Он снова внимательно взглянул на меня.
— Вы читали про тюленей?
— Я не совсем понял, при чем тут...
— Ну, вы же их знаете, — перебил он. — Тюлени!
Неожиданно, прижав локти к бокам, он сложил ладони, словно плавники, затем запрокинул голову, подражая тюленю, удерживающему мячик на кончике носа.
— В Северном море, вдоль всего европейского побережья, тюлени гибнут, и никто не может сказать, почему. Ну, выделили вирус. И что же? Он известен уже долгие годы. Это он, между прочим, у собак вызывает чумку. Но разве тюленей кусает какой-нибудь ненароком забежавший на льдину ротвейлер? Думаю, причина их вымирания — загрязнение воды. Все Северное море загажено, и ученые предполагают, что в результате у тюленей ослабла иммунная система и теперь их может погубить любой вирус. Знаете, к какому выводу я пришел?
— К какому?
— У Земли СПИД. Мы беззаботно убиваем время, не замечая, что планета умирает, а голубые, как всегда, исполняют свой привычный номер, бесстыдно держа нос по ветру в погоне за модой. Они впереди всех нас, на самом острие, всегда под угрозой смерти.
* * *
Дэвид Куантрил жил в мансарде на десятом этаже перестроенного под жилой дом заводского здания на Западной Двадцать третьей улице. Комната с высоченным потолком и дощатым, покрашенным блестящей белой краской полом была огромна. На ее матово-черных стенах резко выделялись скупо развешанные абстрактные полотна. С ними контрастировала белая плетеная мебель, которой было здесь совсем немного.
Куантрилу перевалило за сорок, он был рыхл и почти полностью лыс. То, что еще осталось от волос, длинными кудряшками ниспадало на его воротник. Вертя вересковую трубку, он напряженно пытался хоть что-то припомнить о Пауле Хольдтке.
— Учтите, — говорил он, — что я встречался с ней почти год назад; с тех пор ничего о ней не слышал и не видел ее. Теперь о вашем вопросе — как она оказалась в «Друзьях»? Кто-то ее знал. Но кто?..
Ему потребовалось несколько минут, чтобы порыться в памяти. Он вспомнил, что на роль Марси хотел взять другую актрису, по имени Вирджиния Сатклиф.
— Но в самую последнюю минуту Джинни мне позвонила и сообщила о двухнедельном ангажементе, который ей неожиданно предложили в каком-то Богом забытом месте, чтобы сыграть в «Качелях». Кажется, она собиралась в Балтимор. Ну, не важно. В любом случае, заявила Джинни, хотя она меня любит и т.д., и т.п., отказаться она не может. Она сказала, что с ней в студии занимается девушка, которая кажется ей достаточно опытной для роли Марси. Я ответил, что посмотрю ее протеже; та вскоре приехала и почитала мне роль. Она вполне подходила.
Он взял фотографию.
— Она хорошенькая, правда? Но в ее лице нет ничего действительно запоминающегося. То же и на сцене. Она оказалась вполне приемлемой, но не более. У меня, однако, не было времени ездить по царству с хрустальным башмачком в поисках Золушки. Я знал, что в самом спектакле не стану ее использовать. На эту роль я поставил бы Джинни, конечно, если бы простил ей то, что она меня бросила и уехала в Балтимор, и при условии, что она поладит с остальными актерами.
Я спросил, как мне связаться с Джинни. Он нашел номер ее телефона, мы тут же набрали его, но нам никто не ответил. Куантрил дозвонился до ее домоуправа, и ему сообщили, что Джинни уехала в Лос-Анджелес. Тоща он связался с ее агентом, выяснил координаты Джинни в Калифорнии, и уже через пару минут она трещала на противоположном конце провода. Затем он передал трубку мне.
— Я помню Паулу, — сказала Джинни. — Мы вместе учились актерскому мастерству, и я подумала, что она прекрасно подойдет на роль Марси. В ней есть некая трогательная неловкость. А вы знакомы с Паулой?
Я ответил, что не знаком.
— И, вероятно, не читали пьесу? Зачем в таком случае я все это вам рассказываю? Впрочем, больше я никогда ее не встречала, так что даже не знаю, использовал ли ее Дэвид в постановке.
— Вы посещали вместе с ней занятия по актерскому мастерству?
— Точно. Но близко я не была с ней знакома. Это были курсы Келли Гриер. Два часа вечером каждый вторник в студии на третьем этаже в верхней части Бродвея. Помню, как-то она придумала занятную сценку: двое на остановке ждут автобуса. Мне она показалась очень неплохой.
— Дружила ли она с кем-нибудь на курсах? Был у нее приятель?
— Право, я ничего об этом не знаю. Не помню, разговаривали ли мы с ней когда-нибудь по душам.
— Вы встречались с ней после возвращения из Балтимора?
— Балтимора?..
— Говорят, вы были заняты там в каком-то спектакле две недели и поэтому не смогли принять участие в постановке.
— О, «Качели»! — вспомнила она. — Но вы путаете: не две недели в Балтиморе, а неделю в Луисвилле и неделю в Мемфисе. Затем я съездила на Рождество в Мичиган, а вернувшись в Нью-Йорк, сразу приступила к съемкам в сериале. Эту работу мне сам Бог послал, но от занятий на курсах по вторникам пришлось отказаться.
К тому времени, когда я наконец освободилась, появилась вакансия на курсах Эда Ковенса, а я уже давно мечтала попасть именно к нему. Конечно же, я предпочла поучиться у него, а не на обычных курсах. Вот почему я больше не встречалась с Паулой. А что, у нее какие-то неприятности?
— Возможно. Вы говорите, она занималась у Келли Гриер?
— Совершенно верно. Телефон Келли — в записной книжке на моем письменном столе в Нью-Йорке, так что больше ничем помочь вам не могу. Но уверена, вы найдете номер в справочнике. Запишите: Келли Гриер. Г-р-и-е-р.
— Спасибо. Я с ним встречусь обязательно.
— С ней. Но меня бы удивило, если бы Паула все еще продолжала заниматься у Келли. Никто не остается на одних и тех же курсах навечно. Как правило, там проводят пару месяцев и уходят. Надеюсь, Келли сможет вам сообщить что-то полезное, и с Паулой все будет в порядке.
— Я тоже.
— Поговорив с вами, я почему-то очень хорошо вспомнила эту ее сценку. Она нашла ее необычное решение. А вообще что-то все же было в этой девушке. Она выглядела — как бы точнее выразиться? — такой
* * *
Келли Гриер оказалась энергичным гномом в юбке. У нее были огромные карие глаза и густые, вьющиеся седые волосы. Я быстро нашел номер Келли в справочнике и позвонил ей. Она не пригласила меня к себе, и мы условились встретиться в молочном ресторане на Бродвее, в конце восьмидесятых улиц.
Мы устроились за столиком на тротуаре. Я заказал себе бейгель и кофе. Она же съела порцию каши и выпила два стакана пахты.
Паулу она вспомнила сразу:
— Ничего бы она не добилась как актриса. И вроде бы сама это понимала, что, надо сказать, выделяет ее из общей массы.
— Совсем бездарна?
— Она была недурна. Но ведь в большинстве своем все эти девушки недурны. Конечно, некоторые безнадежны, но у тех, кто пробивается хотя бы на этот уровень, какие-то способности есть. Они, можно сказать, сносны. Бывают иногда даже хороши, порой обаятельны. Но, к сожалению, этого мало.
— Что же нужно еще?
— Актрисе надо быть сногсшибательной. Мы привыкли думать, что вопрос только в том, чтобы повезло, чтобы поймать удачу за хвост. Или в том, чтобы завести знакомства с нужными, полезными людьми. Но и этого далеко не достаточно. Добивающиеся успеха актеры изумительны сами по себе. Тут мало одного таланта. Надо, чтобы он бил ключом, чтобы актер озарял собой подмостки, экран кинозала или телевизора. Он должен быть лучезарным.
— А Пауле этого недоставало?
— Да. И, полагаю, она это понимала, хотя и не до конца. Более того, эта мысль не разбивала ей сердце. А ведь, помимо таланта, у актера должно быть желание. Успеха надо желать отчаянно... Не думаю, чтобы Паула жила этой страстью.
На секунду она задумалась:
— Хотя чего-то она хотела.
— Чего же?
— Не знаю. Не уверена, что и сама она это отчетливо понимала. Желала ли она денег? Славы? Это привлекает многих. Западное побережье именно поэтому притягивает к себе толпы алчных людей. Они думают, что актерское ремесло — это прямой путь к богатству. А ведь в действительности трудно найти более извилистую дорогу к большим деньгам.
— Так вы думаете, что Паула хотела того же — денег и славы?
— И еще блеска. А также приключений, сильных чувств. В сущности, хорошо ли я ее знала? Она появилась на моих курсах прошлой осенью и посещала занятия месяцев пять. Слишком добросовестной она не была. Иногда пропадала на какое-то время. Дело обычное: то у них работа, то просмотры, то что-либо еще подворачивается.
— Когда примерно она бросила курсы?
— Формально занятий она не оставляла. Просто перестала появляться. Я проверила — в последний раз она была в студии в феврале.
У Келли были записаны имена и телефоны примерно дюжины мужчин и женщин, занимавшихся на курсах в то же время, что и Паула, но она не могла припомнить, был ли у Паулы поклонник и встречал ли ее кто-то после занятий. Не знала она и того, дружила ли Паула с кем-то из однокашников. Я переписал все фамилии и номера телефонов, за исключением Вирджинии Сатклиф, с которой уже поговорил.
— Джинни Сатклиф рассказывала мне, что Паула однажды очень удачно сымпровизировала сценку ожидания на автобусной остановке, — сказал я.
— Разве? Я часто обыгрываю эту ситуацию. Честно признаюсь, не помню, как с заданием справилась Паула.
— По словам Джинни, в ней была некая трогательная неловкость.
Она улыбнулась, но улыбка ее была невеселой.
— Трогательная неловкость?.. — повторила она. — Надо же! Каждый год в Нью-Йорк прибывает новая тысяча инженю в надежде, что их жеребячья жизнерадостность растопит сердце нации. И все они чертовски трогательны и неловки. Иногда мне хочется отправиться к портовым властям или на автобусный вокзал, чтобы сказать всем этим девушкам: поскорее возвращайтесь домой.
Она допила пахту и приложила салфетку к губам. Напоследок я сказал ей, что, по словам Джинни, Паула выглядела уязвимой.
— Они все уязвимы, — только и ответила на это Келли Гриер.
* * *
Я созвонился с товарищами Паулы по курсам. С некоторыми из них встретился лично, с другими поговорил по телефону. Словом, прошелся по всему списку Келли Гриер. Кроме того, я продолжал обходить квартиры дома Фло Эддерлинг. Постепенно мой список становился все короче.
Как и мой клиент, я побывал на последнем месте работы Паулы, в ресторане на Западной Сорок шестой улице. Он назывался «Замок друидов» и был оформлен в стиле английского паба. В меню перечислялись экзотические блюда — от пастушьего пирога до чего-то совершенно невообразимого под названием «жаба в дыре». Управляющий подтвердил, что Паула ушла от них еще весной.
— Хорошая девушка, — сказал он. — Не помню, почему она бросила работу, но мы расстались друзьями. Я бы снова ее нанял.
Одна официантка вспомнила Паулу как «добрую, но чуточку рассеянную девочку, мысли которой витали где-то далеко».
На сороковых и пятидесятых улицах я обошел множество ресторанов и нашел два, где Паула работала прежде, чем попала в «Замок друидов». Эти сведения, пожалуй, могли бы пригодиться, задумай я написать ее биографию, но они никак не помогли мне выяснить, куда же все-таки она отправилась в середине июля?!
* * *
Управляющий баром «Парижская зелень», на углу Девятой и Пятьдесят второй, признал, что ее лицо кажется ему знакомым, но при этом уверял, что у него она никогда не работала. Бармен, долговязый малый с бородой вроде гнезда иволги, тоже захотел взглянуть на снимок.
— Здесь она действительно не работала, — подтвердил он, — но зато частенько заглядывала. Хотя примерно два месяца ее не видно.
— Значит, она бывала у вас весной?
— Должно быть, она появилась не раньше апреля, когда я начал здесь работать. Повторите-ка ее имя.
— Паула.
— Нет, имя мне ничего не говорит, но лицо припоминаю. Видел ее не меньше пяти-шести раз. Она появлялась всегда поздним вечером. Мы закрываем в два, и обычно она приходила перед самым закрытием. В любом случае — после полуночи.
— Одна?
— Нет, конечно. Иначе я бы за ней приударил.
Он ухмыльнулся.
— Или хотя бы попытался. Но она всегда приходила с парнем. С одним и тем же? Думаю, да, но поручиться не могу. Я его особенно не рассматривал, а в последний раз видел их месяца два назад.
— Ее встречали неподалеку в середине июля.
— Это похоже на правду. Одной-двумя неделями раньше или позже. В последний вечер она пила подсоленный грейпфрутовый сок с водкой. Они оба его заказывали.
— А что она предпочитала?
— Всегда пила разное. Коктейль «маргаритка», водку с лимонным соком. Может, и что другое, но все в том же духе. Словом, легкие напитки. Он же — из пьющих виски. Лишь ради разнообразия заказывал «солт дог» — подсоленную смесь грейпфрутового сока с водкой. А почему же он это делал?..
— Наверное, было жарко?
— В самую точку, мой дорогой Ватсон.
Он опять ухмыльнулся.
— То ли из меня выйдет хороший сыщик, то ли из вас хороший бармен — ведь мы пришли к единому выводу на основании этого факта. Могу я предложить вам выпить по этому поводу?
— Мне коку.
Себе он накачал пива, а мне налил коки. Чуть отхлебнув, спросил, что случилось с Паулой. Я сказал, что она исчезла.
— Это случается, — вздохнул он.
Я поболтал с ним еще около десяти минут, и у меня появилось описание спутника Паулы. Он был примерно моего роста, может, чуть выше, с темными волосами, без бороды или усов. Ему около тридцати. Одевается небрежно, много времени проводит на воздухе.
— Словно восстанавливаю стертую из файла информацию — просто удивительно! — заметил бармен. — Всплывают детали, о которых даже не задумывался, и уж никак не думал, что я их запомнил. Меня беспокоит только одно: не нафантазировал ли я чего, чтобы вам угодить, сам того не подозревая.
— Иногда случается, — признался я.
— Так или иначе, это описание подойдет к половине мужиков из нашего квартала. А был ли он местным? Очень сомневаюсь.
— Ведь вы его видели пять или в шесть раз?
Он кивнул.
— Обратите внимание на время, когда они появлялись. Думаю, он встречал ее после работы, а может, она сама его поджидала. Кроме того, оба они могли работать в одном месте.
— А закончив работу, заскакивали сюда на рюмочку?
— Причем довольно часто.
— А она любила выпить, как вам показалось?
— Пил он, а она только поддерживала компанию, хотя тоже зря время не теряла. Ее выпивка сама собой не испарялась. Однако она никогда не напивалась. Как, впрочем, и он. Это говорит о том, что здесь они начинали вечер, а не заканчивали его.
Он протянул мне фотографию. Я попросил его оставить ее у себя.
— Если что-то еще придет в голову...
— Позвоню по вашему номеру.
* * *
Крохи здесь — крохи там. Обрывки здесь — обрывки там. К тому времени, когда выступал перед группой «Начнем сначала» с рассказом о собственной жизни, уже больше недели я занимался поисками Паулы Хольдтке и, вероятно, отработал ее отцу тысячу долларов, изрядно потрепав ботинки и потратив уйму времени на расспросы множества людей. Правда, пока я никак не мог похвастать какими-либо конкретными результатами.
Я исписал, наверное, сотню страниц, занося в них полученные сведения. Разошлась половина снимков девушки.
А что же мне удалось выяснить? После того как она исчезла из дома в середине июля, ее следы терялись. Мне не удалось найти ни одного свидетельства о том, что, бросив в апреле работу официантки, она где-то снова нашла место. Картина ее жизни, которую рисовало мое воображение, была нечеткой, расплывчатой и не имела почти ничего общего с фотографией, которую я показывал всем вокруг.
Она была актрисой. Или стремилась ею стать. Но работала на сцене недолго и даже перестала посещать курсы. Поздними вечерами в мужской компании заскакивала в питейное заведение, в целом раз шесть. Жила одиноко, в своей комнате проводила мало времени. Где же она любила бывать одна? Ходила в парк? Разговаривала там с голубями?..
Глава 4
Проснувшись утром, я первым делом подумал, что был, пожалуй, слишком резок с загадочным ночным собеседником. Конечно, проку от него было бы мало или не было бы совсем, но, возможно, все-таки стоило с ним увидеться.