Я это знаю, потому что сама была такой. Но думаю, что у нее есть и какие-то вполне конкретные неприятности, достаточно серьезные.
— Что она наговорила вам?
— Она не наговорила. Это была грубая правда. Но к этому мы вернемся чуть позже. — Она сделала легкое движение, словно одалиска в меркнущем свете дня, и закинула ногу на ногу. — Смелы ли вы, Лу?
— Мужчинам не пристало хвастаться этим.
— Да вы знаток банальных истин, — произнесла она с едва уловимой зловещей интонацией. — Я хотела бы получить серьезный ответ.
— Испытайте меня.
— Попробую. Дело в том... дело в том, что мне нужен мужчина.
— Это предложение марьяжное, деловое или вы имеете в виду нечто третье?
— И я думаю, вы бы как раз подошли. Как вы отнесетесь к тому, если я вам скажу, что меня собираются убить в этот уик-энд?
— Посоветовал бы уехать на эти два дня.
Она наклонилась ко мне:
— Вы увезете меня?
— У меня дела.
— Если вы имеете в виду маленького Алекса Кинкейда, то я заплачу вам больше, чем он. Не говоря уже о дополнительных льготах, — как бы между прочим добавила она.
— Как выясняется, эти самые листья нашуршали вам немало. Или Долли с вами была очень откровенной.
— Достаточно. Я могла бы рассказать вам такое об этой девочке, что у вас волосы встанут дыбом.
— В чем же дело? Всегда мечтал иметь на голове «ежик».
— К чему? Вам пока нечем заплатить за мои сведения. Вы даже не относитесь ко мне всерьез. А я, между прочим, не привыкла к отказам.
— Дело совершенно не в вас. Просто я флегматик. Но как бы там ни было, я вам не нужен. Вы и без меня можете уехать на все четыре стороны — в Мексику, Лос-Анджелес или в пустыню. У вас прекрасная машина.
— Я слишком издергана, чтобы куда-нибудь ехать.
— Испуганы?
Она кивнула.
— По вашему виду этого не скажешь.
— Внешность обманчива. К тому же это единственное, что у меня есть.
Она замкнулась, лицо потемнело. Может быть, потому, что скрылось солнце. Лишь ее волосы, казалось, еще хранили его свет. Сумерки опускались на горы, и силуэт Элен отчетливо вырисовывался на их фоне.
— Кто хочет убить вас?
— Я не знаю точно, меня шантажируют.
— Каким образом?
— По телефону. Я не могу узнать голос. Даже не могу сказать, мужчина это или женщина. — Она вздрогнула.
— А почему кому-то потребовалось вас шантажировать?
— Не знаю. — Она отвернулась.
— Ну, педагоги время от времени попадают в такие ловушки. Обычно это не очень серьезно. Вы тут ни с какими местными психами не общались?
— Я вообще никого не знаю из местных жителей. Ну, кроме коллег по колледжу, естественно.
— А из ваших студентов никто не обладает повышенной возбудимостью?
Она покачала головой:
— Нет, это другое. Это — серьезно.
— Откуда вы знаете?
— Чувствую.
— Это имеет какое-то отношение к Долли Кинкейд?
— Может быть. Не знаю. Все это слишком сложно.
— Так расскажите мне об этих сложностях.
— Все началось очень давно. Еще в Бриджтоне.
— Бриджтоне?
— Я родилась там и выросла. В этом городе все и случилось. Я сбежала оттуда, но разве можно сбежать от собственных снов? До сих пор вижу улицы Бриджтона в своих кошмарах. И голос по телефону, грозивший меня убить, был оттуда, из Бриджтона. Голос из прошлого.
Она потеряла контроль над собой и, захваченная властью воображения, погружалась в бездонную пропасть своих кошмаров.
Голос из прошлого.
Она потеряла контроль над собой и, захваченная властью воображения, погружалась в бездонную пропасть своих кошмаров. Что-то в ее речи было неестественным. Я так и не мог понять, можно ли к ней относиться серьезно.
— Вы уверены, что это не плод ваших фантазий?
— Не знаю, — ответила она. — Единственное, что я знаю, Бриджтон для меня — символ смерти. Кстати, я всегда знала, что этот город погубит меня.
— Города не могут быть убийцами.
— Вы его не знаете. Он вполне преуспел в этом деле.
— Где это?
— Иллинойс. К югу от Чикаго.
— Вы сказали, что там все и случилось. Что вы имели в виду?
— Нечто очень важное, но когда я узнала об этом, все уже было кончено. Однако я не хочу обсуждать это.
— Тогда я мало чем могу вам помочь.
— А я не верю, что вы собирались это сделать. Вам просто надо выкачать из меня нужные сведения.
Это было правдой. Она меня мало волновала, а если и волновала, то не так, как бы ей этого хотелось. К тому же я не очень ей доверял. Казалось, в ее очаровательном теле уживались два противоположных существа — одно чувствительное и искреннее, другое — жесткое и агрессивное.
Она встала и подошла к стеклянной стене, обращенной к горам. Теперь они стали сиреневыми и бледно-лиловыми с темными сгустками синевы, скопившимися в расщелинах и ущельях. Все стало синим — горы, небо, город внизу.
— Синий час, — произнесла она про себя. — Когда-то я любила это время больше всего. А теперь у меня такое ощущение, будто оно предвещает мою агонию.
Я встал и подошел к ней.
— Вы слишком поддаетесь фантазиям.
— Как много вы знаете обо мне.
— Я же вижу, что вы интеллигентная женщина. Так поступайте же соответственно. Если боитесь — уезжайте или оставайтесь, но примите меры. Обратитесь в полицию.
— Вы даете замечательные советы, лишь бы не ввязываться самому. Я уже обращалась в полицию вчера после очередного телефонного звонка. Шериф прислал полицейского, который объяснил, что такие звонки не редкость и занимаются этим обычно подростки.
— А это не может быть подросток?
— Не думаю. Хотя полицейский и сказал, что они зачастую изменяют голоса до неузнаваемости. Он просил меня не беспокоиться.
— Ну так и не беспокойтесь.
— Стараюсь, но ничего не получается. Я боюсь, Лу. Останьтесь со мной!
Она повернулась и прижалась ко мне. Но, кроме жалости, я ничего не испытывал. Я был ей нужен, и она пустила в ход свое тело, чтобы заполучить меня.
— Мне надо ехать, — произнес я. — Я с самого начала сказал, что у меня дела. Заеду потом.
— Большое спасибо!
Она отпрянула от меня с такой силой, что ударилась о стекло, и я вспомнил о разбившейся птице.
Я спускался с холма в сгущавшихся сумерках, на разные голоса повторяя себе, что поступил правильно. Но уговорить себя было довольно трудно — я чувствовал, что как бы ни поступил, все равно это будет неправильно. Так уж сложилось.
Портье в шитой золотом морской фуражке, по виду которого можно было, однако, сказать, что к морю он не имеет никакого отношения, сообщил мне, что Алекс Кинкейд заказал номера, и вышел. Я поехал в «Прибой» пообедать. Сияющий огнями вход в гостиницу напоминал мне о Фарго и огромном количестве ненужных теперь фотографий.
Фарго сидел в темной лаборатории, расположенной рядом с крошечным офисом. На носу у него были светозащитные прямоугольные очки, так что глаз его я не видел, зато видел недовольную складку у рта. Он взял со стола большой конверт и пихнул его мне.