* * *
– Ну что, мой юный друг, – начал Септимус, предложив Карелу садиться, – вы, помнится, что-то там говорили про сорок пятый год, раньше
которого до Шнайдера не доберутся? Но не прошло и двух недель, а уже начались какие-то движения? Давайте выкладывайте.
Инженер вытер распухший нос платком и два раза чихнул.
– Простите, господин президент, – вчера из Германии. Погода отвратительная…
– Здесь не лучше, Что вы там делали?
– Знакомился с местом событий. Там, где работает наш зонд, сейчас семнадцатое февраля. Согласно тому же Шнайдеру, назревают трагические
события.
– Вы о студентах? Я тоже почитал кое-что. Мне подготовили сводку по всем сколько-нибудь значимым фактам, относящимся к февралю сорок
третьего и Германии. К сожалению, что было, то уже произошло. Итак, я вас внимательно слушаю.
– Пятнадцатого февраля мы не вели наблюдений по техническим причинам, а вчера, шестнадцатого, зафиксировали перемещение объекта, то есть
книг.
– Куда?
– На Брудерштрассе, 14. Третий этаж. Сейчас мои ребята выясняют, кто там жил в это время,
Говоря это, Карел вывел прямо на стол карту Мюнхена и увеличил место в районе Принцрегентенштрассе. Он пододвинул изображение к Септимусу и
показал пальцем:
– Вот это место.
– Ошибки быть не может?
– Все проверили. Сигнал четкий, правда….
– Правда, что?
– Мощность сигнала равна пяти шестым от полной. Одна шестая куда-то пропала. Возможно, одна из шести книг осталась на Регерштрассе,
возможно, перенесена в другое место.
– Другими словами, некто вытащил пять томов из развалин и отнес их сюда, – толстый, как маленькая сарделька палец Септимуса ткнул в
карту. – А где же шестой том? И какой именно?
– Пока непонятно.
В кармане у Карела запищало.
– Простите, это может быть информация по Брудерштрассе. – Он достал свой повседневник и включил экран. – Да, так и есть. Книги попали в
квартиру, в которой в тот момент проживала семья профессора Мюнхенского университета Готфрида Вангера.
– М-да-а-а. Хуже просто не бывает, – простонал Септимус. – Нет чтобы мельник какой или там слесарь. Что он преподает? Вернее, преподавал?
– Что-то из древней истории. Рим или Греция… Мы уточним.
Септимус взял свой карандаш и в раздумьях стал постукивать им по столу.
– Профессора, как я понимаю, по развалинам не бродят, – начал он размышлять. – Хотя… всякое могло случиться. Уж больно времена были
суровые. И все же логично предположить, что книги нашел кто-то другой, рангом попроще, и принес их ученому в подарок либо в обмен на что-
нибудь.
– Сигнал появился на Брудерштрассе поздно ночью, с шестнадцатого на семнадцатое. Вряд ли нашедший их поперся бы среди ночи к уважаемому
человеку.
– Вы забыли, что это не простые книги. На каком, кстати, языке они изданы?
– На английском, господин президент. Я связался с библиотекой Рейгана в Вашингтоне, и мне пообещали репринт именно этого издания.
– Что ж, посмотрим.
Что-то в столе Септимуса запищало. Он достал из кармана маленькую коробочку, извлек из нее белую пилюльку и сунул под язык
– Хорошо, не будем сейчас гадать.
– Что ж, посмотрим.
Что-то в столе Септимуса запищало. Он достал из кармана маленькую коробочку, извлек из нее белую пилюльку и сунул под язык
– Хорошо, не будем сейчас гадать. Что еще, кроме сканирования, вы собираетесь предпринять?
– Уже подбираем программу психологической обработки всех, кому на глаза могли попасться эти книги.
Септимус поморщился.
– Что, без этого никак?
– Боюсь, что нет.
– Тогда вкратце…
– Наша задача подавить у свидетелей, то есть у тех, кто оказался невольным свидетелем наших…
– Ваших ляпсусов.
– Да, совершенно верно, так вот, подавить у них желание проявлять инициативу. Призвать к бездействию, спродуцировать индифферентное
отношение к необычному и, если потребуется, даже страх. Мы можем внушить им, что они прикоснулись к ужасной тайне, о которой никто и
никогда не должен знать. В нашей базе данных несколько тысяч программ психологического воздействия, от самых слабых до…
– Я знаю, до каких, – снова поморщился Септимус. – Как все это гадко!
– Я не думаю, господин президент, что нам придется прибегать к сильным методам. К тому же это сопряжено с волокитой, согласованиями,
внешними проверками и другими неприятностями. Но здесь важен правильный подбор программы. Однажды, когда к одному французу – это была эпоха
Великой Французской революции – по ошибке попал из будущего многостраничный документ, написанный по-английски, решено было временно лишить
его знания английского языка, которым он не блестяще, но владел. Так вместо того, чтобы забросить непонятные бумаги в стол, он потащил их в
Конвент и стал искать там депутата, хорошо знающего английский.
– И что потом?
– Точно не помню. Это было не у нас. Кажется, его лишили способности говорить и по-французски, так что бедолагу свезли в лечебницу для
душевнобольных.
– Черт-те что. – Септимус посмотрел на часы и, кряхтя, стал выбираться из кресла. – Послушайте, Карел, а мы не можем просто уничтожить эту
книгу?
– Увы. Мы не можем уничтожить в прошлом вообще ничего. Ни единого предмета, ни единой молекулы. Только информационные обмены. Более того, –
Карел потупил взор, – даже если мы внушим эту мысль Вангеру, ему придется изрядно попотеть, так что лучше не рисковать.
– Что? Они вдобавок ко всему из этого чертового SL-100?
Инженер кивнул.
– Кто же знал, что так получится.
– Прелестно. Значит, книга у вас, точнее там, у них, и в огне не горит, и в воде не тонет.
– Горит, вернее, плавится, но при температуре…
– Ладно, – Септимус замахал руками, – сейчас мне некогда, через пять минут у меня пресс-конференция. Подготовьте все сведения о профессоре
Вангере и каждом члене его семьи. С максимальными подробностями. Немедленно берите под наблюдение их всех, да не наломайте там дров, как с
тем французом. Не забывайте также о таинственном русском следе. Но никаких решительных действий без согласования со мной. И строжайшая
секретность. С этого момента никаких посторонних. Если об этой истории узнают газетчики… Ладно, жду вас вечером.
_III_
На следующий день у Вангера не было лекций.