Все выходило даже лучше, чем он предполагал. Он пробыл в Альбукерке всего каких‑то два часа и уже засек белую «миату», севшую на хвост Мартину Холгуину по дороге от магазина ковров к его дому. Крыша машины была поднята, так что Мэл разглядел женщину за рулем, только когда машина остановилась у дома Мартина, а он проехал мимо. У нее были темные волосы, короткая стрижка, и она совершенно не походила на ту фифу на пленке ни до, ни после убийства, но он был абсолютно уверен: это она. Кому еще может понадобиться пасти какого‑то там продавца ковров?
Лумису пришло в голову, что ее можно прикончить прямо сейчас. Она ведь не подозревает, что он за ней охотится. Можно просто остановиться рядом с ее машиной, опустить стекло, сделать вид, что спрашиваешь, как проехать, что‑то вроде того. И бах – все кончено.
Но ему было любопытно: как эта женщина, эта профессиональная убийца, справится с очередным заказом? Ему были интересны ее методы: как она приближается к жертве, как у нее получается уходить, не оставляя ни единого следа. Лумис, конечно, никому бы в этом не признался, но на самом деле ему казалось, что у этой женщины есть чему поучиться.
Соблазн подождать, пока она завалит Холгуина, посмотреть ее в деле, был очень велик. А застрелить ее можно сразу после того, как она закончит свою работу, пока она будет думать только о том, чтобы скрыться. Вот будет круто. Лили Марсден, профессионалка, в очередной раз успешно выполняет заказ, и тут о‑па – никогда не ленись оглянуться, так‑то!
Лумис фыркнул. Он явно слишком часто оказывается один в машине. Вот уже видения пошли. Совсем, блин, крышу сносит. Того и гляди гавкать да блох ловить начнет. Совсем как Керли Говард.
Он постарался выбросить эту мысль из головы. Сейчас ему было уж точно не до того. Вся эта история с «Тремя комиками» и треклятым сходством могла занимать его часами: он крутился перед зеркалом, находя все новые похожие черты и что‑то бормоча себе под нос. Нет, сейчас никак нельзя было отвлекаться. Лили‑то наверняка настоящий профи. Занятие у нее такое: либо
Был вечер субботы. Муки вышел из приемного отделения больницы и увидел Дэлберта, ждавшего его у лимузина.
Выглядел Дэлберт еще хуже, чем вчера. Нос, очевидно, пропал без вести на поле брани.
На его месте была лишь плоская лепешка багрово‑синего цвета. Рот был постоянно открыт – иначе нечем дышать. Огромные синяки вокруг глаз‑щелочек стали еще шире, превратились в аккуратные кружки и припухли так, что упирались в пластиковую маску. Больше всего он был похож на сонного енота.
– Где ты был, черт тебя подери? – воскликнул Дэлберт. – Я тут уже два часа торчу. Пришлось дать на лапу охраннику, а то бы не разрешил здесь стоять – парковка‑то запрещена.
– Сколько дал?
– Двадцать баксов. Да какая разница. Ты чего так долго?
– У меня рука сломана.
Муки выставил вперед руку и продемонстрировал шину и надувной голубой рукав поверх нее от локтя до большого пальца – вместо гипса.
– Это что еще за хрень?
– Да вот, велели носить. У меня там, типа, трещина. Небольшая, но болит зараза.
– И чего тебе на руку шарик в этой связи нацепили?
– Да не шарик это никакой, а типа гипс. Знаешь, как сильно сжимает. Он это, как его, фиксирует.
Дэлберт нахмурился, но, как только его разбитое лицо коснулось маски, передернулся от боли.
– А разве это не должно быть прямо у тебя на руке, а? На рукав‑то зачем было нахлобучивать?
– Не, ты понимаешь, я просто подумал, так лучше. Они мне тоже поначалу велели форму снять, но я не захотел. Сказал им, чтобы прямо так надевали. Зато я теперь могу дальше работать. А то прикинь, надели бы на голую руку эту штуку, и кранты – форму не напялишь.
Дэлберт дотронулся рукой до кока. Из‑за завязочек на маске волосы у него торчали во все стороны. Муки знал, как его это расстроит, поэтому говорить ничего не стал.
– И чего ты будешь делать, когда захочешь снять пиджак? Душ там принять, всякое такое.
Муки улыбнулся. Приятно было сознавать, что хоть раз соображаешь быстрее, чем умник‑приятель.
– А я эту хреновину сдую, помоюсь, а потом опять надену.
– Ага, и надуешь.
– Ну да.
– И как ты собрался это делать?
– Как‑как. Как шарик надувают, вот как.
– Ты что думаешь, сможешь дотянуться до вон той насадочки и сам его надуть?
– Ну, типа того.
– "Типа того" – ну‑ну. Имей в виду, я за тебя этого делать не буду.
– Но у нас же есть велосипедный насос.
– Ладно, все, проехали. Надоело мне тут торчать у самой больницы. Того и гляди, гадость какую‑нибудь подхватишь. Мне сейчас только гриппа для полного счастья не хватало. Я ведь, черт возьми, даже чихнуть не смогу – у меня носа‑то, считай, нет. Дышу и то еле‑еле.
– Да, тогда лучше не чихать, а то барабанные перепонки лопнуть могут. Вот мой дядюшка как‑то раз...
– А ну мигом в машину. Или мне самому сесть за руль?
– Не, тебе нельзя. У тебя же доверенности нет.
– Но сюда‑то я тебя привез.
– То была чрезвычайная ситуация. Посторонним разрешается водить этот лимузин только при чрезвычайной ситуации – такие правила.
– Ты что же, сможешь нормально вести машину с этой гадостью на руке?
Муки улыбнулся:
– Сейчас посмотрим.
Он сел за руль, повернул ключ зажигания и пристегнулся. Потом глянул на Дэлберта в зеркало заднего вида, проверил, как он там устроился на заднем сиденье. На приятеле по‑прежнему был красный костюм. На коленки налипла какая‑то черная пакость вроде дегтя. Муки не стал ему об этом говорить – чего доброго опять взъестся на этого Райли.
Оказалось, Дэлберт и не думал успокаиваться. Стоило Муки спросить, куда ехать, и он тут же выпалил:
– Дуй к «Розовому Слону».
– Дэлберт, друг, да этот парень небось давно уже смылся.