И с тех пор каждую весну тихая Тисса поперек дунайского брюха становится… Н-да, повезло Дунаю!.. Пожалуй, все-таки надо выпить кофе. Он тоже мозги прочищает. – Уходя на кухню, Шандор покосился на дверь, за которой скрылся Дьюла, зло, словно выругавшись, бросил:– Красный профессор!..
– А ты ворчун, – добродушно проговорила ему вслед Жужанна.
– Мне бы такого ворчуна! – вздохнула Юлия. – Счастливая ты, Жужика! Все у тебя есть: хороший отец, хорошая мать, хорошие братья, дом, диплом преподавателя, жених…
– А у тебя? С Мартоном поссорилась, да?
– Да разве я с кем-нибудь ссорилась?
– Значит, он с тобой поссорился?
– Нет, и он не ссорился, но… Лучше бы он выругал меня, ударил, чем так… Лицом к лицу столкнулся – и ни единого слова не сказал. Даже не рассмотрел как следует.
– Торопыга у нас Мартон. Бежит, спешит, вечно куда-то опаздывает… Дурак, такую девушку не замечает, не чувствует!
– Он не виноват, Жужика. Плохая приманка. – Юлия слабо, невесело улыбнулась. – Девчонкой была никудышной и теперь никудышная.
– Глупенькая! – Жужанна поцеловала подругу. – Ты хорошая. Очень! Выйдешь замуж – перестанешь прибедняться.
– Не выйду. Мартону я не нужна, а мне никто другой не нужен.
– Ах, Юлишка! Почему я не мужчина?!
– Да, плохо быть девушкой… Нет, не вообще девушкой, а вот такой растеряхой, как я. Почему я не огонь? Не ветер? Не цветок?.. Жужика, пойдем со мной в город, поищем Мартона.
– Не могу, Юлишка, жду Арпада. В его жизни произошло что-то чрезвычайное. Утром позвонил, озадачил, встревожил, пообещал приехать днем – и пропал. Пять часов ни слуху ни духу.
– Не беспокойся! Арпад Ковач привык мыслить чрезвычайными категориями. Значит, отказываешься сопровождать меня? Что ж, пойду одна.
– В городе Мартона не ищи. Он на Керепешском кладбище. Цветы возлагает…
– Цветы? Сэрвус, Жужа! – Юлия поцеловала подругу в щеку и убежала.
Дьюла с нетерпением ждал ее ухода. Как только закрылась за ней дверь, он вышел из своей комнаты с ворохом бумаг и стал жечь их в камине.
Жужанна с удивлением смотрела на странную работу брата, но ничего не говорила.
– Почему ты молчишь? – обозлился Дьюла. – Почему не спрашиваешь, что я делаю?
– Нравится молчать, вот я и молчу.
– Нравится? Даже теперь, когда твой брат сжигает мосты между прошлым и настоящим?
– Да, и теперь. Это, очевидно, самое умное, на что я способна в твоем присутствии.
– Жужа, за что ты меня ненавидишь?
– Я тебя ненавижу? Смешно. Я всего лишь зеркало, в котором отражаешься ты. Извини, что я пользуюсь твоим высокопарным слогом.
– Ты хочешь сказать, что не ты, а я тебя ненавижу.
– Я уже это сказала.
Дьюла помолчал, пристально рассматривая на своих длинных тонких пальцах бледные ногти.
– Пожалуй, ты права. Да, ненавижу! А почему? Кто виноват?
– Меня это не интересует.
– А ты заинтересуйся! Твой Арпад во всем виноват.
– Арпад виноват перед тобой лишь в одном: видит тебя насквозь.
– Насквозь? – Дьюла засмеялся, но не добродушно, не снисходительно, а злобно. – Интересно, что же он видит?
– С огнем играешь.
– Ага! Что же я поджигаю?
– Прежде всего – честь Хорватов. В нашей семье до сих пор не было…
– …ни одного отступника от пролетарского дела. Теперь есть, – подхватил Дьюла. Он уничтожающе-презрительным взглядом окинул сестру. – Работники АВХ приказали тебе подготовить меня к переселению в тюрьму? Ладно, не строй из себя оскорбленную невинность! Сознавайся: твой Арпад и ты донесли на меня, да? И какую вам награду обещали за это?
Жужанна не вскочила, не бросилась на брата с кулаками, не завопила. Спокойно, тихо сказала:
– Оказывается, ты еще и мерзавец.
Ее хладнокровие больше, чем слова, взбесило Дьюлу.
– А ты… ты… – закричал он, и его рука взметнулась над головой сестры.
Он бы, вероятно, ударил ее, если бы не появился отец.
Вошел и не торопился встать между сыном и дочерью. Он защитил ее словом. Посоветовал разъяренному Дьюле:
– Вздумаешь обругать мать или сестру – прощайся с языком.
Дьюла опустил руку, побрел к своему креслу у камина, упал на продавленные завизжавшие пружины. Огонь кровавыми бликами отразился на его лице.
Шандор Хорват подошел к сыну, примостился на подлокотнике кресла.
– В чем дело, профессор? Какие еще темные мысли наводняют вашу светлую голову?
– Не юродствуй! Пожалеешь… И очень скоро. – Дьюла посмотрел на часы. – Может быть, через полчаса.
Жужанна взяла отца за руку, увела к дивану, усадила и сама села рядом.
– Поговори лучше со мной.
– О чем? У тебя тоже наводнение?
– Мне бы хотелось… Я хочу тебе рассказать… Только тебе одному… Понимаешь, это…
Дьюла демонстративно поднялся.
– Мне давно известны твои секреты, я могу уйти.
– На твоем месте я бы молча ушла без этого дешевого трюкачества.
– Ах, так!.. – Дьюла опустился в кресло. – Остаюсь на своем месте и буду шуметь. Тран-бум, трах-тар-ра-рах!
– Ты верен себе, братец!
– Перестань, Дьюла! В чем дело, девочка? – спросил Шандор.
– Папа, я должна тебе сказать…
– Ты уверена, что должна? – Он обнял дочь, заглянул ей в глаза. – Именно сегодня? Сейчас?
– Видишь ли, папа… Не думай, что это дело случая. Это давно началось, а решилось только сегодня.
– В чем дело? Что случилось?
Жужанна молчала, подыскивала слова. Вместо нее заговорил Дьюла.
– Все может случиться в такой день. Сын ваш может быть брошен в тюрьму, а дочь – в объятия этому…
Жужанна с ненавистью, теперь вполне искренней, взглянула на брата.
– В присутствии этого человека мне хочется быть глухонемой.
– Капитулируешь, Жужика! – Шандор тоже с неприязнью взглянул на сына. – В присутствии таких людей надо быть громом и молнией.
– Апа, пойдем ко мне в комнату, поговорим. – Жужа взяла отца за руку.
– Успеем! До вечера много времени.
– Вечером будет поздно. – Жужанна поднялась и ушла к себе.
Дьюла проводил ее насмешливым взглядом.
– Замуж захотела. По ушам видно. Эх, бабы!.. Потоп, пожар, мор, война, революция, а у них одно на уме.
Длинный звонок в прихожей прерывает Дьюлу. Он вскакивает, поправляет перед каминным зеркалом галстук, причесывается, одергивает пиджак и важно, готовый с честью нести мученический венец, идет к двери.
Открыл ее и глубоко разочаровался. Перед ним не работники венгерского АВХ, а приветливо улыбающийся русский полковник танковых войск Бугров, хороший знакомый сестры, частый гость в доме Хорватов.
Дьюла холодно кивнул, поджал губы и отправился на свою позицию у камина. Его сильно знобило, временами бросало в дрожь. У огня он согрелся, перестал стучать зубами.
Несмотря на откровенно негостеприимный прием, Бугров все-таки вошел в «Колизей», поздоровался, спросил, дома ли Жужанна. Он еще неуверенно, с ошибками говорил по-венгерски, но его хорошо понимали.
– Добрый день, товарищ Бугров, – откликнулся Шандор Хорват. – Садитесь! Жужика, – закричал он, – к тебе пришли!
Почти сейчас же в «Колизей» прибежала Жужанна. И она была разочарована, увидев русского полковника. Не по такому гостю томилось ее сердце.
– А, это вы, товарищ Бугров!.. Здравствуйте.
– Добрый день, – ответил он, старательно выговаривая венгерские слова. – Сегодня я заехал немного пораньше, чем обычно: дожди размыли дороги, и в наш лагерь придется добираться кружным путем. Вы готовы?
Жужанна отрицательно покачала головой.
– Сегодня я не смогу проводить занятия. Такой день!.. Извините и передайте мои извинения вашим офицерам.
– Жаль! Отложим занятия до… понедельника. Надеюсь, послезавтра вы войдете в строй.