А так, нашелся один олух, который посоветовал ему поехать через лес, так-де ближе будет, другой олух (то бишь он сам) последовал этому совету, а еще полторы дюжины олухов, составлявших его свиту, совсем потеряли голову при виде красавца-оленя и устроили на него импровизированную облаву. В результате они потерялись... Во всяком случае, вельможа предпочитал думать, что потерялись дворяне из его свиты, а не он сам. Такая версия происшедшего позволяла ему сохранить хоть каплю уважения к себе. Однако придворные не станут разбираться, кто кого потерял, всем достанется на орехи. И главное, что смеяться будут не в глаза, а украдкой, за спиной. Вот такие дела. Дела неважнецкие...
«Ох, и задам я им взбучку! – подумал вельможа, имея в виду то ли своих нерадивых спутников, то ли насмешников-придворных, а может, и тех и других. – И непременно отрежу язык этому горе-советчику. Чтобы другим не показывал дорогу, как мне показал...»
Эта мысль на некоторое время утешила молодого вельможу – но ненадолго. Будучи от природы незлопамятным и прекрасно зная об этом своем недостатке, он сильно подозревал, что вышеупомянутому горе-советчику удастся избежать заслуженного наказания.
«Дон Фелипе тоже хорош, – нашел еще одного виновника своих бед вельможа. – Жил бы себе в Сантандере, в своей столице, так где ж там! Угораздило же его забраться в эту глухомань, в эту...»
Вдруг всадник настороженно придержал лошадь. Его чуткие уши охотника уловили доносившийся издали треск сухих веток, который становился все громче и громче по мере приближения источника звука, а вскоре между деревьями замаячила человеческая фигура.
– Эй! Эгей! – зычным голосом крикнул вельможа. – Кто там?
В ответ на его окрик раздался короткий собачий лай. Человек немного изменил направление, ускорил шаг и спустя минуту уже подходил к вельможе. Это был крестьянин лет тридцати пяти, здоровенный детина, одетый в видавшие виды потертую кожаную куртку, штаны из грубого домотканого полотна и высокие охотничьи сапоги. С его внешностью деревенского громилы резко контрастировала на удивление добродушная физиономия и прямой, открытый, хоть и немного плутоватый взгляд. За правым плечом крестьянина виднелся колчан с луком и стрелами, а через левое был перекинут ремешок охотничьей сумки, которая тяжело билась о его бедро. Рядом с ним, важно ступая, брела великолепная борзая, достойная королевской псарни. Будучи большим любителем собачьей охоты, вельможа от души пожалел, что эта борзая не принадлежит ему.
Между тем крестьянин остановился в двух шагах от вельможи, снял кепку и почтительно, но без тени раболепия поклонился.
– Ваша милость звали меня?
– Да, человече, звал, – с нарочитой небрежностью ответил всадник, затем снова взглянул на четвероногого спутника крестьянина и, не сдержавшись, восхищенно добавил: – Хороший у тебя пес!
– Хороший, – согласился крестьянин. – Да не мой, а моего господина.
– Хороший пес у твоего господина, – сказал вельможа отчасти потому, что действительно так подумал, но еще и потому, что вдруг растерялся. Ему страшно не хотелось обнаруживать перед плебеем свою беспомощность, признаваясь в том, что заблудился.
Однако крестьянин будто прочел его мысли.
– Ваша милость, верно, сбились с пути?
– С чего это ты взял? – нахмурился вельможа, а мочки его ушей предательски покраснели. – Вовсе нет.
Крестьянин безразлично пожал плечами: ну, раз так, воля ваша.
– А ты куда путь держишь, человече? – после неловкой паузы спросил вельможа.
– В замок моего господина, – ответил крестьянин, поглаживая борзую. – Вот настрелял куропаток и возвращаюсь. Мой господин любит, когда на завтрак ему подают пирог с дичью.
– И что ж это за птица такая, твой господин? – поинтересовался всадник.
Крестьянин укоризненно покачал головой:
– Никакая он не птица, сударь. К сведению вашей милости, я имею честь служить у самого дона Фелипе – хозяина этого края.
И ежели он птица, то не простая – орел!
– Так ты служишь у графа Кантабрийского?!
– Да, сударь. У его высочества, – ответил крестьянин, особо подчеркнув титул своего господина.
Вельможа обрадовался: вот так удача!
– Прекрасно! – с явным облегчением произнес он. – Нам, оказывается, по пути. Я, видишь ли, тоже еду к дону Фелипе.
– Вот как, – вежливо сказал крестьянин. – Сеньор дон Фелипе будет рад такому гостю, как ваша милость.
– Да уж, надеюсь, – сказал вельможа и спешился. – Если хочешь, можешь повесить сумку на луку седла, – предложил он крестьянину. – Вижу, ты славно поохотился.
– Так, стало быть, ваша милость собираетесь идти пешком? – спросил крестьянин.
– Да, – кивнул вельможа, – мы пойдем вместе. – Он немного помедлил, затем добавил: – И вообще, зря ты бродишь по лесу один. Не ровен час, нарвешься на разбойников.
Крестьянин украдкой ухмыльнулся: нетрудно было раскусить наивную хитрость этого спесивого господина.
– Однако же, ваша милость, дорога к замку неблизкая. Лучше бы вам поехать вперед, а то пока мы доберемся...
– Сам знаю, что далеко, – раздраженно оборвал его вельможа. – Но я весь день провел в седле и хочу малость поразмять ноги.
– Воля ваша, сударь, – сказал слуга Филиппа. – Мне-то что.
И они пошли.
– А как тебя зовут, человече? – спросил вельможа.
– Гоше, к сведению вашей милости.
– Гоше? Странное имя. Ты откуда?
– Да здешний я, сударь, здешний. Это их высочество дали мне такое имя. Сказали, что прежнее им трудно выговаривать.
– Ага. Судя по произношению, ты баск.
– Ваша милость угадали.
– И ты согласился переменить имя?
– Согласился, ваша милость, с радостию согласился. Ведь сеньор дон Фелипе освободил меня, и теперь я служу ему как свободный человек, а не как раб.
– Да, да, что-то такое я слышал. За выкуп.
– Сеньор дон Фелипе всех освободил. Сперва за откупную, а у кого не было чем платить, тех их высочество позже освободили задаром. И меня в том числе...
Они шли не спеша, наслаждаясь приятным вечером и непринужденно беседуя. Против ожидания, молодой вельможа обнаружил, что ему доставляет удовольствие общение со слугой-крестьянином, в котором за внешним простодушием, несколько нарочитой грубостью и неуклюжестью речи скрывался незаурядный, живой и хитрый ум. Со своей стороны, крестьянин заключил, что его знатный спутник не так уж надменен и спесив, как пытался показать это в начале их знакомства. Скорее всего, к такому поведению его принуждало занимаемое им высокое положение, а по природе своей он был довольно мягок, добр и сердечен. В общем, оба остались довольны друг другом и даже не заметили, как оказались у ворот новенького опрятного замка на берегу реки Эбро.
Солнце уже скрылось за горизонтом, и вокруг начали сгущаться сумерки. Крестьянин провел вельможу в дом сеньора, где поручил его заботам юного пажа с необычайно серьезной миной на лице. Молчаливый паж препроводил гостя в просторную гостиную на первом этаже и вежливо попросил его немного подождать, пока он доложит о его прибытии.
Когда паж ушел, вельможа снял с себя дорожный плащ и шляпу, аккуратно положил их вместе со шпагой в ближайшее кресло и неторопливо осмотрел комнату. Затем он подошел к небольшому зеркалу, висевшему на стене между окнами, пригладил всклокоченные темно-каштановые волосы и подкрутил свои пышные черные усы.
Вскоре в дверях гостиной появился плотный, преклонного возраста мужчина в сутане священника.
– Мир вам, сын мой.
Гость резко повернулся на голос и ответил, перекрестившись:
– И вам мир, отче преподобный.
– Прошу прощения, сударь, – сказал священник, жестом приглашая молодого вельможу садиться. – Сеньор дон Фелипе сейчас в отлучке, так что боюсь, что весь сегодняшний вечер вам придется довольствоваться моим скромным обществом.