Он не имел обыкновения, подобно остальным, подтрунивать над Симоном, но сейчас, доведенный до белого каления его расспросами, не смог придержать свой язык.
– Эх, ты! – обиженно произнес Симон. – А еще друг...
– Прости, я не хотел. Как-то само самой вырвалось.
– Я ведь так люблю Амелину, – затянул Симон свою старую, уже порядком набившую Габриелю оскомину, песенку. – Я боготворю ее. А она, негодница...
– Она пообещала больше не изменять тебе.
– Зато раньше изменяла. Еще как изменяла!
– И ты решил отомстить ей? Ну-ну, давай, времени впереди много – может, свое отквитаешь.
Теперь пришла очередь смущаться Симону.
– Нет, что ты! Это так... нечаянно. – Он взял Габриеля за руку и с мольбой в голосе добавил: – Только не говори ничего Амелине. Если она прознает об этом, снова загуляет с Филиппом. Вообще никому не говори... Ну, пожалуйста, пообещай, что будешь молчать. Хочешь, на коленях попрошу?
– Не стоит, я и так ничего не скажу. При условии, что и ты забудешь о нашей встрече.
– Безусловно! Я нем, как статуя.
– В таком случае, я тоже нем, – ответил Габриель. – Доброй ночи, Симон.
– А разве ты не идешь к себе?
– Нет. Я... э-э... я немного прогуляюсь.
Симон добродушно усмехнулся:
– Ага, проказник, еще захотел! Ну что ж, ступай прогуливайся... Гм, только смотри не забегайся.
Габриель проводил долгим взглядом уходящего Симона, затем свернул за угол и вскорости снова оказался перед дверью Матильды.
«Ступай-ка ты прочь, дружок, – сказала ему здравая часть рассудка. – Дождись утра. Это не самый лучший способ завоевать благосклонность порядочной девушки – заявиться к ней среди ночи и признаться в любви».
«Почему же? – отозвалась другая часть, одуревшая от страсти. – Все в порядке. Я нравлюсь ей, но она не хочет этого понять, так как вбила себе в голову, что влюблена в Филиппа».
«Глупости! – возразил здравый смысл. – Это чистой воды самообман».
«Вовсе нет, – упорствовала дурь. – Это правда».
Как обычно, дурь взяла верх над доводами здравого смысла. Габриель постучал.
Ему показалось, что прошло несколько долгих часов, прежде чем за дверью послышалось шуршание шелковых юбок и тихий стук поднимаемой щеколды. Наконец дверь отворилась, и на пороге появилась Матильда. В этот поздний час она как будто не собиралась ложиться спать и была одета в то же самое платье, что и на вечернем приеме у принцессы.
Увидев совсем не того, кого ожидала увидеть, Матильда вскрикнула:
– О Боже! Кто это?.. Вы?! А я думала...
– Он не придет, – сипло сказал Габриель и едва сдержался, чтобы не закашляться.
– О... О ком вы говорите?
Поскольку Матильда стояла спиной к освещенной комнате, Габриель плохо видел ее лицо, но был уверен, что она покраснела.
– Может, мне лучше войти?
– Войти? Вам? Ко мне? – в замешательстве переспросила девушка. – Но...
За спиной Габриеля раздался скрип двери. Матильда испуганно охнула и схватила его за рукав.
– Ну, входите же! Скорее!
Габриель не заставил просить себя дважды. Одним прыжком он очутился в комнате и быстро затворил за собой дверь.
– Это Розалия, – шепотом объяснила Матильда. – Она известная сплетница и если что-то увидела, то завтра разболтает по всему дворцу, еще и приплетет с три короба... Господи! Что обо мне подумают?! А все вы, вы!
Габриель мрачно усмехнулся, и от его усмешки девушку прошибла дрожь.
– А окажись на моем месте Филипп, вам было бы все равно, что о вас подумают?
Матильда истошно ойкнула, закрыла глаза и прислонилась к стене, пытаясь удержаться на ногах. Лицо ее мертвенно побледнело. Габриель помог ей дойти до кресла и сесть, а сам встал перед ней на колени, сжав ее руки в своих.
– Простите, если я нечаянно причинил вам боль.
Матильда наконец раскрыла глаза и мягко, но решительно высвободила руки.
– Вы здесь ни при чем.
Просто я переволновалась. И вообще, я слишком впечатлительная. Так этоон прислал вас ко мне?
Бесстыжая! Развратница!.. Любимая...
Взгляд Габриеля упал на кровать с задернутым пологом, и сердце его больно сжалось при мысли о том, что бы случилось, приди к ней Филипп.
– Нет, я сам пришел. Сказать, чтобы вы его не ждали. Я убедил его оставить вас в покое.
– Понимаю, – прошептала Матильда. – Вы печетесь о моей душе. Вы так добры ко мне, благодарю вас... Нет! – вдруг воскликнула она, заламывая руки. – Это неправда! Я не могу лгать, не могу благодарить вас... Я грешница, Господи! Я закоренелая грешница и я не хочу каяться. Зачем вы беспокоитесь обо мне? Кто я вам такая? Вас не должно волновать, что я гублю свою душу.
– Однако волнует.
– Но почему?
– А вы не догадываетесь? – кротко спросил Габриель.
Матильда внимательно посмотрела на него.
– Кажется, я догадываюсь... О Боже! Только не это!
– Да! – Габриель вновь схватил ее руки и покрыл их страстными поцелуями. – Я люблю вас, Матильда. Я полюбил вас с первого взгляда – но буду любить всю жизнь.
Где-то с минуту оба молчали. Матильда собиралась с мыслями, а Габриель не сводил с нее исполненного нежности взгляда. Немного успокоившись, она решительно покачала головой:
– Нет, так нельзя. Вы не должны любить меня. Это неправильно, несправедливо. Любовь должна быть взаимной, иначе будет беда. Я не хочу, чтобы вы страдали из-за меня, я не хочу причинять вам боль.
– Тогда не надо причинять мне боль. Сделайте так, чтобы я не страдал.
– Но как?
– Ответьте на мою любовь, полюбите меня... – Габриель в отчаянии схватился за голову. – Боже, что я несу!.. Простите, барышня, я не то хотел сказать, совсем не то. Я лишь прошу дать мне шанс. Не отталкивайте меня, позвольте мне заслужить вашу любовь. Вот увидите – вы полюбите меня. Мне нужно только время...
– Нет, сударь, – решительно произнесла Матильда. – И не надейтесь. Вам у меня ничего не светит. Прошу вас, поскорее разлюбите меня. Пока еще не поздно – разлюбите. Вы никогда не добьетесь от меня взаимности, я никогда не смогу полюбить вас. Это невозможно, бесполезно, безнадежно.
«Что ж, придется овладеть ею силой, – заявила дурь. – Она упорствует в своем заблуждении».
«Если я сделаю это, – предостерег здравый смысл, – то навсегда потеряю ее».
На этот раз Габриель склонен был прислушаться к доводам разума.
– Я не разлюблю вас, – сказал он. – Я буду любить вас всегда.
– Ну, пожалуйста, – взмолилась Матильда. – Забудьте обо мне. Не любите меня, не надо. Я... я люблю другого.
– Филиппа? Но он же не любит вас.
– Нет! – вскричала Матильда. – Он тоже любит меня. Он сам это сказал.
– Ах да, конечно! – с нескрываемым сарказмом произнес Габриель, поднимаясь с колен. – Конечно, он любит вас. Он очень щедр на любовь. Чего-чего, а любви у него хватает на всех хорошеньких женщин.
Матильда прикрыла лицо руками, будто защищаясь. Плечи ее ссутулились и вздрагивали от едва сдерживаемых рыданий.
– Прошу вас, не мучьте меня. Мне и без того больно... Я так несчастна!
Она рывком вскочила с кресла и бросилась к распятию, висевшему на стене рядом с кроватью.
– Ты уже караешь меня, Господи! Ты не пожелал ждать моей смерти, Ты решил покарать меня тотчас... Велик мой грех, Господи, и кара Твоя справедлива.
Габриель подбежал к ней, судорожно сжимая кулаки.
– Замолчите! – простонал он. – Не называйте мою любовь карой. Ради всего святого, не говорите так... Это жестоко, это бессердечно!
– Ах! – выдохнула Матильда. – Простите меня. Я не хотела обидеть вас. Я сама не знаю, что говорю... Прошу вас, умоляю: забудьте обо мне. Я недостойна вашей любви. Я беспутная, пропащая. Не надо любить меня.
– Я люблю вас, Матильда, – пылко ответил Габриель.