Советую тебе заткнуться по-хорошему.
– А я не могу больше молчать! – в праведном пылу отвечала девушка. – Совесть не позволяет...
– Совесть, говоришь? – хищно прорычала принцесса. – Сейчас мы потолкуем с твоей совестью!
Она сбросила с ног плед, в глазах ее зажглись недобрые огоньки. К счастью для незадачливой фрейлины, в этот критический момент дверь спальни приоткрылась и внутрь заглянула горничная Маргариты.
– Госпожа...
– В чем дело, Лидия? – недовольно отозвалась Маргарита. – Опять притащился Рикард? Так вели охране гнать его в шею и не тревожь меня понапрасну.
– Простите, сударыня, но это не господин виконт. Это монсеньор Аквитанский. Младший, разумеется.
– Ого! – Поджав под себя ноги, принцесса села в постели. – Чудеса, да и только!.. Что ж, пригласи его.
Горничная с сомнением поглядела на полупрозрачную ночную рубашку Маргариты, которая почти не скрывала ее прелестей, лишь окутывая их легкой туманной дымкой.
– На вас что-нибудь надеть, госпожа?
– Разве я голая? – раздраженно бросила Маргарита. – Пригласи принца, говорю тебе.
Горничная повиновалась, и через минуту в спальню вошел Филипп. Он оценивающе поглядел на принцессу и улыбнулся. Ее ночная рубашка произвела на него самое приятное впечатление, и где-то на задворках памяти он сделал себе заметку непременно раздобыть пару таких же рубашек для Амелины.
– Добрый вечер, кузен, – сказала Маргарита приветливо. – То бишь, доброй ночи... Представьте себе, – быстро заговорила она, не давая Филиппу времени на извинения. – Это негодная девчонка едва не вывела меня из себя. Так что вы явились очень кстати.
Филипп присмотрелся к фрейлине, на которую поначалу бросил лишь беглый взгляд. Его брови изумленно взлетели вверх.
– Вот так сюрприз! Ты уже здесь, крошка! Но как ты успела?
– Прошу прощения, монсеньор? – не поняла девушка.
– Да брось притворяться! – отмахнулся Филипп. – Эка лицемерка! Будто я не разглядел тебя, когда ты нежилась в постельке с Марио...
Фрейлина подскочила, как ужаленная.
– Монсеньор! – негодующе воскликнула она.
– Ах ты проказница! – Он игриво погрозил ей пальцем. – Пытаешься скрыть от своей госпожи, что лишила моего пажа невинности? Ну, нетушки, ничего у тебя не выйдет.
Тут Маргарита разразилась громким хохотом и принялась лупить кулаками подушку.
– Ой, умора! Ой, не могу!..
Смеясь, она выглядела еще соблазнительнее, и Филипп переключил все свое внимание на нее.
– Вы обознались, дорогой принц, – наконец объяснила принцесса. – Констанца здесь ни при чем. В постели с вашим пажом вы видели ее сестру Беату. Они близнецы.
– Так вот оно что! – рассмеялся Филипп. – А я уже не знал, что и подумать... – Он повернулся к фрейлине: – Виноват, барышня. Извините, что спутал вас с сестрой.
– И ступай спать, золотко, – добавила Маргарита.
Девушка молча поклонилась им обоим и вышла из спальни, наградив напоследок Филиппа далеким от восхищения взглядом.
– Никогда еще не встречала столь похожих и в то же время столь разных людей, как Констанца и Беата, – задумчиво промолвила Маргарита ей вслед.
– А кто они, собственно, такие? – поинтересовался Филипп.
– Племянницы его преостервененства нашего драгоценнейшего епископа. Он боготворит Констанцу, что не удивительно, и весьма прохладно относится к Беате, что тоже не удивительно. Только вот незадача – постоянно путает их... Ну, все, довольно об этих чудо-сестрицах. Присаживайтесь, кузен, не стойте, как истукан.
Филипп последовал ее совету и опустился на невысокий, обитый плюшем табурет, стоявший в ногах кровати.
– Кузина, я прошу простить меня за...
– Ой, не надо! Обойдемся без извинений.
Они привнесут неловкость, а наша беседа началась так чудесно! Что бы ни привело вас ко мне, я все равно рада вашему визиту. – Она обхватила колени руками, чуть склонила голову и пристально поглядела на Филиппа. – Вот как! Вы чем-то взволнованы? Что-то произошло?
– Нет, ничего особенного. Просто мне не спится.
– Мне тоже, – подхватила Маргарита и с очаровательным бесстыдством добавила: – В последнее время я очень плохо засыпаю в одиночестве.
– И что вы предлагаете? – невинно осведомился Филипп. – У вас есть какое-нибудь средство от нашей бессонницы?
– Это намек?
– Намек? На что?
Маргарита фыркнула:
– Да будет вам, кузен! Давайте начистоту: ведь вы явились ко мне не просто так, а с совершенно определенной целью – заняться со мной любовью. Разве нет?
«Ты смотри! – подумал Филипп. – Как она набивается!»
– Ну, предположим, – ответил он, пытаясь проникнуть взглядом сквозь ее полупрозрачное одеяние, что, впрочем, не составляло большого труда для его острого зрения.
Маргарита откинулась на подушки и вытянула ноги. При этом ее ночная рубашка задралась, обнажив выше колен ее соблазнительные стройные ножки. Филипп с вожделением облизнулся.
– Так что, – сказала она, призывно глядя на него. – Начнем прямо сейчас или еще немного поболтаем?
Филипп сокрушенно покачал головой. Вызывающее поведение Маргариты несколько охладило его пыл.
– Кузина, вы...
– Да, я бесстыжая, не спорю. Зато я откровенна – говорю, что думаю, поступаю, как мне хочется, и не вижу в этом ничего предосудительного. Что толку скрывать от собеседника свои мысли и желания, если они ему предельно ясны?
– А какой смысл говорить о том, что ясно и без слов? – парировал Филипп.
– Так, по крайней мере, честнее. И, если хотите, порядочнее. На свете нет ничего постыднее ханжества, которое, на словах радея о благопристойности, оскверняет все, к чему только не прикоснется. Именно ханжество является виновником многих извращений. Человеку, убежденному в низменности всего плотского, иной раз бывает легче переступить грань, оделяющую естественное от противоестественного, хотя бы потому, что он не всегда замечает ее.
– Полностью согласен с вами, кузина. Однако, кроме ханжеских правил приличия, существуют еще вполне разумные, обоснованные нормы человеческого поведения и общения. Если хотите, можете назвать их правилами хорошего вкуса, так как они скорее из области эстетики, нежели этики. Иногда бывает полезно умолчать кое о чем – и не ради некой абстрактной благопристойности, а из соображений... как бы это назвать?.. изящества, что ли. Есть вещи, о которых не стоит говорить напрямик, о них следует предполагать и строить догадки. Порой даже самые приятные, самые изумительные мысли, чувства, переживания, облеченные в слова, выглядят до крайности пошло и банально.
– Понятно. А я уже испугалась, что вы станете читать мне мораль.
– Упаси Бог, дорогая кузина! Я еще в своем уме. Кому-кому, но не мне наставлять вас на путь истинный. Тем более, что у меня нет уверенности, свернули ли вы вообще с этого пути.
– Гм... Наш господин епископ, пожалуй, не согласится с вами.
– А я, пожалуй, не соглашусь с вашим господином епископом. К счастью, не ему решать, кто заслуживает Спасения, а кто – нет.
– Но Богу, – удрученно вздохнула Маргарита; ясный взгляд ее вмиг потускнел.
Филипп озадаченно уставился на нее:
– Вот те на! Что это с вами? Вы боитесь гнева Господня?
– Иногда боюсь, – откровенно призналась она. – Главным образом по вечерам, если ложусь спать одна. Подолгу думаю о своей бессмертной душе, об адских муках, о чертях рогатых... Глупости, конечно... но страшно.
Филипп прищелкнул языком.
«Ну и ну! Кто бы мог подумать...»
– Не переживайте, кузина. Вам уготовано место в раю.
– А вам?
– Не знаю.