Американская школа прославила геополитику, но она же и профанировала ее, сначала редуцировав философское учение до научной дисциплины, а затем низведя науку к статусу политической доктрины. Весьма ярко это проявилось в нашумевших работах С. Хантингтона.
Теоретической базой построений С. Хантингтона является концепция «культурно-исторических типов», предложенная Н. Данилевским, и модель взаимодействия цивилизаций, разработанная А. Тойнби [Тойнби, 1995]. Однако ни Н. Данилевскому, ни А. Тойнби, ни даже К. Хаусхоферу не пришло бы в голову проводить границы между цивилизациями, сообразуясь с сиюминутной политической конъюнктурой.
Во всяком случае, американская школа придала термину «геополитика» технологическое, а может быть, и политтехнологическое измерение.
В этой же парадигме, но столетием раньше, когда этого термина не существовало даже в проекте, работали специалисты российского и германского генеральных штабов. Для Д. Милютина и А. Снесарева, для старшего X. Мольтке и А. Шлиффена геополитика была военной статистикой, то есть синтезом физической и экономической географии. Достойно сожаления, но с конца 1920-х годов военные геополитические исследования оказались – по различным причинам – свернутыми, хотя в «Меморандуме Л. Бека» [5] , например, можно проследить известное влияние «географической школы».
Современные источники рассматривают геополитику как науку, предметом исследования которой является взаимодействие и взаимное соотношение географических пространств, а основным методом – системный анализ пространственного положения географических факторов [Морозов, http:// slavmir.ruweb.info]. Такое определение, однако, избыточно конкретно, тем более что география, будучи традиционным школьным предметом, воспринимается, как правило, достаточно узко.
В этой книге мы будем понимать под геополитикой триединство науки, технологии, порожденной этой наукой, и трансценденции, обусловливающей эту науку. С сугубо формальной точки зрения геополитика изучает (трактует) физико-географическую, экономико-географическую, расово-антропологическую, культурно-конфессиональную, семантическую и, наконец, цивилизационную обусловленность динамики международных отношений, мировой торговли, глобальной онтологии человечества.
Практически жегеополитика – это теория позиционной игры на мировой шахматной доске.
Понимая геополитику как превращенную (деятельную) форму географии, мы приходим к необходимости рассмотреть под этим углом зрения мировую шахматную доску, выделив ее центральные поля, вертикали, горизонтали, диагонали, обозначив априори сильные пункты «позиции» и ее потенциальные слабости.
Сразу же отметим, что современное прочтение дискурса геополитики подразумевает исследование не только географических, но и любых иных пространственных отношений. Во второй половине XX столетия коммуникативные линии начали отрываться от поверхности земного шара, проникая в околоземный космос и виртуальные миры. Современная геополитика опирается на представление об обобщенной географии, как об описании Земли вместе с присоединенными ею пространствами. Необходимо вместе с тем учитывать, что виртуальность текущих цивилизаций все еще пренебрежимо мала по сравнению с их материальностью, поэтому традиционные географические императивы сохраняют ведущую роль в системе геополитических обусловленностей.
Океаны и материки
Первый же взгляд на глобус позволяет определить важнейшую геополитическую константу, а именно соотношение воды и суши на земном шаре (см. карту 1). В том обстоятельстве, что 70,8% поверхности нашей планеты занимает океан, уже заключается «влияние морской силы на историю». Априори, то есть при прочих равных, стратегия, оперирующая морем, будет эффективнее сухопутной в 2,4 раза [6] .
Преимущество владения морем может быть реализовано в сугубо экономической области, иначе говоря, на мировой шахматной доске оно простыми способами превращается в материал. Английский пират эпохи Елизаветы I Рели писал:«Тот, кто владеет морем, владеет мировой торговлей. А кто владеет мировой торговлей, владеет богатствами земли и ею самой».Иначе говоря, держава, преобладающая на море, всегда может вынудить своего континентального противника сражаться против ресурсов всего мира. Это было убедительно продемонстрировано Франции при Людовике XIV и Наполеоне, Германии при Вильгельме II и Гитлере, России при Николае I, Советскому Союзу в годы «холодной войны».
Господство на море есть также важнейшая форма преимущества в пространстве. Почти всегда сторона, владеющая морем, может построить коммуникационные линии под ту или иную конкретную тактическую задачу, обеспечив развертывание и снабжение войск в любой области любого театра военных действий (а при необходимости – быструю эвакуацию этих войск).
Наконец, господство на море позволяет выигрывать любое количество темпов в счетной игре. В эпоху парусного флота это преимущество было разительным: при легком бризе суточный пробег транспортного корабля составлял более 300 километров, тогда как дневной переход сухопутной армии редко превышал 30 километров. Изобретение железных дорог изменило ситуацию, но не кардинально [7] .
С геополитической точки зрения особое значение имеют водные пространства, разделяющие/соединяющие наиболее развитые в экономическом и военном отношении страны.
Исторически первым таким пространством было Средиземное море. Даже сегодня его геополитическое значение соответствует центральным полям обычной шахматной доски: исход Первой и Второй мировых войн в значительной мере был предопределен преобладанием союзников в центре.
В течение трех тысячелетий борьбы за Средиземное море ценность отдельных его пунктов менялась в зависимости от уровня развития техники, но неизменно особое оперативное напряжение возникало вокруг четырех критических областей: Гибралтарского пролива, Суэцкого перешейка, Туниса (Карфагена) и, наконец, острова Сицилия, оперативного центра региона [8] .
Карта 1.Геополитическая карта мира
В эпоху Реформации резко возросло значение Северного моря и соответствующей группы проливов: Большой и Малый Бельт, Тэ-Хол, Пентленд-Ферт, Ла-Манш. В течение четырех столетий после разгрома «непобедимой армады» Англии удавалось удерживать эти жизненно важные для нее ключевые позиции. В этот период геополитические ориентиры Великобритании были очень просты:
• безусловное господство в Северном море;
• оспаривание контроля над Средиземным морем у любой континентальной державы (для чего в обязательном порядке сохранять за собой Гибралтар, а после 1869 года и Суэц);
• развитие колониальной системы и мировой океанской торговли.
Последнее привело к тому, что с начала XIX века статус «средиземного моря» переходит к Атлантическому океану, ставшему столетием позже главной оперативной магистралью мировой шахматной доски, ее открытой вертикалью.
Поскольку борьба за Атлантику развернулась уже в эпоху пара и электричества, особую ценность обрели крупные порты (прежде всего Лондон и Нью-Йорк), что отнюдь не обесценило «критические» острова и островные группы: Исландию, Вест-Индию и Азоры [9] .
Бурное развитие стран Азиатско-Тихоокеанского региона и перенос «камбийной» зоны экономики США с Восточного на Западное побережье страны обусловливают ожесточенную борьбу за Тихий океан, оказавшийся последним «Средиземноморьем» индустриальной цивилизации.