Старик между тем протиснулся в самый нос, где люди в брезентовых штормовых плащах резались в домино.
– Капитаньё! – закричал он. – Допустите ж меня… Меня вам никак в домино не осилить. Меня только пожарники осилить могут. У них времени богато на тренировку.
Люди в штормовых плащах потеснились, уступая старику место. Старик глянул в окно и устало пробормотал:
– Уже, капитаньё. Прибыли.
Катер подошёл к серому дебаркадеру, на котором висел большой щит в красно-белую клетку, что на морском языке означает букву «м», или «тихий ход».
Славка повернулся, чтобы идти на палубу к маме. Навстречу спускались люди. Славка едва пробился наверх.
Мама хватала тяжёлые чемоданы, сумки, баул, стараясь поднять их все сразу. Она закричала на Славку:
– Где ты болтался?
Славка стоял перед ней с целлофановым пакетом, мял его и не плакал только потому, наверно, что давно разучился плакать. Мама вырвала у него гостинец.
– А эту гадость зачем купил?
Славка представил, как блестящий пакетик полетит сейчас за борт. Хотел закричать «не смей!», но оробел под маминым взглядом и отвернулся. Он увидел мальчишку с рюкзаком за плечами. Мальчишка подошёл к нему.
– В гости или на дачу? – спросил он.
– К отцу, – тихо ответил Славка.
Мальчишка поднял два самых больших чемодана, потащил к сходням.
С катера валом валил народ. Над головами плыли корзины, мешки с поросятами и очумевшие в ящиках петухи. Когда мальчишка опустил чемоданы на землю, пальцы у него не смогли сжаться в кулак. Кожа на ладонях как будто сдвинулась.
Подоспела мама. Сказала:
– Спасибо.
Мама смотрела по сторонам, нервно дёргала ремешок сумки, словно торопила свою судьбу. Она поглядывала на мальчишку с беспомощной неприязнью, понимая, что для неё будет лучше, если мальчишка останется.
Мальчишка не уходил.
Когда площадь перед дебаркадером опустела, мама сказала Славке:
– Радуйся… – Потом глухо, словно в подушку, распорядилась: – Хватит. Поедем в гостиницу. – Она стала поднимать и опускать вещи, пытаясь снова взять их все сразу.
– Зачем же так надрываться, – сказал мальчишка. – Сдайте барахло в камеру хранения и шагайте себе с квитанцией. Ехать здесь не на чем.
ПОД ГОЛУБОЙ КРЫШЕЙ
Главная улица в городке чистая. Вымощена розовым камнем-булыжником. Тротуары из кирпича. Прокалённый кирпич расположен в ёлочку. Тень от домов, как жидкие чернила, прозрачная.
И по всему городу запах моря.
Свернули к церкви, крашенной от фундамента до крестов серебряной краской.
Вокруг церкви, за железной оградой, разложены на просушку рыбацкие сети.
Мама молчит. Лицо у мамы такое, словно её обокрали в самый трудный час жизни.
Мальчишка в спортивной куртке идёт впереди.
«Мне бы такого брата», – думает Славка. У Славки редкий характер: чужое преимущество не рождает в нём зависти. Он глазеет по сторонам. Ему нравится бело-розовый город. Славка хочет спросить, как зовут мальчишку, но смелости у Славки не хватает; он только шевелит губами. Мама смотрит на него подозрительно.
В маленькой гостинице мест не было.
– Та ж понаехало командировочных, – пела дежурная. – Чего людям дома не можется, так скрозь и едут, и едут…
Мама заплакала.
– Мальчонку-то я бы могла поместить, – извиняясь, пробормотала дежурная. – Я бы его к этому худенькому подложила… – Она ткнула пальцем в тощего близорукого парня. – А тебя же ж мне некуда деть. Женское помещение скрозь мужиками забито…
Мама плакала, уронив голову на руки. Вокруг неё смущенно стояли командировочные в полосатых пижамах. Они утешали маму советами. Они ей сочувствовали. Только мальчишка в голубой куртке сказал прямо:
– Глупости. Было бы из-за чего слёзы тратить. Сидите и никуда не трогайтесь. Я найду вам жилище.
Мама послушно кивнула.
Мальчишка подтолкнул Славку к двери.
– Пойдём к моему дядюшке. Он вас приютит.
Славка обрадовался, подумал, что вот и представился замечательный случай.
– Пойдём, – сказал он.
В проулке шагал старик, который подарил Славке гостинец. Он вытягивал шею, словно хотел вылезти из своей, новой одежды. Словно она скорлупа. Старик пел:
Задула фуртуна на море.
Ой, люто задула!
Последние слова он пропел так громко, что из-за церковной ограды выскочила старуха в чёрной клетчатой шали.
– Куда тебя чёрт тащит?! – закричала она. Старик остановился, подёргал усами.
– Отскочь с моего пути! – сказал он воинственно. – Слышь, отскочь в сторону!
Старуха зашлась от злости.
– Повёртывай назад! – бушевала она. – Тут храм, а ты своим винищем весь воздух позаражал!
Старик прикрыл рот рукой.
– Слушай ты, старая птица, – сказал он вдруг дружелюбно, – давай мне три рубля, я тогда обойду церковь хоть вокруг рыбзавода. А не дашь, – он двинулся на старуху, – я прямо в церковь войду и стану там моряцкие песни шуметь.
Старуха сунула ему под нос костлявый кукиш.
– На-кось! – заголосила она. – Умный! За три-то рубля я тебе сама где хочешь спою. Спляшу даже.
– Тогда отскочь, – мрачно заявил старик. – Геть! Не заслоняй мою прямую дорогу!.. – Он отстранил старуху и пошёл вдоль ограды, выводя слова своей песни:
Задула фуртуна на море —
Рваные паруса…
– Старое ты будыльё! – крикнула старуха. – Рыбий ты караульщик!
Славка заметил, как изменилось лицо мальчишки, дрогнули твёрдые мальчишкины губы. «Да что с ним?» – подумал Славка.
Мальчишка сказал:
– Беги, зови свою мамашу.
Когда Славка с мамой прибежали, мальчишка в спортивной куртке подошёл к старику. Он почтительно поздоровался. Сказал, погодя:
– Дед Власенко, возьмите хороших людей, – им ночевать негде.
Старик даже не обернулся. Махнул рукой, чуть не сбив с головы фуражку.
– Пускай идут… У меня же ж хата обширная. Хата моя под голубой крышей. Весь мир моя хата. Где хочу, там и прилягу.
Мама остановилась, повернула к мальчишке осунувшееся лицо.
– Идите, – сказал мальчишка. – Ну, идите же! Вас человек к себе в дом ведёт.
Славка взял маму за руку, и они пошли за стариком.
БАБКА МАРИЯ
Старик шагал по шатким деревянным мосткам, мимо садов. Он громко шумел свои песни.
Толкнув локтем калитку, он вошёл в небольшой сад. Под деревьями земля чёрно-синяя. Только возле заборов растёт трава. За деревьями хата. Черепичная крыша у неё набекрень. Вокруг насыпана дорожка из мелких чистых ракушек. У дверей вместо половика старая сеть. Хата похожа на старика – весёлая хата.
Старик остановился в садочке и вдруг заорал испуганным голосом:
– Бабка Мария! Чего ж вы сидите? Хата горит!
Низкая крашеная дверь распахнулась. На порог выскочила старушка в переднике. Глаза испуганные. Щурятся. Старик спрятался за дверью и захихикал:
– Шутю…
– Чтоб вас, старый козёл, – беззлобно проворчала старушка.
Увидела Славку с мамой и всплеснула руками.
– Никак Анна?
– Хиба ж Анна такая? – возразил старик. – Анна покрепче будет. – Потом откашлялся, объяснил солидно: – Это мои знакомцы. Им, Мария, ночевать негде.
Старушка оглядела гостей.
– Здравствуйте, – сказала она. – Проходите, пожалуйста.
Она провела маму и Славку в большую прохладную комнату с крашеным полом.
– Мы вас в зале положим, – говорила она. – Вот тут. Тут воздух свежий. Кровать мягкая, и диван новый…
Дед Власенко просунулся в комнату, похвастал:
– Анна мне такой диван бархатный справила, дочка моя.
Старушка нахмурилась.
– Не дышите тут. Людям спать, а вы вином дышите.
– А они, может, кушать хотят, – ехидно сказал старик.
– Нет, что вы, – ответила мама. – Спасибо.
Она села на стул и уставилась в угол, на большую икону, перевитую сухими цветами.