Курочкин. — Нельзя каждое слово так буквально понимать, я же не врач, в конце концов!
— Обманщик! Проходимец! Никакой он не пророк! Побить его камнями! — раздались голоса.
Дело принимало скверный оборот.
— Ладно, — сказал Курочкин, вскидывая на плечо сумку. — Я попробую, но в случае чего, вы все свидетели, что меня к этому принудили.
В доме старого Иаира царила скорбь. Двери на улицу были распахнуты настежь, а сам хозяин в разодранной одежде, раскачиваясь, сидел на полу. Голова его была обильно посыпана пеплом. В углу голосили женщины.
Рыжий Симон втолкнул Курочкина в комнату. Остальные толпились на улице, не решаясь войти.
— Вот, привел целителя! Где твоя дочь?
— Умерла моя дочь, мое солнышко! — запричитал Иаир. — Час назад отдала Ягве душу! — Он зачерпнул из кастрюли новую горсть пепла.
— Неважно! — сказал Симон. — Этот пророк может воскрешать мертвых. Где она лежит?
— Там! — Иаир указал рукой на закрытую дверь. — Там лежит моя голубка, моя бесценная Рахиль!
— Иди! — Симон дал Курочкину легкий подзатыльник, отчего тот влетел в соседнюю комнату. — Иди, и только попробуй не воскресить!
Курочкин прикрыл за собой дверь и в отчаянии опустился на низкую скамеечку возле кровати. Он с детства боялся мертвецов и сейчас не мог заставить себя поднять глаза, устремленные в пол.
Симон сквозь щелку наблюдал за ним.
«Кажется, влип! — подумал Курочкин. — Влип ни за грош! Дернула же меня нелегкая!»
Прошло минут пять. Толпа на улице начала проявлять нетерпение.
— Ну что там?! — кричали жаждавшие чудес. — Скоро он кончит?!
— Сидит! — вел репортаж Симон. — Сидит и думает.
— Чего еще думать?! Выволакивай его сюда, побьем камнями! — предложил кто-то.
Курочкин почувствовал приближение смертного часа. Нужно было что-то предпринять, чтобы хоть немного отдалить страшный миг расплаты.
— Эх, была не была! — Он закурил и дрожащей рукой откинул простыню, прикрывавшую тело на кровати.
— Ой! — вскрикнул Симон, увидевший голубой огонек газовой зажигалки. — Дух святой! Дух святой, прямо к нему в руки, я сам видел!
Толпа благоговейно затихла.
Лежавшая на кровати девушка была очень хороша собой. Если бы не восковая бледность и сведенные в предсмертной судороге руки, ее можно было принять за спящую.
Курочкину даже показалось, что веки покойницы слегка дрогнули, когда он нечаянно коснулся ее груди кончиком сигареты.
Внезапно его осенило…
x x x
Когда спустя несколько минут Курочкин вышел из комнаты, где лежала Рахиль, у него был совершенно измученный вид. Рукой, все еще сжимавшей пустую ампулу, он отирал холодный пот со лба.
— Будет жить! — сказал он, в изнеможении опускаясь на пол. — Уже открыла глаза!
— Врешь! — Симон заглянул в комнату и повалился в ноги Курочкину: — Рабби!! Прости мне мое неверие'
— Бог простит' — усмехнулся Курочкин. Он уже начал осваивать новый лексикон.
Субботний ужин в доме Иаира остался в памяти Курочкина приятным, хотя и весьма смутным воспоминанием. Счастливый хозяин не жалел ни вина, ни яств.
По случаю торжества жена Иаира вынула из заветного сундука серебряные подсвечники.
Курочкин возлежал на почетном месте, с лихвой компенсируя вынужденный пост. Правда, от ночи, проведенной на берегу, у него разыгрался радикулит, а непривычка есть лежа вынуждала приподниматься, глотая каждый кусок. От такой гимнастики поясница болела еще больше.
Воздав должное кулинарному искусству хозяйки и тивериадскому вину, Курочкин отвалился от стола и блаженно улыбнулся. Его потянуло проповедовать. Все присутствующие только этого и ждали.
Начав с чудес науки, он, незаметно для себя, перешел к антивоенной пропаганде. При этом он так увлекся описанием мощи термоядерного оружия и грозящих бед от развязывания атомной войны, что у потрясенных слушателей появились слезы на глазах.
— Скажи, — спросил дрожащим голосом Иаир, неужели Ягве даст уничтожить все сущее на земле? ' Как же спастись?!
— Не бойся, старик! — успокоил его уже совершенно пьяный Курочкин. — Выполняй, что я говорю, и будет полный порядок!
Все хором начали уговаривать проповедника навсегда остаться в Капернауме, но тот настойчиво твердил, что утром должен отправиться в Ерушалаим, потому что, как он выразился, «Христос не может ждать».
Утром Иоанн с Иаковом разбудили Курочкина, но тот долго не мог понять, чего от него хотят.
— Ну вас к бесу! — бормотал он, дрыгая ногой и заворачиваясь с головой в простыню. — Ни в какой институт я не пойду, сегодня выходной.
Верные своему долгу апостолы принуждены были стащить его на пол.
Курочкин был совсем плох. Он морщился, рыгал и поминутно просил пить. Пришлось прибегнуть к испытанному средству, именуемому в просторечии «похмелкой».
Вскоре перед домом Иаира выстроилась целая процессия Во главе ее были сыновья Зеведеевы, Иуда и Фома. Дальше, на подаренном Иаиром осле, восседал Курочкин с неизменной сумкой через плечо. Рядом находился новообращенный Симон, не спускавший восторженных глаз с Учителя. В отдалении толпилось множество любопытных, привлеченных этим великолепным зрелищем.
Уже были сказаны все напутственные слова, и пышный кортеж двинулся по улицам Капернаума, привлекая все больше и больше народа.
x x x
Слава Курочкина распространялась со скоростью пожара. Однако он сам, целиком поглощенный поисками Христа, оставался равнодушным к воздаваемым ему почестям.
«Что ж, — рассуждал он, мерно покачиваясь на осле, — пока пусть будет так. Нужно завоевать доверие этих простых людей. Один проповедник ищет другого, такая ситуация им гораздо более понятна, чем появление пришельца из будущего».
Толпы увечных, хромых и прокаженных выходили на дорогу, чтобы прикоснуться к его одежде.
Тут обнаружились новые свойства великолепного хитона. От трения о шерсть осла нейлоновая ткань приобретала столь мощные электрические заряды, что жаждущие исцеления только морщились и уверяли, что на них нисходит благодать божья.
Вскоре такое повышенное внимание к его особе все же начало тяготить Курочкина. Жадная до сенсаций толпа поминутно требовала чудес. Больше всего ему досаждали напоминания о манне небесной, которой бог некогда обильно снабжал евреев в пустыне. Нарастала опасность голодного бунта. Даже апостолы, и те начали роптать.
В конце концов, пришлось пожертвовать двадцатью динариями, выданными Казановаком на текущие расходы.
Отпущенных денег хватило только на семь хлебов и корзину вяленой рыбы. В одном начальник отдела «Времена и Нравы» оказался прав: финансовая мощь его подопечного далеко не дотягивала до покупки копей царя Соломона.