Я ждал всего несколько минут, но они показались мне вечностью. В коридор вышли те же самые, что меня привезли, двое детективов, и тот, который прежде пытался завязать со мной беседу, произнес:
– Вас хочет видеть капитан Линтер.
Он продолжал держаться холодно из‑за моего нежелания разговаривать с ним в машине.
Я пошел за ним, и меня провели сквозь “загон” – длинную унылую комнату, вдоль которой тянулись в ряд небольшие квадратные деревянные столы с телефонами, почти все пустые – явление, впрочем, обычное. Какой‑то парень в одной рубашке без пиджака тыкал пальцами в клавиши стоявшей в углу дряхлой пишущей машинки, другой, сидя за одним из столов, негромко бубнил по телефону.
Табличка на двери в противоположном конце комнаты гласила: “Капитан”. Они остановились, отступили по сторонам, дали мне пройти и закрыли за мной дверь.
Теперь я оказался в маленьком квадратном офисе, отделанном той же цветовой гаммой, что и коридор. В глаза сразу бросался большой деревянный письменный стол, аккуратно прибранный, но донельзя обветшалый. Прочая мебель – диван, деревянные стулья, еще стол – была столь же преклонного возраста, за исключением стоящего в углу новенького, поблескивающего серым металлом несгораемого шкафа для хранения документов. На стенах висели в рамках портреты президента, нынешнего мэра и других менее известных личностей.
В комнате находились двое мужчин, оба лет пятидесяти с небольшим, одетые в штатское. Тот, что сидел на диване, был худой и долговязый, с густыми седеющими волосами и изрезанным морщинами бледным лицом. Другой, за письменным столом – очевидно, капитан Линтер, – лысеющий грузный мужчина, судя по всему, был в курсе того, что меня вышвырнули из полиции: он глянул на меня с нескрываемым отвращением и произнес:
– Значит, вы – Тобин.
Я ничего не ответил по той причине, что говорить было нечего.
Он повернул голову со словами:
– Это капитан Дрисколл, двадцать седьмой отряд.
– Рад познакомиться, – произнес я, и капитан Дрисколл ответил кивком.
– Капитан Дрисколл желает поговорить с вами по делу об убийстве, свидетелем которого вы оказались, происшедшем на его участке, – объявил он и, снова повернув голову, добавил:
– Что ж, он в вашем полном распоряжении, – и поднялся на ноги. – Я буду в коридоре.
Капитан Дрисколл поблагодарил его, подождал, пока капитан Линтер выйдет из кабинета, затем поглядел на меня и сказал:
– Присаживайтесь, Тобин.
– Спасибо. – Я уселся на деревянный стул недалеко от него. Он достал трубку и темный кожаный кисет и, не отрывая глаз от трубки, которую набивал табаком, произнес:
– Вы проходите свидетелем по делу об этом двойном убийстве на моем участке.
– Да, я был там.
Он поглядел на меня, затем снова на кисет и трубку.
– Почему вы там оказались?
– Меня попросила прийти Робин Кеннеди. Она – моя родственница, троюродная сестра.
– Почему она вас об этом попросила? – Он отложил кисет и посмотрел мне прямо в глаза. Я объяснил:
– Ее друзьям из этого кафетерия не давал покоя какой‑то полицейский в штатском. Они не знали, чего он хочет – может, денег, и она попросила меня с ним поговорить.
Он медленно кивнул, засунул трубку в рот и начал охлопывать себя по карманам в поисках спичек.
– У меня к вам есть еще один вопрос, – сказал он. Я вынул из кармана спички и протянул ему. Видя, что он выжидательно смотрит на меня, я спросил:
– Какой?
– Спасибо, – поблагодарил он и, взяв спички, закурив трубку и выпустив дымок, продолжал:
– Мне кажется, вы обвиняете одного из моих людей в вымогательстве.
– Он задул все еще горевшую спичку, наклонился, чтобы бросить ее в пепельницу на столе капитана Линтера, отклонился на спинку дивана и снова поглядел на меня. – Вы располагаете какими‑нибудь свидетельствами в пользу этого обвинения?
– Мне следовало догадаться, – ответил я. На его лице обозначилось недоумение.
– О чем вам следовало догадаться?
– Я слишком давно не имел дела с полицией, – объяснил я. – Иначе бы я догадался, зачем ко мне приехали. Мне следовало сообразить, что капитан полиции не явится сюда ради того, чтобы допрашивать меня по делу об убийстве.
– Боюсь, что я не улавливаю хода ваших мыслей, – признался он.
Вынув трубку изо рта, он держал ее в руке, с риском дать ей погаснуть. В другой его руке все еще были мои спички.
– Давайте снова пройдемся по моему заявлению, – попросил я.
– Не вижу в этом необходимости.
– Это не займет много времени.
Он пожал плечами, спохватился, что держит в руке мои спички и потянулся, чтобы вернуть их мне.
– Благодарю, – сказал я. – Робин Кеннеди сообщила мне, что какой‑то полицейский в штатском обратил их внимание на некоторые нарушения, касающиеся кафетерия. Они не совсем хорошо поняли, что от них требуется, поэтому она попросила меня поговорить с этим человеком и выяснить, что им нужно делать.
Он нахмурился:
– Вы меняете свои показания?
– Нет, просто формулировку, – ответил я. – Продиктовать? Я слишком поторопился, не дав ему времени подготовиться к такому обороту событий. Он сказал:
– В своем первоначальном заявлении вы обвинили инспектора Донлона в попытке вымогательства. Теперь вы хотите изменить заявление. Значит, в прошлый раз вы солгали?
– Ничуть, – возразил я. – Я готов подтвердить каждое слово. Но теперь мне ясно, что мои слова можно не правильно истолковать, поэтому я хочу сделать поправки к первоначальному заявлению и заменить его новым.
– Если у вас есть доказательства не правомочных действий одного из моих подчиненных, – сказал он, – вы можете представить их. Я никого не покрываю.
– У меня нет доказательств.
– Все равно мне кажется, – решил он, – что ваше первоначальное заявление может служить основанием для разбирательства.
– Нет. Я только передал те подозрения, которыми со мной поделилась Робин Кеннеди. Я не сообщал, верю я ей или нет.
– Вы ей верите?
– У меня нет на этот счет своего мнения.
К этому моменту наша взаимная неприязнь резко возросла, и мы не находили нужным ее скрывать. Его трубка в правой руке погасла. Он спросил:
– Вы всегда были таким циником, Тобин? Или в вас говорит ожесточение против полиции?
– Я знаю, как устроен этот мир, – ответил я. – Вы вряд ли захотите заставить меня придерживаться первоначального заявления.
Я видел его колебания и знал, чем они вызваны. Он пришел сюда с определенной целью и добился ее слишком легко. Капитан приготовился к тому, что из меня придется в поте лица вышибать новое заявление о Донлоне, а вместо этого я сам предложил изменить свои показания, не дав ему даже опомниться. Ему предстояла неприглядная работенка, мы оба это знали, а я пошел ему навстречу с такой готовностью, что он поневоле оказался в одной упряжке со мной, стал мне обязанным, а ему претила даже мысль сотрудничать со мной.
И все же деваться ему было некуда. Он медленно покачал головой, поглядел на свою погасшую трубку, затем снова на меня и проговорил:
– Вы хотите сделать новое заявление?
– Естественно.