По тем временам он был главным стратегическим оружием русских. В современных войнах его военное значение было бы невелико, но как вычислить его значение моральное? В августе предпоследнего года, мчась на лендлизовском джипе по Белоруссии, Гайдамака увидел Илью Иваныча на дороге под Могилевом, восседавшим, свесив ноги, на башне трофейного „Королевского Тигра“ в окружении толпы красноармейцев. Ни пройти, ни проехать. Красноармейцы любовно рассматривали Муромца и с восторгом аплодировали каждому его движению. Возможно, они принимали его за популярного киноартиста Жарова. Муромец выглядел очень уставшим, растирал больные ноги оподельдоком и не обращал внимания на восторженных поклонников. Гайдамака хотел незаметно проскочить мимо и медленно съехал с дороги па обочину, но могучий старик все-таки унюхал его (у него на Гайдамаку был особый нюх), поворотил голову, погрозил ему кулаком и произвел громкую автоматную очередь неприличных звуков, напоминавших разрывы картечи, чем вызвал два эффекта: красноармейскую овацию и немецкую авиацию – „Мессершмиты“ не замедлили явиться на эти звуки, и что происходило дальше, Гайдамака не знал, потому что, съехав на обочину, он подорвался па противотанковой мине и разлетелся вместе с джипом на составные части, и ангелу-хранителю пришлось долго его восстанавливать.
– Не обессудь, Сашок, – сказал Гайдамаке Илья Муромец на Лысой горе в тот первомайский день. – Хоть ты мне и брат названый, но княжеский указ вышел, да мне под расписку. Люсьену Михайловну Свердлову, у которой по твоей вине живот уже на седьмом месяце, аборт поздно делать, выдать замуж за слугу твоего, Алексея Поповича, все твои подвиги на него переписать, а тебя лишить богатырского командирского звания и изгнать из Киева богатырским ударом под зад коленом, что и произвести немедленно. Последний раз поручено спросить: женишься или нет на Люське Свердловой?
– Нет! – отвечал Гайдамака.
– Не пойму, почему ты такой упертый? – удивился Илья. – Чем Люсьена тебе не подходит?
– Не распробовал. Я себе невесту еще поищу.
– Трудно тебе жениться, что ли? Не убудет и не отвалится.
– А я в толк не возьму, почему вы из-за бабы на меня взъелись!
– А вспомни, скольких ты девок перепортил!
– Так по их же собственной воле!
Но тут слово взял второй названый брат, Добрыня Никитич:
– Да что с ним говорить! Или пусть женится, кобель, или изгоняем его из тайного общества. Нет?… Значит, альтернативы нет. Отдаем Люсьену за Алеху Поповича, а Гайдамаку из летописи вычеркиваем да с позором изгоняем. Так?
– Так, – неохотно отвечали богатыри.
– А Черчилль? – спросил Гайдамака.
– Черчилль у нас останется. Давай свое последнее желание.
– Чару медовухи в полтора ведра, – заказал Гайдамака.
– Налить! Спой напоследок «Что ты, княже, говорил».
– Давай аккордеон.
Послали за аккордеоном, чарой, медовухой и виночерпием…
Гайдамака глубоко задумался, сидя орлом в гнезде. Какой-то художественный компромат, где он, Гайдамака, главный герой. Он впервые справлял нужду в женском туалете, но никаких фрейдистских комплексов не чувствовал. Ничего, прохладненько. Так бы весь день и сидел здесь, читал эту художественную литературу, не ходил бы ни на какие допросы. А вечером – на футбол.
Такие дела.
Вроде бы полегчало. Гайдамака подтерся компрометирующей бумагой, но воды в бачке едва хватило на один спуск, и бумага не ушла в недра кагэбэшной канализации. Стал мыть руки под тонкой издыхающей струйкой из крана. Совсем плохо с водой в Одессе, даже в КГБ на верхние этажи плохо качает.
Надо же – опять прихватило…
ГЛАВА 11.
Вечерний допрос
«Вам следует подать заявление в полицию, – отвечал Порфирий Петрович, – о том, что, узнав об убийстве, вы просите уведомить следователя, что такие-то вещи принадлежат вам».
Ф. Достоевский. Преступление и наказание
Первый допрос продолжался недолго.
– Я комиссар полиции, – сказал на плохом русском комиссар полиции, но своей фамилии не назвал. – Вы русская? Я немного понимаю по-русски, и у нас есть русский следователь.
«И тут комиссары», – с тоской подумала графиня и ничего не ответила. Ее уже ничего не удивляло.
– Где негр?! – вдруг заорал комиссар полиции. – Пацан где?! Графиня молчала. Комиссар тут же успокоился. Его доброе лицо кого-то ей напоминало.
– Имя? – повторил он по-итальянски.
– Кларетта, – ответила графиня.
– Фамилия?
– Петаччи, – нахально отвечала графиня.
Комиссар отбросил вечное перо и стал читать протокол обыска:
«Во время обыска обнаружены и приобщены к делу следующие химические приборы и реактивы: четыре банки из-под азотной кислоты, два стеклянных градуированных цилиндра, два термометра, три фарфоровые вытяжные чашки, четыре стеклянных колпака, полторы бутылки серной кислоты…»
– Значит, вы начиняли снаряды? – прервал чтение комиссар полиции.
– Ну, – сказала графиня по-русски.
– Чем?
– Говном, – ответила графиня по-русски.
– Как? – не понял комиссар. – А, ну да. Нехорошо-с. Графиня, а позволяете себе осквернять рот.
– Нисколько. Из удобрений можно делать хорошие бомбы. Все идет в ход: навоз, птичий помет, говно всякое. Детонатор, черный порох, пластик – такие бомбы трудно обнаружить.
– Вы пользовались именно этим методом? Но в доме не пахло го… навозом.
– Нет.
– Я спрашиваю: каким пользовались методом? Студень гремучей ртути, пироксилин, бертолетовка, сурьма, нитроглицерин?
– Нет, у меня свой рецепт, – отвечала графиня, поглаживая черную кожу Библии. Она не могла вспомнить, кого напоминает ей этот комиссар.
– Какой же рецепт, позвольте полюбопытствовать?
– Царская водка и белый динамит.
– Тоже плагиат. И тоже опасно. С белым динамитом надо поосторожнее. Может сработать до того как… Но химию вы хорошо знаете. Где и у кого обучались?
– В Смольном институте у Менделеева.
– У самого Дмитрия Иваныча?! – удивился комиссар. – Шутите! Неужто великий химик учил вас делать примитивные бомбы из го… навоза?
– Именно, именно! Он увлекался взрывами и однажды и в шутку, и для лучшего понимания предмета объяснил нам принцип навозной бомбы.
– Гм… Для чего предназначались снаряды? Для кого, то есть?
– Для папы римского.
Графиня опять пошутила, но комиссар от неожиданности прервал допрос и задумался.
– Вы сделали признание, что готовили покушение на папу Карела-Павла Первого? – спросил комиссар. – Или я ослышался? Вы сделали такое признание или пет?
– Я пошутила.
– Но вы сняли квартиру напротив ворот Апостольского дворца и вели наружное наблюдение за папой Карелом-Павлом. Этот Джанни Родари в мусорнике – ваш агент?
– Не знаю такого.
– Он наблюдал из мусорного контейнера йод вашим балконом за выездом папы римского.
– Обычный безработный.
– Он оказался членом компартии.
– Они все безработные.
– А может быть, вашей целью было освобождение политических заключенных во главе с товарищами Грамши и Паль-миро Тольятти? Недавно в их камере обнаружен «Капитал» Карла Маркса с бомбой внутри.
– Не знаю таких.
– Или вы готовили убийство премьер-министра Бенито Муссолини?
– Не исключаю.
– Что еще входило в ваши обязанности?
– Кроме работы со взрывчаткой, я принимала участие в приготовлении свинцовых пуль, которыми были начинены снаряды. Я плавила свинец и отливала из него пули. Потом мне доставили два жестяных цилиндра…
– Что вы еще делали?
– Глыну, – отвечала графиня по-русски.