Ни сенатора Авреола, ни его жену. Никого.
– Я её оскорблял? – изумился Кумий. – Я был сама галантность. Ещё немного, и я бы её трахнул, как она того хотела.
– Женщины к нему так и льнут, сам не знаю почему, – подтвердил Гепом.
– Человека легко низвести до положения скотины. В сто раз труднее вернуть ему утраченную гордость.
– О боги! – вздохнул Постум. – Философ, сразу видно, что ты прибыл издалека. Разве ты не знаешь знаменитую историю с Декларацией прав человека? Когда Кумий умирал от поноса в карцере, ему в камеру кинули ворох Деклараций, чтобы он подтирался ими. У него был выбор: обосрать Декларацию или свои штаны.
– Разве это сколько-нибудь умаляет Декларацию? Это только умаляет исполнителей, Август.
– Ненавижу идеалистов, – прошептал Постум. – И знаешь за что? За то, что они обожают свои идиотские идеи куда больше, чем людей, которые страдают от бредовых идей. Ты ведь любишь всякие дурацкие теории, которые сам и выдумываешь?
– А кого любишь ты, император?
– Я всех ненавижу, – последовал мгновенный ответ.
С разбегу Постум запрыгнул на сиденье «триремы». Фонарь светил ему в спину, и лицо императора оказалось в тени, так что было не видно, как он то скалится, то кусает до крови губы.
ГЛАВА III
Игры Постума против Александра
«Замечательный сын подрастает у нашего ВОЖДЯ. Юный Пизон Александр мечтает стать военным и прославить себя на полях сражений. Но пока он изучает науки и весьма в этом преуспел. Да здравствует ВОЖДЬ!»
«Вчера начались Мегализийские игры. Когда-то гладиатор Юний Вер, дважды выигравший Аполлоновы игры и трижды Римские игры, так и не смог стать победителем Мегализий. Но кто теперь помнит это имя?»
«Вышел новый библион Неофрона „Пустыня 32“. Книга высоко оценена диктатором Бенитом».
«Акта диурна», канун Нон июля [8]
I
Весело и непринуждённо вела себя публика в просторных залах игорного дома. Безумие почти ощутимое, материальное; лица, отсвечивающие голубизною; запах табака и дорогих вин; слепящий свет и ослеплённые азартом глаза; дрожащие руки; возгласы отчаяния, почти театральные; и уж вовсе театральный, ненастоящий смех. Здесь ничему никогда не удивляются. Сюда можно войти в роскошных нарядах, а выйти нагишом. Здесь проигрывают, выигрывают, уединяются в крытой галерее для Венериных забав, но никогда не влюбляются. Здесь можно все потерять, но нельзя ничего достигнуть. Наполненность и пустота соединяются в ошеломляющую пьянящую смесь. Как ночь лишь кажется непроницаемой из-за своей черноты, так этот дом мнит себя всемогущим дарителем счастья, но вместе с рассветом каждый может убедиться в обмане, покидая душные прокуренные залы; и неважно, выиграл он или проиграл.
Август появился в алеаториуме как желанный гость. Он махнул рукой, никого особенно не отличая. Его приветствовали так же непринуждённо. Две девушки в сверкающих туниках тут же подбежали к императору – одна блондинка с нежным румянцем, другая стройная эбеновая кошечка в серебристом полупрозрачном наряде. Философ с трудом узнал в этой парочке двух «кобылок», которых Август оставил безутешными в «Медведе». Две другие, видимо, императора не дождались.
– Я выиграла сто сестерциев, – промурлыкала эбеновая красавица. – Могу заказать за свой счёт бокал фалерна для тебя.
Август подтолкнул к столу смущённого Авреола. Зачем-то сенатор, отправляясь в алеаториум, надел тогу с пурпурной полосой. Ему было жарко, и он постоянно стирал пот со лба.
– Наш друг будет играть! – громко возвестил Август. – Давай, сиятельный! Я на тебя надеюсь! Если выиграешь, угостишь фалерном.
Авреол покорно занял место за столом, не смея возразить. Он уже смирился с потерей десяти тысяч. Август встал рядом, готовясь насладиться потехой.
Но ему помешали. Полноватый молодой человек с тёмными, близко посаженными глазами и пухлыми розовыми губами протиснулся к нему и дёрнул за тунику. Молодой человек пребывал здесь давно – на тунике меж лопаток проступила тёмная полоса, да и волосы на лбу взмокли и слиплись.
– Меня не пускают играть. Август, они не пускают меня! – одновременно жалобно и зло прошептал юноша, оглядываясь. Перед Августом он явно заискивал, но в то же время старался держаться дерзко.
– А, это ты Александр… – Постум произнёс это имя громко и не поставил голосом точку. Будто хотел добавить ещё какой-то титул, но в последнюю секунду вспомнил, что у юноши нет титула, и умолк.
– Я хочу играть! – заявил юноша, капризно выпячивая полную нижнюю губу.
Он был лишь на полтора года младше Постума, но выглядел рядом с императором беспомощным ребёнком.
– Так играй!
– Меня не пускают!
Август улыбнулся краешком рта, но тут же подавил улыбку, лицо его приняло напускное серьёзное выражение. Но Александр ничего не заметил. Он вообще ничего не замечал – его интересовали только деньги и зеленое сукно стола, на котором мерещилось недостижимое состояние. Плечи его нервно дёргались, руки дрожали.
– Ты сильно задолжал? – с озабоченным видом спросил Постум, хотя и так знал, что мальчишка должен всем помногу, в том числе и ему. Кажется, Александр задолжал всему Риму.
– Если играешь – всегда так.
– Так плати.
– Не могу!
– А я ничем не могу помочь. Все платят по долговым обязательствам. Нищие, бедняки, солдаты и сенаторы в Календы несут свои денежки ростовщикам. Даже я плачу. И Бенит платит. Сам посуди, что станет с Римом, если мы перестанем отдавать друг другу долги? Рим погибнет. Ты можешь нюхать кокаин, пить беспробудно, трахать по десять красоток в день, но при этом платить по счетам. Это главный закон Рима.
– Говори со мной нормально… нормально говори! – повысил голос Александр, наконец расслышав издёвку в словах Августа.
– Разве я как-то не так говорю?
– Постум, тысячу сестерциев, – взмолился юноша и согнулся, будто хотел поцеловать императору руку.
– У меня нет. – Август намеренно заложил руки за спину. – Видишь, я и сам не играю. А так хочется. К тому же, кажется, ты мне должен пятьдесят тысяч.
– Нет, ну ты нормально со мной говори… Так нельзя! Говори нормально… – Александр чуть не плакал. – Я отдам.
– Нету, нету, ничего нету, – сокрушённо покачал головой Август, не забывая при этом наблюдать за игрой Авреола.
Тот уже проигрывал шестую тысячу. Развлечение оказалось куда более скоротечным, чем предполагал император.
– Что же мне делать? – пробормотал Александр.
– Продай что-нибудь. Разве тебе нечего продать? Хотя бы бюст Бенита. Подойди к Авреолу и скажи: «Слышал, ты хочешь купить бюст ВОЖДЯ. Изволь, я привезу тебе мраморную голову завтра». Только скажи это громко. Сенатор Авреол непременно купит.
– Но мне нужны деньги сейчас! – не унимался Александр. Он то плакал, то смеялся, совершенно собой не владея. – Сейчас!
– Ну так потребуй деньги вперёд. За ВОЖДЯ надо платить вперёд. И ВОЖДЮ надо платить вперёд. Надеюсь, ты умеешь произносить слово «ВОЖДЬ» большими буквами?
– Благодарю, Август! Благодарю! – На щеках Александра выступили красные пятна. – Ты возвращаешь мне жизнь.
Он жадно облизнул губы, наклонил голову, готовясь к атаке, и направился к сенатору. Жалкий хищник, воспрянувший при виде лёгкой добычи. Александр подкрался сзади к Авреолу и заорал:
– Завтра бюст ВОЖДЯ твой. А сейчас тысячу немедленно! Мне! – Авреол так испугался, что уронил тессеры на пол.
– Тысячу немедленно. И бюст, самый лучший бюст Бенита – твой. Или ты отказываешься покупать бюст ВОЖДЯ?
– Да… то есть нет… – лепетал Авреол.