Пожар - Лаврова Ольга 8 стр.


Итак, ответ для протокола: производи­лись какие-либо перевозки между складами Стольниковой и Уваровой?

– Во ситуация!.. – Костю терзают сомнения. – Что ты будешь делать?! Не знаю прям, что сказать!..

– Скажите правду.

– Ох, товарищ следователь! Оно ведь как? Раз ты на колесах, всегда кто-то чего-то просит… Костенька, отве­зи, Костенька, пожалуйста, чего тебе стоит…

– Записываю: факты перевозок между базами имели место…

– Имели… Пропади они пропадом, эти бабы!..

Прощально оглядывая останки склада, стоит на краю пепелища сторож. Потом поворачивается к нему спиной и шагает прочь. Останавливается возле дорожного стол­бика с указателем «База ГлавУРСа». Покачав головой, отдирает жестяную стрелку-табличку и забрасывает на обочину.

В кабинете следственного изолятора тесновато. Здесь Пал Палыч, Стольникова, Уварова и Томилин.

– В связи с противоречиями в показаниях между вами проводится очная ставка, – объявляет Пал Палыч. – Вопрос первый: что у вас общего со Стольниковой? – обращается он к Уваровой.

– Ну… знакомы. На курсах квалификации рядом си­дели.

– Какие впоследствии были отношения? Имею в виду – деловые.

– Откуда деловые? – недоумевает Уварова. – Товар получаем из разных мест. Реализуем каждая через свои магазины. Все порознь.

– Так ли это? – дает Пал Палыч слово Стольниковой.

– Конечно нет! Года два уже друг друга выручали. У нее ревизоры в одни сроки, у меня в другие. Она первая попросила: подбрось закрыть недостачу. Потом у меня обуви не хватило, я у нее заняла, отделалась пересорти­цей. И пошло… Она своим товаром мои недостачи покры­вает. А время придет – мой товар к ней едет, и у нее тоже получается все в порядке… В общем, как начали, Пал Палыч… уже ревизии не боишься… А глаза разгораются…

– По-прежнему отрицаете? – задает следователь воп­рос Уваровой.

Уварова отвечает после короткого молчания:

– Может, я когда и пожалела, выручила. В том статьи нет. А зачем мне ее-то было? Своего всегда хватало!

– Позвольте реплику, Пал Палыч? – сердясь, гово­рит Томилин. – «Ты мне – я тебе», «мое – твое». Да разве оно ваше?! Вы забыли такие слова: «народное дос­тояние»? Они, видите ли, «занимали» и «выручали». Мыс­ли нет, что происходило хищение!.. Извините, Пал Па­лыч, не вытерпел!

– Не за что, правы. Итак, Стольникова, не случись пожара – вскрылась бы недостача?

– Если б Ленка моего… то есть народного, – смешав­шись, поправляется она, – не вернула… и не подбросила от себя, что обещала…

Знаменский вопросительно оборачивается к Уваровой.

– Сказать все можно! – притворно негодует та. – Тут следствие! Факты нужны!

– Факты есть. Вот Томилин пригляделся повнимательней: маркировку на ящиках сверил, даты поступле­ния. И обнаружил у вас многое со склада Стольниковой. Это раз. Второе: эксперты, что работали на пожарище, недосчитались именно этих товаров. Третье: Константин Бугаев признал, что возил грузы со склада на склад. Достаточно?

Уваровой достаточно – молчит, нервно сплетая и расплетая пальцы.

– А теперь, Стольникова, объясните вкратце причи­ну вашей ссоры.

– Когда вы сказали о поджоге, я сразу поняла – только она! Вторую такую злыдню поискать! – Хотя жен­щина, естественно, повторяет уже говоренное прежде, но опять волнуется до слез.

– Почему она? – призывает ее к точности Пал Палыч.

– Набрала целых две машины чего подороже и дер­жит! А у нас ревизия на носу. Звоню: вези, мол, пора. Ладно, говорит, заскочу к концу дня, условимся… Мы с Женей сидим, пьем чай, является. Что вы, говорит, девочки, тревожитесь, завтра все пришлю! И зачем-то рысцой на склад. Посмотрю, говорит, что у вас есть. Сейчас-то я соображаю зачем! А тогда подумала – вот завистная!..

– В руках Уварова что-то несла?

– Сумку… такую полухозяйственную, на молнии. Мне бы глаз не спускать, да разве придет в голову?! Я во дворе тогда стояла, но видела – везде она совалась! И в тот угол тоже!

– Все врет! Все врет! – вскрикивает Уварова.

– И больше ничего не скажете?

– Ни-че-го!

Пал Палыч поочередно придвигает женщинам прото­кол:

– Распишитесь… Распишитесь… Николай Александ­рович, прошу прислать конвой за Стольниковой, – про­сит он Томилина.

– Хорошо. Я пойду, если не нужен.

Знаменский кивает. Томилин выходит. Спустя короткое время появляется конвойный. Стольникова поднимается.

– До свидания, Пал Палыч… Будь ты проклята! Змея! – напоследок кидает Стольникова и скрывается за дверью.

Знаменский достает отдельный бланк для допроса, заполняет «шапку».

– Давайте все же поговорим.

Уварова молчит.

– Вы систематически занимались хищениями. Это вы теперь признаете?

– Да, – мрачно отзывается Уварова. – Признаю.

– Вас ожидает лишение свободы. Это вы тоже пони­маете. К чему же упорное запирательство в вопросе о поджоге?

– Хотите, чтобы я перестала бороться?

– Хочу, чтобы вы оценили цепь косвенных улик. При инвентаризации у вас выявлены немалые излишки. Их происхождение – сгоревший склад. Так что мотив поджо­га убедительный: присвоение товаров на весьма круглую сумму. Дальше. Кроме показаний Стольниковой, есть свидетельство одной из кладовщиц. Она заметила, как вы выходили из-за ящиков с посудой, отряхивая ладони. Именно оттуда, где возник пожар.

– Еще не доказательство, что я его устроила!

– Но даже известно, как вы это сделали, Елена Вла­димировна, – вкрадчиво говорит Пал Палыч. – Вы при­несли в сумке бутылку с бензином и свечу. Зажгли ее с тем расчетом, чтобы разгорелось не сразу. – Знаменский не торопится и наблюдает за ее лицом, выдающим изум­ление и растерянность. – Потом ловко подсыпали сторожу в термос снотворного. Выждав время, приехали еще посмотреть на пожар и убедиться, что сработало!.. Видите, все правильно. Женщина вы неглупая, должны признать свое поражение.

– Глупая, умная – немолодая, вот что!.. – почти шепчет Уварова. – Снова сидеть – век кончен… – Помолчав, поднимает голову, говорит жестко: – Ну, допустим, я подпалила. И что? Да гори оно хоть все ярким пламенем!

– Откуда такая озлобленность?

– А судьба меня, гражданин следователь, не ласкала, не баюкала… не то что некоторых… Хотите послушать, откуда змеи берутся? – с вызовом спрашивает она.

– Всегда стремлюсь понять.

– Вот-вот, понимайте. Была девчонка не хуже других. Кончила товароведческий, показалось – скучная работа. Устроилась в такси. Вроде жизнь наладилась: замуж выш­ла за трезвого, жилье получили, сына родила. – Уварова исповедуется не покаянно – ожесточенно. – А рухнуло все в один миг. Пассажир в аэропорт. «Гони, – говорит, – опаздываю! Накину тридцатку!» Тогда для меня это день­ги были. Погнала. Сто, сто двадцать, пошла на обгон. Перевернулась. Он – насмерть, мне после больницы – срок. Дальше – лучше. Освободилась, приезжаю домой. Узнаю: муж со мной, с осужденной, развелся, с площа­ди выписал, в квартире новая хозяйка. Выпихнули мне на лестницу чемоданчик с барахлом. «Ребенок?!» – спраши­ваю. Простудился, говорят, умер. Как только пережила… Достала старый товароведческий диплом, пошла по объявлениям, где «требуются». Поступила на самую низо­вую должность. И год за годом прогрызалась в начальницы. И остервенилась, да, остервенилась. Зато прогрыз­лась… А на промтоварах сидеть да нитки не взять… Э-эх, гражданин следователь… жизни вы не знаете, какая она есть!..

– Я знаю, какая она должна быть, – говорит Пал Палыч после паузы. – И еще знаю: жизнь такая, какой ее делают сами люди!..

Назад Дальше