Тут-то он на меня по совместительству всех собак и навешает. Фиг ему!»
– Перечислить, что ли? – опять с сомнением переспросил майор Нуразбеков, подошел к окну, растворил пошире, высунулся но пояс, задрал голову и внимательно осмотрел палящее и выгоревшее от солнца небо над Одессой. Потом свесился и стал изучать внизу на углу улиц Карла Маркса и Бебеля потных прохожих, которые увязали в расплавленном от августовской жары асфальте.
ГЛАВА 5 Встреча с Дуче, после которой Гамилькар принимает решение убить Муссолини
– Завтра у меня встреча с Муссолини, – как бы между прочим сказал Гамилькар.
Графиня Л. К. засуетилась и послала будущего прадеда африканского Пушкина в Бонцаниго, в аптеку дядюшки Джузеппе Верди, за вином и колбасой.
Встреча Гамилькара с итальянским премьер-министром состоялась в его римской резиденции, в Венецианском дворце. У входа во дворец два охранника с разводящим играли в «морру», выбрасывая пальцы на счет «три». В кабинете Муссолини висели портреты Карла Маркса и его собственный. Бенито Муссолини, бывший репортер какой-то утренней бульварной газетенки, неспешно застегиваясь и надевая на громадную лысину белую фуражку яхтсмена (при военном-то френче!), вышел из-за обширного стола навстречу Гамилькару; любовница премьер-министра Кларетта Петаччи спрыгнула со стола, подтянула чулки, поправила юбку и, виляя бедрами, удалилась в боковую дверь.
Пока они сходились посреди кабинета, Гамилькар никак не мог вспомнить, кого Муссолини ему напоминает. Наконец вспомнил – Муссолини разительно походил на телохранителя Ленина матроса Жириновского, который в Горках возил вождя в каталке по 40-градусному морозу и угощал Гамилькара водкой «из горла», вот только Жириновский был вечно непричесан, а Муссолини – лысый.
Дуче встретил Гамилькара точно посреди кабинета. Правым кулаком, покрытым волосами, он дружески заехал Гамилькару в солнечное сплетение, а левой ладонью похлопал Гамилькара по спине. Муссолини был большим шутником и корчил из себя великого дофениста. Такой вот Я! Недавно на вопрос американского корреспондента Хемингуэя: «О чем вы сегодня будете говорить в парламенте?», Бенито похлопал себя по заднице и ответил: «Сегодня моя zjhopa будет разговаривать со скамейкой». («В переводе это означало, что сегодня он выступать не будет, – объяснил Хемингуэй, – хотя настоящий, уважающий себя дофенист знает цепу крепкого словца и таким весомым классическим непечатным словом, как zjhopa, разбрасываться не станет».)
Гамилькар вспомнил прием у Врангеля и начал с купидонов. Звероферма на севере Офира очень заинтересовала Муссолини, как в свое время Врангеля. Дуче тут же отведал ножку купидона, причмокнул, облизнулся, закатил глаза и не без юмора воскликнул:
– Брависсимо! Это именно то, чего не хватает моему народу и моей славной непобедимой армии.
Муссолини утер рукавом френча жирные губы и принялся расспрашивать: поддается ли мясо купидона длительной консервации? Каковы темпы роста и созревания половозрелой птицы? Что есть купидон в зоологическом смысле – страус, что ли? Как он чувствует себя в макаронах по-итальянски с уксусом и красным вином?… Муссолини со своим внезапным интересом к купидонам теперь стал похож на Хрущева с его кукурузными пожарами – оба были огнеопасны, у обоих было предрасположение к внезапному возгоранию от, казалось бы, негорючих материалов, – и не удивительно, в конце концов, между Хрущевым и Муссолини было много общего – от внешности до характера.
– Эфиоп твою мать! Ты сказал: Офир?! – вдруг дошло до премьер-министра. – Значит, ты не эфиоп, а офирянин? – обрадовался Муссолини, будто не знал этого. – Я рад, что ты не эфиоп. Эфиопия варварская страна, недостойная находиться среди цивилизованных народов.
Он оставил купидонов в покое и потащил Гамилькара к громадной политической карте мира.
– Смотри сюда: вот Италия… – Муссолини обвел жирным указательным пальцем зеленый иберийский сапог и сделал значительное лицо – т. е. скорчил одну из своих знаменитых рож: выгнул толстую нижнюю губу наизнанку и выпучил глаза. – А вот Офир… – Указательный палец переплыл синее Средиземное море и вторгся в Африку. – Где тут Офир… не могу найти… Ладно, предположим, что сейчас Офир находится здесь… – Палец Муссолини оставил отпечаток синей типографской краски на африканском роге. – Я – Бенито, ты – Гамилькар, нам надо объединить наши усилия. – Он многозначительно посмотрел в глаза Гамилькару и нанес ему легкий крюк в челюсть. – Фашизм – это большая семья. В семье все любят и слушаются папу.
Затем Муссолини намекнул, что Гамилькар мог бы при случае – конечно, с помощью дуче – занять место самого офирского Pohouyam'a.
– Место? – переспросил Гамилькар.
– Да. Трон, – уточнил Бенито.
– Стуло, – сказал Гамилькар на суржике.
«Кто он такой, Муссолини? – не понимал Гамилькар. – Настоящий последователь дофенизма или обычный проходимец и маргинал? Клоун или корчит из себя клоуна?»
– Смотри: вот Хартум, – объяснял Муссолини. – В 3650 километрах от истоков почти под прямым углом в Белый Нил вливается с востока из Эфиопии Голубой Нил; его вода более темного цвета, и на протяжении 15 километров можно еще различить неперемешанные воды двух рек. Лишь соединившись, оба притока образуют, наконец, собственно Нил, и их особенности, их мощь создают самую удивительную реку планеты. Голубой Нил можно считать матерью Нила и плодородия в Египте, причиной нильского паводка, тогда как Белый Нил – отец его жизнеспособности, папа, наделяющий выносливостью и равномерностью, которые не дают всем землям на севере погибнуть летом от жажды.
«Великий географ», – подумал Гамилькар.
– Голубой Нил приносит в общий котел Большого Нила 51 400 миллионов кубометров воды, что составляет 57 процентов всего количества воды в Ниле, – прикидывал Муссолини. – Однако Голубой Нил начинает играть главенствующую роль лишь во второй половине года, во время сильнейших ливней в Офире. Исток Голубого Нила – река Атбай из озера Тана. Ниже по течению Нил принимает воды последнего значительного притока – реки Атбара. Она несет огромное количество почвы, смываемой с Офирского нагорья, – еще больше, чем Голубой Нил, – и потому арабы называют ее также Бахр-эль-Асуад, или Черная река. Помнишь – Черная речка, Пушкин, дуэль?
«Пушкинист», – подумал Гамилькар.
Стратегический план Муссолини был прост, как веник: захватить истоки Голубого Нила. Это означало: контроль над Египтом, а значит, контроль над всей Африкой, а значит, контроль над всем миром. Захватить Эфиопию, потом Офир и озеро Тана (об Офире и озере он умолчал, но Гамилькар разбирался в карте) – значит захватить Африку. Подкопать гору и пустить Ак-бару в Индийский океан – вот его стратегический план.
«Пустить Нил в Индийский океан. Захватить Африку, – меланхолично подумал Гамилькар. – Убить Муссолини».
– Что станет с Египтом, если однажды сюда не придет паводок, несущий плодородный ил? – продолжал Муссолини. – Засуха, голодомор. В древней легенде говорилось о том, что паводок зависит от великодушия офирского негуса, которого звали Лаллибелла. Однажды Нил обмелел, послали в Офир патриарха с дарами. Негус принял его и спросил, что ему нужно. Патриарх поведал, что Нил пересыхает и людям от этого большой урон. И тогда негус приказал вновь открыть перегороженную долину, и вода в Ниле поднялась на три локтя и оросила все нивы египетские. Патриарх же вернулся и встречен был с большими почестями.