Переборщить он не боялся, поскольку полагал, что если все будет нормально, то о его пророчествах никто не вспомнит, а вот если...
Что ж, будущее показало, что самозваный пророк оказался прав. Только это не доставило ему ни малейшей радости.
Шаман и вождь лоуринов, как всегда, уходили последними. Семен дождался, когда они останутся втроем.
— Это значит, что им разонравилась новая магия, — с усмешкой ответил вождь на его вопрос и пожал плечами: — Что в этом такого? Сначала понравилась, потом разонравилась — дело житейское.
— Хорошо сваренное мясо не может разонравиться — достаточно один раз попробовать, — промямлил Семен. — Тогда что же? Неужели... Неужели Ветка с каждым из них?! Даже с... Со всеми — как... как...
— Что-то я не понимаю, Семхон, из-за чего ты переживаешь? Правда, по вашей новой «магии» женщина может и отказать мужчине, но зачем ей это делать? И потом, кто же до нее сейчас решится дотронуться, кроме... тебя. Надо, конечно, наказать тебя за это, но пока есть дела поважнее.
— Это для меня новость, — признался Семен. — Я же честно стараюсь не нарушать никаких правил. Если, конечно, о них знаю... Объясните, а?
Лицо шамана собралось морщинами улыбки:
— Ты что, слепой, Семхон? Как ты сумел не заметить, что твоя женщина уже две луны носит на шее заячий хвост?
— Ну, носит... И что?
— Он действительно не понимает, — посмотрел шаман на вождя. — Наверное, Художник что-то перемудрил с его посвящением — это же низший уровень!
— С ним все время так, — вздохнул вождь. — То он мудрец, то ребенок. Совсем в голове все перепуталось.
— Я с этим и не спорю, — смиренно принял упрек Семен. — Лучше объясните, пока я новых глупостей не наделал: что за знак такой? Что он означает?
— Всего лишь, что женщина беременна.
— Та-ак... — начал что-то понимать Семен. — А если она беременна...
— Разумеется, мужчина не должен прикасаться к ней, не должен входить в нее. Как ты умудрился до сих пор не узнать этого?!
— Я еще и не такое могу умудриться, — вздохнул Семен.
С души его словно камень свалился. Мысли побежали быстро и ровно: «Все логично и правильно: племена заинтересованы в увеличении или, по крайней мере, поддержании своей численности. А для этого бабы должны рожать и рожать, поскольку детская смертность высока. А чтобы они рожали, надо их... или в них... Ну, а если женщина уже беременна, так зачем же на нее тратить мужские силы? Мало ли, что тебе или ей хочется, займись другими — на пользу роду и племени».
— Ладно, — покорно склонил он голову, — пусть я дурак и уши у меня холодные. Уж извините недоучку. Но с какого перепугу великие вожди вдруг передумали? То воевать были готовы, резать друг друга, то вдруг подобрели, поумнели, во всем засомневались и отказались, а?
— А вот об этом ты спроси у своей Ветки, — вновь сморщился в улыбке шаман. — Спроси, а потом нам расскажешь.
— Ничего что-то я не понимаю, — вздохнул Семен. — Что с ними случилось? Уж не... Уж не твоя ли это работа, а?
— Ну, Се-емхон... — завозилась Ветка, пытаясь пристроить всклокоченную голову у него под мышкой. — Ты же обещал им меня не отдавать, а они...
— Ну-ка, ну-ка, — оживился Семен, — давай выкладывай! И кончай ворочаться, а то твои волосы в рот лезут.
— Хи-хи, ну и что? Они же чистые — я их мыла, хи-хи!
— Воду, что ли, грела?! И дров тебе не жалко? Ведь в такую даль ходить приходится — прямо сумасшедшая какая-то!
— Но тебе же нравится, когда они пушистые, правда?
— Нравится, конечно, но не такой же ценой!
— А что такое цена?
— М-м-м... Это количество усилий, которые нужно затратить для достижения цели — например, чтобы доставить мужчине удовольствие. Давай, рассказывай, что ты там натворила!
— Ой, да ничего я не натворила! Ты же сам велел передать чужим женщинам женскую магию — она мужчинам нравится.
Она же для них... Только... Только мужчина тоже должен участвовать. Помогать должен, чтобы еда была вкусной, а женщина ласковой. Ты же вот можешь... Но я же чувствую... Я же знаю, что и для тебя эта... как ее?.. цена — она большая.
— Что ты такое говоришь?! О чем?!
— Ну, Семхон, это же так просто! Вот ты приходишь домой, начинаешь есть и думать свои мысли. А я поговорить хочу, понимаешь? Я же с тобой целый день не разговаривала! Или полдня... А ты меня слушать не хочешь, тебе это неинтересно, тебе это скучно, но я же все равно хочу! И ты слушаешь, улыбаешься, киваешь, отвечаешь... даже иногда.
— Неужели так заметно?!
— Ну, Се-мхон, какой ты глу-упенький! Как же можно такое не заметить?! Но ты же стараешься, ты добрый! Это же так приятно, когда мужчина с тобой разговаривает.
— Так-так, — сказал Семен, начиная потихоньку догадываться. — А дальше?
— И дальше можно говорить! Ведь чем дальше, тем больше хочется!
— Да, я заметил. И остановиться никак невозможно — я и это заметил.
— Ты же велел... Я с женщинами разговаривала, объясняла им...
— Ты объясняла ЧУЖИМ женщинам, что они вправе требовать к себе внимания?! Что мужчины должны их слушать, говорить с ними?!
Семен представил, как кто-нибудь из великих вождей, утомленный очередным заседанием, возвращается в свой вигвам, а там... Вместо того чтобы выдать еду, затихнуть и забиться по углам, женщины начинают... А ведь их у каждого не одна! И вот они хором, перебивая друг друга, не умолкая ни на секунду... Ни кричать на них, ни бить их нельзя — новая «магия» испортится! Семен представил все это и захохотал.
— Ну, ты даешь, Веточка! Кто ж такое выдержит?! Это же поколениями тренироваться нужно!
— А что такого?! Чего они? Мясо мягкое, значит, есть любят, а поговорить с женщиной... Слово ласковое сказать... Трудно, что ли? Вот я у пейтаров была — меня женщины вождя ихнего зазвали. Они тихие совсем, забитые, слова из них не вытянешь. Потом вождь пришел, злой такой, перья свои снял, на пол побросал, сел и сидит. Рюнга ему мяса дала с корешками и стала рассказывать, как они с Тинкой эти самые корешки из-под снега выкапывали — думаешь, легкое дело? А когда назад шли, у Рюнги ремешок на обувке развязался, она на него ногой наступила и ка-ак плюхнется! Представляешь? Все корешки в снег полетели, давай опять собирать! А тут как раз Ульна идет: что это вы делаете, спрашивает. А они ей: да вот, новое место нашли, где корешки съедобные водятся, они тут, говорят, прямо в снегу растут! Представляешь? Ну, эта дура ка-ак кинется и давай снег вокруг ворошить! Вот смеху-то, правда? Потом поняла, обижаться стала, пришлось им вернуться и настоящее место ей показать. А Ульна за это рассказала, что Нсаха опять беременная и у нее...
Семен слушал долго. Внимательно. Потом отломал от подстилки тоненький прутик и незаметно пощекотал Ветке шею. Она ойкнула, хихикнула, и он смог спросить:
— Дальше-то что было — там, в вигваме?
— Вот, Семхон, и ты такой же! Только и знаешь что щекотаться — слова сказать не даешь! Вождь этот пейтаровский тоже только досюда дослушал.