Он ударил ее с нечеловеческой силой.
У нее вырвался вопль ужаса и боли.
Он вновь ударил ее, и вновь, и вновь.
* * *
Примерно через двадцать минут он вышел. Миссис Китт лежала на полу у кресла – кровь на ковре, руках, ладонях, которыми она пыталась защитить себя. Трудно было определить, дышит она или нет. На самом деле она еще дышала.
Нападавший вышел через парадную дверь и торопливо направился через длинный газон к боковому выходу. Выйдя из ворот, осторожно двинулся вдоль высокой стены, держась к ней вплотную: даже если бы за ним кто-нибудь специально наблюдал, разглядеть его в темноте было бы невозможно.
Так он добрался до угла дома.
С противоположной стороны показался велосипедист, он был как раз между человеком и его припаркованной на перпендикулярно расположенной улице малолитражкой. Человек увидел, что это полицейский. Он отчетливо слышал шелест шин по дороге. Что-то позвякивало, вероятно, звонок на руле.
Полицейский проехал мимо.
Человек в темно-серой одежде не посмотрел ему вслед, он сразу направился к машине, фары которой светили вполнакала, как того требовали правила, и сел. И только тогда огляделся вокруг. Полицейский уже завернул за угол, дорога снова была пуста.
Водитель завел двигатель, машина тронулась.
Глава 4
Роджер Уэст
Наутро после нападения на миссис Китт старший инспектор нового Скотленд-Ярда Роджер Уэст, по прозвищу "Красавчик", вошел в кабинет и с удивлением обнаружил, что четыре других старших инспектора стоят все вместе у окна. Он настолько хорошо знал этих людей, что, как правило, не замечал их присутствия. Эдди Дей, с огромным пузом и торчащими вперед зубами, из-за чего его рот был вечно полуоткрыт. Высокий и крупный Билл Слоун, недавно вернувшийся назад из другого отдела, – благодаря своему свежему виду и ухоженным светлым волосам он больше походил на футболиста, нежели на профессионального детектива. Пухленький, печальный, но очень опытный Калдер. И Джим Ридон, самый маленький по росту, но старший по возрасту.
– Хэлло, Роджер, ты слышал? – спросил Ридон.
– У вас что, народное гуляние или праздник по случаю Дня преступника? – вопросом на вопрос ответил Роджер.
Группа слоняющихся без дела инспекторов – это нечто из ряда вон выходящее. Значит, что-то значительное произошло во внутренней жизни Скотленд-Ярда – либо пронесся слух о новой системе премиальных или о пересмотре графика ночных дежурств, либо сверху пришли какие-то новые инструкции. По мрачной реакции коллег Уэст понял, что ошибся в своих предположениях, и добавил примирительным тоном:
– Да нет же, я только вошел.
У него возникло странное ощущение: похоже, коллеги не знали, как он воспримет новость, которую они собрались выложить. Даже Слоун, проработавший под его, Уэста, началом много лет, казался смущенным. Ридона явно тревожило то, что ему предстояло сказать, его темно-карие глаза слишком уж сверкали.
– Что, Ньюман подал прошение? – требовательно вопросил Роджер.
– Помощник комиссара серьезно болен, – сказал Ридон. – Коронарный тромбоз. Это случилось ночью. Дело очень серьезное.
– О! – только и мог произнести Роджер.
Теперь ему стало понятно их настроение. Он медленно, опустил руку в карман и достал сигареты. Пристально глядя на товарищей, закурил. Он прекрасно понимал, почему их смущала и тяготила обязанность сообщить ему эту новость. Он глубоко затянулся и спросил:
– Где он?
Он задал этот вопрос только для того, чтобы хоть что-то узнать о том, где находится сейчас сэр Гай Четуорт, помощник комиссара уголовного розыска. Важно, что он при смерти.
– В Вестминстерском госпитале, – сказал Ридон.
– Когда в последний раз туда звонили?
– Нам только что сообщил об этом Кортленд, а ему – министр, – ответил Ридон.
– Понятно, – Роджер снова полез за сигаретами.
Теперь он также стал одним из тоскливо топчущихся инспекторов, и все равно между ними пролегала черта. Он смотрел из окна на большой двор внизу, на бесконечные ряды окон противоположного крыла здания, и ему казалось, что в каждом из них он видит Четуорта. Огромный, толстый, он по объему уступал только Эдди Дею, с красными, обветренными щеками, венчиком седых волос вокруг большой лысины, сияющей, словно отполированная. Сэр Четуорт, похожий на крестьянина. Он мог быть вспыльчивым, настоящим людоедом, однако был самым популярным помощником комиссара среди всех, кого когда-либо знал Роджер.
"Друг всех полицейских", – сказал как-то один циник, и он был недалек от истины.
И друг Роджера Уэста.
В департаменте никто не сомневался, что новость эта огорчит Роджера сильнее, чем всех остальных. Четуорт и он "видели" ситуации и проблемы одинаково – и несколько иначе, чем все остальные. Только вчера вечером они разговаривали в этом самом кабинете – Четуорт заглянул сюда, чтобы сообщить Роджеру, что из апелляционного суда по уголовным делам новостей еще не было: они предполагали, что обвиняемый в убийстве подаст апелляцию. Ньюман и был тем молодым человеком, кто обвинялся в убийстве своей тети, – над этим сложным и щекотливым делом Четуорт и Роджер работали несколько недель.
– Министр распорядился распространять среди сотрудников все поступающие бюллетени о состоянии его здоровья, – продолжал Ридон.
Другими словами, Роджер не мог ничем помочь. Это было ясно. Он бросил недокуренную сигарету в большой камин. Огня почти не было, лишь тлели несколько углей. На улице светило солнце, слишком яркое для конца марта.
– Кортленд сказал, что когда ты просмотришь все, что у тебя на столе, он хотел бы с тобой поговорить, – сообщил Ридон.
– Спасибо. А как вообще прошла ночь? – Роджер подошел к своему столу, самому дальнему от двери. На ярко-желтой поверхности стояли корзинки для бумаг с табличками "Входящие", "Выходящие", "В работе" и "Законченные". Вертящийся стул. По стене проходила черная полоса: след от спинки.
– Так себе, – ответил Билли Слоун.
Он уселся за свой стол, напротив Роджера. Все остальные разошлись – ив этом кабинете не привыкли терять время попусту.
– Грязное дело в Лайгейте. Думаю, Кортленд тебя по этому поводу и вызывает.
– Грязное, да? – повторил Роджер, пододвигая к себе бумаги.
Если бы не тот наезд на миссис Брей, дела его были не так уж плохи; Четуорт тоже занимался поисками сбежавшего водителя. Как же тяжело! И ведь еще вчера вечером они все сидели и говорили об апелляционном суде... Ладно, дело есть дело. Пора работать.
Бумаг на столе Роджера было меньше обычного: на прошлой неделе он сумел переложить несколько папок в корзинку "Законченные", и сейчас они отправились в архив.
Он просмотрел бумаги, сделал несколько пометок, отложил пару дел в сторону – надо будет обсудить их с кем-нибудь из суперинтендантов, и наконец добрался до копии отчета из полицейского участка в Лайгейте. Это был отличный отчет, без лишних слов. Прошлым вечером одна пожилая и известная жительница Лайгейтской пустоши подверглась в своем собственном доме жестокому нападению. В настоящее время она еще без сознания. По-видимому, мотивом было ограбление, так как комната, в которой находилась пострадавшая, была перевернута вверх дном. Однако были в деле некоторые странности, что подтверждала приколотая к отчету записка от Кортленда: "Загляните ко мне, ладно?". Обычно Кортленд вызывал П. К., а уже Четуорт посылал за Роджером. Сейчас промежуточное звено исчезло. Дай Бог ему здоровья, промежуточному звену.
Роджер снял трубку:
– Суперинтенданта Кортленда, пожалуйста.