Аннушка торжественно объявила, что нас исключили из эксперимента – в конце года мы будем сдавать простые человеческие экзамены. Но и эта информация прошла словно мимо меня. Мир будто раздвоился: все события «обычной» жизни стали лишь невзрачной декорацией, на фоне которой разворачивалась другая, яркая и ни на что не похожая реальность…
Не радовало и то, что к моему дому нельзя было попасть, минуя подземный переход, а паренек с гитарой наблюдался там практически каждый вечер. Поэтому я шла, сосредоточенно глядя прямо перед собой и жалея, что не могу заткнуть уши. Если же мы попадали туда с Юлькой, то я немедленно завязывала с ней оживленный разговор. Она делала вид, что ничего не замечает, а я в благодарность больше не заводила речь об Антоше Дворецком.
Сегодня Юлька, нагнав таинственности, сказала, что приедет прямо к театру. Мы договорились встретиться у входа, и к метро я топала в гордом одиночестве.
Несмотря на середину апреля, тепло было почти как летом. Поэтому я надела легкий плащик, туфли и уже на улице с удивлением обнаружила, что для разнообразия обретаюсь не в самом дурном настроении. Не так уж плоха весна, когда нет грязи и слякоти, можно спокойно носить юбку и не бояться прибыть к пункту назначения с забрызганными до колен колготками.
Никогда не понимала наших девчонок, которые любили жаловаться:
– Ой, ну как же надоела вся эта тяжелая зимняя одежда! Скорее бы весна!
А я зимнюю одежду, наоборот, любила. Почему бы и нет, если она красивая и вовсе не тяжелая? А может, она мне больше нравится, потому что в ней можно спрятаться, как в домике? Неужели у меня комплексы, о которых пишут в журналах?
Но даже мысли об этом не испортили настроения, и я спустилась в переход, забыв глубоко вдохнуть и настроить себя не смотреть по сторонам.
Это меня и подвело, потому что я сразу наткнулась взглядом на паренька с гитарой. Он сидел на узком выступе, шедшем вдоль стены перехода, а рядом, положив голову ему на плечо, примостилась мелкая невзрачная девица. Он пел ту самую песню, что и в нашу первую встречу… то есть не встречу, а в первый раз, когда ты его увидела, зло одернула я себя. Переходная акустика давала легкое эхо, и звуки «Колыбельной» красиво вибрировали под потолком. Но почему-то сразу было понятно, что слова предназначены не прохожим, а этой самой девице, которая послушно приготовилась засыпать…
Я помотала головой, прогоняя наваждение, встряхнула волосами и повернула к цветочному ларьку.
Я опаздывала, поэтому, выйдя из метро, почти побежала к театру. Уже поднимаясь на крыльцо, я резко остановилась, заметив знакомые вихры. Кто-то налетел на меня сзади, весьма нелестно при этом охарактеризовав, но я не обратила внимания, сориентировавшись и шустро отступив за колонну. Я просто не хотела ставить Юльку в неловкое положение, а получилось, что подслушиваю.
– Опять пойдешь смотреть на своего этого?.. – недовольно бурчал Антоша Дворецкий.
– Ты что-то имеешь против? – ледяным тоном осведомилась моя великолепная подруга.
– Да нет, просто могли бы еще погулять… – смешался тот.
– Погуляли уже, – пожала плечами она. – Пойду теперь приобщусь к высокому.
– Да уж, к высокому! – фыркнул ее кавалер. – Скажи лучше, который раз!
– Ну шестой, а что?
Антон усмехнулся:
– Никому больше не рассказывай. А то ведь не все такие понимающие, как я…
– Зато ты слишком понимающий, – отрезала Юлька и взглянула на экран мобильника: – Ладно, мне пора. Пока!
И, не дождавшись ответа, пошла к дверям.
– Пока! – скроив кривую ухмылку, сказал Антон самому себе и повернул в противоположную сторону.
Глава 7
Букет для звездного мальчика
– Это еще что такое? – вытаращила глаза Юлька, и только тут я словно опомнилась и осознала, что у меня в руках – цветочки! Пять пушистых белых гвоздик!
– Эээ… – замялась я, но быстро нашлась и небрежно бросила:
– Подарю кому-нибудь. Кто понравится.
Юлька неуверенно хихикнула и на всякий случай уточнила:
– Не Теркину?
– Вот еще, – фыркнула я, все лучше входя в образ избалованной театралки. – Он их и так охапками огребает!
– Шмарову, что ли? – хмыкнула она.
– Ну… да, – обрадовалась подсказке я. – Хочу посмотреть, какая у него будет физиономия.
Подружка недоверчиво смотрела на меня, а я колебалась – говорить, что видела ее с Антоном, или нет. И решила: если она вспомнит про «никаких цветов», я скажу про «никаких реальных парней». Но она ничего такого не вспомнила, поэтому я тоже промолчала.
Ходить по театру с цветами оказалось очень приятно, тем более у меня была не какая-нибудь грустная и тощая веточка хризантемы. Все на меня оглядывались, даже бабульки-билетерши смотрели без обычного неодобрения – так-то наша манера пробираться с самыми дешевыми билетами на самые дорогие места явно исключала нас из числа приличных и уважаемых зрителей. Но сегодня даже эта часть нашей культурной программы прошла как по маслу – мест было много, выбирай, какое больше нравится.
– Что это случилось? – удивленно озиралась я.
– Так середина апреля, – пояснила Юлька. – Все, скоро конец сезона.
– Ка..акой конец сезона? – Я даже заикаться начала от удивления.
– Театральный сезон длится с сентября по июнь, – снисходительно пояснила она.
– А летом они отдыхают, что ли? Как учителя? – скептически поинтересовалась я.
– Не только отдыхают, еще на гастроли иногда ездят…
– А при чем тут количество зрителей?
– Ну, тепло, всем погулять хочется, а не в пыльном театре сидеть.
– Подумаешь, – обиделась я. – А мы негордые и в пыльном театре с большим удовольствием посидим!
Видимо, актеры тоже чувствовали – или знали, – что аншлага в зале не наблюдается, поэтому спектакль получился уютным и домашним, без всякого пафоса.
– Что-то они сегодня как-то… – задумчиво проговорила Юлька в антракте.
– Ты тоже заметила? – согласно кивнула я.
– А вот люди пришли первый и единственный раз и даже не догадываются, что тут разные составы бывают, что фанаты ходят…
– А людям это и не нужно.
– Интересно, почему нас с классом на мюзикл не повели? – весьма несвоевременно задумалась Юлька.
– Потому что мюзикл – это развлечение и не несет никакой образовательной нагрузки, – пояснила я.
Она хихикнула – я весьма точно скопировала назидательный тон нашей директрисы – и возразила:
– Ну почему же не несет? Это яркий представитель современной музыкальной культуры…
Настала моя очередь хихикать – теперь Юлька воспроизвела пафосную манеру музычки, с которой мы, к счастью, благополучно распрощались в прошлом году.
– И потом мюзикл, мягко говоря, подороже будет, – продолжала она уже нормальным тоном.
– А что, самые дорогие билеты туда стоят примерно как самые дешевые сюда.
– Ага, – подхватила подружка. – А теперь представь Чупракова и Петрова на балконе второго яруса.
– Да… – кивнула я. – Мы бы тогда точно вместо мюзикла что-то другое смотрели.
Только в антракте до меня со всей ясностью дошел смысл того, что я собиралась сделать. И я заныла:
– Ой, Юлька, зачем я все это придумала? Как же я буду ему цветы дарить?
Мы сидели в фойе, вокруг степенно прогуливалась публика, и мне казалось, что все, включая бабулек-билетерш, косятся на меня, мои цветы и гадают, кому я собираюсь их вручать.
– Ну, он ведь тебе с самого начала больше всех понравился, – ехидничала она.
– Да уж, – проворчала я. – Такую потрясающую улыбку разве забудешь?
Чтобы хоть немного отвлечься и успокоиться, я вытащила зеркало.
– Красиво я глазки нарисовала?
– Да, – протянула Юлька, а потом вдруг хихикнула: – Если он свои поднимет.
А ведь правда – Шмаров никогда не утруждал себя милыми улыбками и приветливыми взглядами в зал, вечно покидает сцену с низко опущенной головой.
Ближе к концу второго действия меня затрясло.
– Юлька, я не хочу, – пожаловалась я на последних аккордах оркестра.
– Иди, – кивнула она.
Деваться, действительно, уже было некуда. И, когда зажегся свет, я встала и поплелась к сцене.
После каждого спектакля возле нее толокся народ: обязательно вручалось несколько букетов исполнителям главных ролей – иногда фанатами, иногда приличными зрителями, купившими цветы просто так, с намерением подарить «кому понравится». Еще зрители с дальних мест спускались, чтобы хоть во время поклона поближе разглядеть лица актеров.
Сегодня возле сцены почему-то было пусто. Я в гордом одиночестве спускалась по центральной лестнице, чувствуя провожающие меня взгляды, и казалась себе почти что Золушкой, приехавшей на первый бал.
На середине авансцены стояли Теркин, Горин и Стелла, а я резко свернула влево, где маялся в углу Шмаров. Я, как лунатик, остановилась напротив и протянула букет. Он опустил глаза и неуверенно шагнул к краю сцены. Взяв цветы, он неловко поклонился и отступил назад. Я обернулась: Юлька улыбалась, издали показывая мне большой палец.
Когда Шмаров снова вышел кланяться, цветов у него уже не было, а мы успели подняться на несколько ступенек и теперь стояли на лестнице в откуда-то набежавшей толпе. Он судорожно шарил взглядом по залу, а когда натыкался на нас, сразу отводил глаза. Мы же без стеснения хохотали.
Когда мы вышли на улицу, я все еще продолжала нервно хихикать, поминутно хватаясь за Юлькин локоть – словно чтобы убедиться, что с миром вокруг ничего не случилось.
– Он тебе что-нибудь сказал? – спросила она.
– Нет, ничего. Даже «спасибо» не сказал. Только кивнул.
– Не привык, – констатировала она. – Вообще не знал, как себя вести. Поэтому и дергался. Кстати, ты физиономии Горина с Теркиным видела?
– Ничего я не видела, – отмахнулась я.
– Пока ты спускалась, они на тебя так внимательно смотрели! И улыбочки довольные у обоих, типа: «Сейчас мне цветочки подарят!» А ты мимо топаешь… Вот у них физиономии вытянулись!
– Да ты что? – удивилась я. – Ничего такого не заметила…
– Понятно, до того ли!
– Нет, я просто хотела повеселиться, да и его развлечь, – недоумевала я. – Но теперь обязательно пойду еще. Когда там следующий спектакль?
– В следующий раз я сама куплю тебе эти гвоздики, – пообещала подружка. – Хочу полюбоваться на его физиономию, когда он снова тебя увидит.
– А с чего все-таки вчера были цветы? – осторожно спросила Юлька.
Весна продолжала радовать теплом, в театр мы сегодня не собирались и просто болтались по центру, разглядывая попадающиеся на каждом шагу мемориальные доски и таблички с описанием памятников архитектуры.
– Нравится он мне, – не задумавшись, ответила я.
– Больше, чем Теркин?
Я смутилась:
– Ну, не буду же я Теркину дарить цветы!
– Почему бы и нет?
– Потому что ему все дарят. Не хочу быть одной из толпы! У Шмарова я единственная и неповторимая, он меня сразу запомнит, начнет узнавать, потом ждать… А я возьму и не приду – что у него будет за физиономия!
– Вот лежит сейчас Шмаров, – ехидно заулыбалась Юлька, – и думает: что это вчера такое было?
Уличные часы показывали половину первого дня, и я не поняла, с чего бы Лешеньке до сих пор валяться в постели, размышляя о вчерашнем спектакле. Но картинка оказалась очень живописной, и я не стала спорить, просто спросила:
– А что?
– Да у него вчера такое лицо было – «и чего она ко мне привязалась со своими цветами…»
– Неужели совсем не обрадовался? – удивилась я.
– Ну, Лера, он понял, что над ним прикалываются, – смущенно пояснила Юлька. – Чему тут радоваться? Он себя полным дураком чувствовал, только и мечтал побыстрее со сцены убраться.
– Думаешь, ему никогда ничего не дарили?
– Не знаю, как насчет «никогда», – задумалась она. – Но давно, это точно.
Мне в голову вдруг пришла одна замечательная мысль, я даже засмеялась и поспешила ее озвучить:
– Надо будет ему в следующий раз записку написать.
Юлька остановилась, повернулась и испытующе посмотрела на меня:
– Ты что, серьезно собираешься еще раз?
– А почему нет? – фыркнула я. – Уж лучше, чем…
Я замялась, но она сразу подхватила:
– Чем что?
«Чем пробегать по переходу, как мышь, и бояться смотреть по сторонам», – закончила я про себя, а вслух просто отрезала:
– Ничего.
– И что же ты ему напишешь? – покорно сменила тему подруга.
– «Алексей, почему вы всегда такой грустный? – начала на ходу сочинять я. – Даже на поклоне не улыбаетесь. Вы гораздо красивее и талантливее многих в этом театре, почему же вы так мало себя цените? Стоит вам только захотеть, и за вами тоже будут бегать поклонницы…»
– Да, – протянула Юлька. – Такому письму он точно не обрадуется.
– Почему? – удивилась я.
– Он примет все это за издевку, – серьезно сказала она.
– Почему это? – возмутилась я. – Я и на самом деле так думаю. Издевкой было бы написать: «За вами тоже будут бегать поклонницы, как за каким-нибудь Теркиным».
Юлька засмеялась:
– Возможно, он вообще не знает, что у Теркина есть поклонницы.
– Как это не знает? Все-таки в одном спектакле играют.
– Да, но Шмаров настолько из другого мира… Ох, Лера, тебя бы на сцену, – вдруг вздохнула Юлька. – Тебе бы тоже писали письма: «Вы гораздо красивее и талантливее многих…»
– Но ведь я не была бы красивее и талантливее, – смутилась я.
– А Шмаров, конечно, красивее и талантливее!
– А Шмаров – да! – горячо воскликнула я. – Ну, кого еще в нашем театре можно назвать красивым парнем? Теркина, что ли?
– Горина, – передразнила Юлька, а меня тем временем осенило:
– Слушай… А помнишь, мы читали в Интернете, что он еще в детском спектакле играет, который в нашем театре идет?
Мы уже давно привыкли называть театр «нашим», чем немало шокировали всех, кто это слышал.
– Точно! Только вот в каком…
– Поехали посмотрим, – загорелась я.
Детским спектаклем оказалась сказка «Звездный мальчик», где наш Алеша исполнял не какую-нибудь, а главную роль.
– Ну ничего себе! – протянула я, откидываясь на спинку кресла. – И ты еще после этого говоришь, что он никому не нужен?
– А кому он нужен? Детям, что ли? – парировала Юлька. – Так они вообще внимания на актеров не обращают. А если родители цветы посылают дарить, то вручают их какой-нибудь принцессе, потому что у нее платье красивое.
– Разве в «Звездном мальчике» есть принцессы? – задумалась я.
– А я там вообще женских персонажей не помню, – отозвалась подруга.
Совместными усилиями мы вспомнили только старинный черно-белый фильм, а также единственный женский персонаж – собственно, главного героя там играла какая-то тетенька.
– Давай в Интернете поищем, – предложила я.
– Сейчас бесплатных текстов не найдешь, только за деньги скачивать предлагают, – отмахнулась Юлька.
– Проверим. – И я забила в строку поисковика «Звездный мальчик».
Она зря переживала: первая же ссылка навела нас на текст сказки Оскара Уайльда. Денег за скачивание никто не просил, и мы немедленно распечатали текст.
– Всего одиннадцать страниц, – заглянула в конец Юлька. – И как они ее на целый спектакль растянули?
– На фильм же хватило, – резонно возразила я.
– Так ведь в театре обычно два действия!
– А они, наверное, короткие. Чтобы детишки не переутомились.
– Ладно, давай читать.
Сказку мы осилили минут за пятнадцать. Одновременно закончили чтение, подняли головы и обменялись скептическими взглядами.
– Даа, – первой отмерла Юлька. – Вот это сильно! Вот это я понимаю – сказка!
– Андерсен отдыхает, – поддакнула я.
– Да нет, – подумав, ответила она. – Тут, в отличие от Андерсена, конец хороший.