– А именно?
– То, что ты сказал. Она дикая штучка.
Филипп самоуверенно усмехнулся:
– Ну, это уже моя забота. Я ей быстро когти обломаю.
– К сожалению, не так все просто. Чтобы обломать ей когти, как ты выражаешься, нужно сперва жениться на ней. А с этим как раз и может возникнуть заминка.
– Да, да, в самом деле, – произнес Филипп, ероша свои золотистые волосы. – Говорят, что Маргарита и слышать не желает ни о каком замужестве, а королю не достает решительности принудить ее к браку.
– То-то и оно. С тех пор, как умер принц Рикард и Маргарита стала наследницей престола, дон Александр почти ежемесячно получает весьма заманчивые предложения – и все их отклоняет. Сначала он поступал так по собственной инициативе, дескать, его дочь еще юна, пусть подрастет немного; а потом уже заартачилась сама Маргарита: не хочу, говорит, замуж, и хоть ей что – видать, еще не нагулялась вволю. Всякий раз, как только отец заводит с ней разговор на эту тему, она устраивает ему бурные сцены – то с криками и руганью, то со слезами – в зависимости от настроения. Когда же король пытается настоять на своем, Маргарита и вовсе выходит из себя и либо закатывает истерику, либо учиняет форменный погром, разбивая все, что подвернется ей под руку.
– М-да... Слыхал я, что характер у Маргариты не ангельский.
– Можешь не сомневаться, она фурия, каких мало. В частности поэтому король и мечтает поскорее выдать ее замуж, надеясь, что тогда она остепенится. – Герцог хмыкнул. – Блажен, кто верует. Лично я полагаю, что ее только могила исправит. Маргарита пошла в свою мать не только внешностью, но и нравом – такая же неуемная и сварливая, своенравная и капризная, без постоянных скандалов просто жить не может. Взять хотя бы ее последнюю выходку с Инморте.
– С Инморте? – переспросил Филипп. – А что между ними произошло?
Герцог удивленно приподнял бровь:
– Неужели ты ничего не слышал?
– Да вроде бы ничего... Нет, все-таки слышал. Говорят, в марте наваррский король крепко поссорился с гроссмейстером иезуитов... Стало быть, и здесь не обошлось без Маргариты?
– Ясное дело. В последнее время ни один громкий скандал в Наварре не обходится без участия Маргариты. А этот был особенно громким. Странно, что ты так мало слышал о нем.
– Тогда я был на войне, – коротко ответил Филипп.
– Ах да, конечно, – согласился герцог. – Как раз тогда ты воевал в Андалусии. – Вдруг он хитро прищурился и добавил: – Бои, а в часы затишья – хорошенькие мавританочки. Воистину, некогда было прислушиваться к сплетням.
Филипп покраснел.
«Вот те на! – изумленно подумал он. – Гастон-второй нашелся! Чудеса, да и только...»
– А что до скандала, – герцог вновь принял серьезный вид, – то приключился он вследствие того, что Инморте попросил у дона Александра руки принцессы. Для своего сына, разумеется.
– Ба! Для Хайме де Барейро?
– Вот именно. Гроссмейстер обратился к королю с этим нелепым предложением во время официального приема, в присутствии многих блестящих вельмож и, что самое прискорбное, в присутствии Маргариты. Дон Александр, понятно, был возмущен...
– Еще бы! Эка честь – породниться с самим Вельзевулом.
– Не в том дело. До сих пор наваррский король лояльно относился к иезуитам, чего я не одобряю. Однако он, как тебе должно быть известно, человек весьма набожный и благочестивый.
– Чересчур набожный, – заметил Филипп. – И до смешного благочестивый. Вот уже третий год кряду он заказывает всем монастырям Памплоны еженедельные молебны во спасение души Маргариты, а еще постоянно натравливает на нее епископа Франциско де ла Пенью с его ханжескими проповедями.
Герцог кивнул:
– Насчет молебна я того же мнения – это сверх всякой разумной меры.
По мне, уж лучше бы он употребил свое благочестивое рвение на искоренение иезуитской заразы в своей стране. Будем надеяться, что недавний инцидент заставил его призадуматься. Ну, в самом деле, где это видано, чтобы брака с принцессой, наследницей престола, добивался ублюдок воинствующего монаха и какой-то неотесанной крестьянки...
– Дочери мелкого ростовщика, – внес уточнение Филипп. – В Толедо говорят, что мать графа де Барейро была наполовину еврейка, наполовину мавританка.
– Тем хуже... Нет, подумать только, граф де Барейро! В свое время я воспринял это как пощечину, нанесенную Иннокентием Пятым всей европейской аристократии. Да простит меня Господь, но, по моему убеждению, папа Инокентий был не в себе, присваивая этому ублюдку графский титул.
– Так что было дальше? – нетерпеливо спросил Филипп. – Что ответил гроссмейстеру король?
– А ничего. Он просто не успел ответить, вместо него ответила Маргарита. Дон Александр собирался указать Инморте на дверь, но принцесса опередила его.
– Представляю, что она сказала!
– Пересказывать ее слова не буду. Однако слова еще полбеды. Кроме всего прочего, Маргарита отлупила Инморте.
– Отлупила?! – рассмеялся Филипп. – Отлупила!.. О, это было незабываемое зрелище!
– Да уж, точно. Во всяком случае, Инморте надолго запомнит свое сватовство. Взбешенная Маргарита выхватила из рук графа де Сан-Себастьяна жезл верховного судьи и не в шутку, а всерьез принялась лупить им гроссмейстера.
– Ну и ну! А что же Инморте?
– Как ты понимаешь, он попал в весьма затруднительное положение. Стража и не помышляла вступаться за него, а вздумай он или его спутники применить силу против Маргариты, они были бы тут же изрублены в куски. Так что гроссмейстеру не оставалось ничего другого, как позорно бежать. И что уж самое занимательное, принцесса преследовала его на всем пути от тронного зала до ближайшего выхода из дворца, гналась за ним, задрав юбки выше колен, а когда начала отставать, что было силы швырнула жезл ему в спину.
Филипп откинулся на спинку кресла и громко захохотал. Герцог подождал, пока он немного успокоится, а когда смех Филиппа перешел в тихие всхлипывания, продолжил свой рассказ:
– После этого инцидента Инморте заявил, что расценивает случившееся как оскорбление, нанесенное в его лице всему ордену, и намерен объявить Наварре войну.
– Ага! Теперь понятно, зачем ему понадобился этот спектакль со сватовством. Он хотел спровоцировать Маргариту к оскорбительной выходке, правда, недооценил ее бурного темперамента.
– Мне тоже так кажется, – сказал герцог. – Инморте можно назвать кем угодно, только не глупцом. Делая это абсурдное, смехотворное предложение, он, безусловно, рассчитывал на скандал, который даст ему повод к войне. К счастью для Наварры, папский нунций в Памплоне ни на мгновение не растерялся и решительно предостерег Инморте от объявления войны, угрожая ему санкциями со стороны Святого Престола. Гроссмейстер был вынужден подчиниться, поскольку папа Павел не разделяет весьма благосклонного отношения своих предшественников к иезуитам и уж тем более не считает их передовым отрядом воинства Божьего на земле. Где там! По моей информации, Святой Престол очень обеспокоен стремительным ростом могущества ордена Сердца Иисусова, и папские нунции при всех европейских дворах получили тайное задание выяснить, какова будет реакция светской власти на официальное объявление иезуитов еретической сектой и наложение Интердикта [3] на все три области ордена – Лузитанскую, Мароканскую и Островную.
– Это будет мудрое решение, – одобрительно произнес Филипп. – Хоть и запоздалое. Теперь иезуиты большая сила, и единственно лишь Интердиктом их не усмиришь.