Хорошая погода сменилась ненастьем: большими хлопьями повалил снег, вдоль Ловати подул резкий, пронизывающий ветер.
Когда я вошел в избу, оба генерала сидели за столом, склонившись над оперативной картой, и о чем-то беседовали.
- Я изменил свое решение, - обратился ко мне генерал Курочкин, - и передал вас в распоряжение соседней армии генерала Морозова. Вы знаете его. Будете действовать на его левом фланге, на стыке с 1-й ударной армией. Задача дивизии: сегодня ночью переправиться на западный берег Ловати, завтра с утра повести наступление на Борисово, овладеть им и прочно там закрепиться. Начало атаки в 7.00.
Я слушал генерала, следил за его карандашом, которым он водил по карте, и старался все запомнить. Но чем больше я оценивал обстановку, тем тревожнее становилось у меня на душе.
- Задача ясна? - спросил Курочкин.
- Задача понята, - ответил я, - но позвольте, товарищ командующий, доложить вам.
- Говорите.
- На подготовку к атаке слишком мало времени, и это сильно беспокоит меня. Сейчас восемь вечера, возвращусь я в дивизию не ранее десяти и найду ее в обороне, разбросанной по берегу. Предстоит собрать части, вывести их на новое направление и сосредоточить на рубеже атаки. Все это надо проделать ночью на совершенно незнакомой местности. Затем нужно подготовить войска и артиллерию непосредственно к атаке, о которой они пока ничего не знают. Провести такую подготовку в темноте и в ограниченное время, без предварительной дневной рекогносцировки будет очень трудно.
- Чего же вы хотите? - перебил меня генерал.
- Прошу начать атаку на два - три часа позже. Тогда дивизия сможет хорошо подготовиться.
- Вы во многом правы, - сказал командующий. - Но время атаки я, к сожалению, изменить не могу, это время - не частное для вашей дивизии, а общее с другими соединениями. Всe, что я в состоянии сделать, - это несколько облегчить вашу задачу. Придам вам воздушнодесантную бригаду полковника Мерзлякова. Она действует сейчас как раз на вашем направлении. Правда, людей в ней маловато, и я предполагал вывести ее из боя, но теперь задержу. Она поможет вам. Прикажите бригаде наступать в первом эшелоне, а для последующего удара подоспеют и ваши части. Устраивает вас это?
Приподнявшись из-за стола, командующий ожидал моего ответа.
- Да, - ответил я, - такое решение меня вполне удовлетворяет.
- Тогда торопитесь! Больше вас не задерживаю. Желаю успеха!
До штаба я добрался уже поздно ночью. С трудом разыскал его в густом лесу, в двух километрах восточнее Плешаково.
В своей палатке застал комиссара. Уткнувшись в меховой воротник полушубка и облокотившись на столик, он сладко спал.
- Григорий Александрович! - дотронулся я до плеча Воробьева.
Он вздрогнул и поднял голову.
- Ах, это ты! Наконец-то! - На его помятом лице отразилась неподдельная радость.- Измучились, ожидая тебя.
- Как в полках?
- Благополучно. Вышли на берег и заняли оборону. Сделали все, как приказывал.
- Связь есть?
- Есть.
- Хорошо. Примемся за работу.
Узнав, что я возвратился с новой задачей, штаб ожил, и наша штабная машина заработала среди ночи полным ходом. Было принято и оформлено решение на перегруппировку и наступление. С боевым приказом в полки и бригаду помчались офицеры связи.
Управившись со всеми делами и свернув палатки, штаб незадолго до рассвета начал выдвижение на новый командный пункт-на западный берег Ловати.
На рассвете штабная колонна прибыла в Плешаково. На противоположном берегу против Плешаково расположено Гридино. Оба пункта связывались между собой санной дорогой, проложенной по льду. От Гридино дорога уходила в лес, на Борисово.
Лед на реке был заминирован и подготовлен к взрыву, свободной для проезда оставалась только дорога.
Наши стрелковые и артиллерийские части затемно переправились через реку и теперь занимали исходное положение. На восточном берегу задержался лишь штаб. До начала наступления оставались считанные минуты. Мы торопились.
Как нарочно, наше прибытие на берег противник встретил огневым налетом, вынудил колонну рассредоточиться и задержаться. После налета последовал методический обстрел. Снаряды рвались на льду, обкладывая проезжую часть дороги. Преодолевать реку по дороге было опасно, а объехать стороной также не представлялось возможным: угрожали свои же мины.
- Ну как, перемахнем или переждем немного?- спросил я у своих командиров, собравшихся на берегу.
- По-моему, надо переждать, - сказал комиссар.
- Конечно, на рожон лезть нечего, - согласился начальник штаба.
Только начарт выразил желание проскочить поскорее. Ему не терпелось: хотелось лично самому проверить перед атакой готовность артиллерии.
Решили немного подождать. Постояли, понервничали минут пять - шесть, огонь не прекращался, а нетерпение наше возрастало. Пришлось отдать распоряжение преодолевать реку под огнем.
Первыми на лед выехали мои сани, на которых, кроме меня и комиссара, поместился начальник штаба. Он расположился на передке, рядом с ездовым, на обычном адъютантском месте, а Пестрецов с верховыми лошадьми ехал позади. За нами вытянулась вся колонна.
До середины реки проехали шагом, лавируя между воронками, заполненными водой. С десяток снарядов разорвалось по сторонам, впереди и сзади нас.
- Начало удачное, - повернувшись ко мне боком. сказал Вольфенгаген. Проскочим!
- Конечно, - поддержал Воробьев.
- Погоняй, друг, побыстрее! - поторопил я ездового.
- Н-но, серые! - крикнул он и хлопнул вожжами. Не успели лошади рвануть, как внезапный сильный удар ошеломил нас. Через несколько секунд, опомнившись и придя в себя, я увидел сквозь пелену еще не рассеявшегося дыма жуткую картину. Сани стояли на месте. У их передка топтался ездовой с перебитыми руками. Вольфенгаген продолжал полулежать на передке с повернутым ко мне лицом. Он был мертв. Комиссара рядом не оказалось. Повернувшись влево, я увидел его барахтающимся в снегу по ту сторону саней. Все это наделал разорвавшийся у передка снаряд. Его осколки сразили начальника штаба, ранили ездового и меня, покалечили лошадей, и только комиссар, выброшенный из саней силой взрыва, остался невредим.
Надо было немедленно выбираться из зоны обстрела, но у меня не хватало сил. Только с помощью подбежавшего Пестрецова я с трудом добрался до Гридино.
Поблизости не оказалось ни фельдшера, ни санинструктора. Я все больше и больше слабел. Наконец адъютанту удалось кое-как забинтовать меня.
Обстрел вскоре прекратился. Остальные штабные работники прибыли в Гридино благополучно, без потерь. Так и не добравшись до своего КП, я из Гридино подал сигнал для атаки.
Тяжелым было мое прощание с начальником штаба.
Всего лишь несколько дней назад Даниил Оскарович делился со мной своими заветными мыслями и строил планы на будущее. И вот он лежит безмолвный. Горько, бесконечно горько терять боевых друзей!
* * *
Первой атаковала Борисово воздушнодесантная бригада. Атака началась дружно, но, для того чтобы довести ее до конца, не хватило сил. Скованные губительным огнем, десантники залегли в двухстах метрах от населенного пункта.
Гитлеровцы занимали окопы, подвалы, чердаки и отовсюду сеяли смерть. Этот опорный пункт имел для фашистов важное тактическое значение: расположенный на шоссе из Старой Руссы на Рамушево, он прикрывал выходы на эту рокаду с тыла, со стороны Редьи.
Не выдержав, полковник Мерзляков оставил свой НП и направился в цепи, чтобы лично повести людей в атаку.
Цепи возобновили огонь и стали готовиться к новому броску.