– Именно, именно, комиссар, – искренне обрадовалась она, – а я гадаю, сколько вам времени понадобится, чтобы вспомнить.
Он и правда вспомнил, что при первом знакомстве с синьориной Элеттрой ее фамилия показалась ему знакомой. Фамилия «Дзорци» встречается не так уж часто, но живая, вечно сияющая Элеттра (ей подошло бы любое прилагательное, означающее яркость и неординарность) никак не ассоциировалась у него со спокойной замкнутой Барбарой, лечившей его тестя и, как теперь выяснилось, синьору Тревизан.
– Так вы говорите «одно время лечилась»? – спросил Брунетти (родственные связи Элеттры, решил он, можно обсудить и как‑нибудь в другой раз).
– Да, лечилась, где‑то до прошлого года. Поначалу ее пациентами были и синьора Тревизан, и ее дочь. Но как‑то раз синьора влетела в кабинет Барбары и устроила сцену: требовала, чтобы сестра рассказала, от чего лечит ее дочь.
Брунетти слушал, не задавая никаких вопросов.
– Девочке было всего четырнадцать, но, когда Барбара отказалась что‑либо рассказывать, мамаша стала вопить, что сестра либо сама сделала ей аборт, либо направила ее за этим в клинику. Она наорала на Барбару, а потом швырнула в нее каким‑то журналом.
– А она что?
– Кто?
– Ваша сестра, как она отреагировала?
– Сказала, чтобы та убиралась вон из ее кабинета. Ну, она покричала‑покричала, да и убралась.
– А потом что?
– На следующий день Барбара выслала ей заказным письмом медицинскую карту и предложила поискать другого врача.
– Ну а дочь?
– Дочь тоже больше не приходила. Барбара встретила ее как‑то раз на улице, и та рассказала, что мать запретила ей ходить на прием к Барбаре. Она отвела дочь в какую‑то частную клинику.
– От чего же она лечилась? – спросил Брунетти. От него не укрылось, что синьорина Элеттра тщательно взвешивает ответ на этот вопрос. Она быстро пришла к выводу, что Брунетти все равно об этом узнает, и потому сказала:
– От венерического заболевания.
– Какого именно?
– Я не помню. Вам придется спросить об этом мою сестру.
– Или синьору Тревизан.
Элеттра отреагировала мгновенно и эмоционально:
– Если она и узнала, что там было у ее дочери, то уж точно не от Барбары!
Брунетти ей верил.
– Так, стало быть, девочке сейчас должно быть около пятнадцати, да?
Элеттра кивнула:
– Да, наверняка.
Брунетти на минуту задумался. Закон в этом отношении, равно как и во многих других, был весьма расплывчатым. Врач не обязан был разглашать данные о здоровье пациента, но в то же время закон не запрещал ему делиться информацией о том, как пациент себя вел и почему, особенно в ситуациях, не касающихся непосредственно вопросов его или ее здоровья. Лучше он поговорит с доктором лично, а не через Элеттру.
– Приемная вашей сестры находится на прежнем месте, недалеко от Сан‑Барнаба?
– Да, она там будет сегодня днем. Предупредить ее о вашем визите?
– Хотите сказать, что предупредите ее, только если я об этом попрошу?
Она взглянула на клавиатуру компьютера и, словно найдя там ответ, вновь подняла глаза на Брунетти:
– Не имеет никакого значения, от кого она услышит об этом, от меня или от вас, ведь так, комиссар? Она не сделала ничего плохого. Так что я ничего говорить ей не буду.
Следующий вопрос Брунетти задал из чистого любопытства:
– А что, если бы это имело значение? Что, если бы она на самом деле сделала что‑то плохое?
– Если бы знала, что это ей поможет, предупредила бы ее. Естественно.
– Даже если бы это означало выдать секретную информацию? – спросил он и тут же улыбнулся, как бы обращая разговор в шутку, хотя на самом деле вовсе не шутил.
Естественно.
– Даже если бы это означало выдать секретную информацию? – спросил он и тут же улыбнулся, как бы обращая разговор в шутку, хотя на самом деле вовсе не шутил.
Она посмотрела на него. Во взгляде читалось непонимание.
– Вы что же думаете, что секретная информация будет иметь для меня какое‑то значение, если дело коснется моей семьи?
Смягчившись, он ответил:
– Нет, синьорина, пожалуй, я так не думаю.
Синьорина Элеттра улыбнулась. Она была рада, что вновь помогла комиссару в чем‑то разобраться.
– Вы знаете еще что‑нибудь о жене убитого? То есть вдове, – поправился Брунетти.
– Лично я ее не знаю. Я, разумеется, читала о ней в газетах. Она вечно участвует в каких‑нибудь БЛАГИХ НАЧИНАНИЯХ, – Брунетти воочию увидел этот заголовок крупным шрифтом.
– Я имею в виду всякие там мероприятия, типа сбора еды для голодающих в Сомали, еду потом разворовывают, отправляют в Албанию и там благополучно продают. Или, к примеру, проводят какой‑нибудь гала‑концерт в «Ла Фениче», сборы от которого уходят не иначе как на покрытие расходов и новые шмотки для организаторов, чтобы можно было в следующий раз порисоваться перед друзьями. Меня далее удивляет, что вы не знаете, кто она такая.
– Помню только, и то смутно, что имя это где‑то встречал. А муж чем занимался?
– Вроде международным правом, причем на высоком уровне. Что‑то я, кажется, о нем читала, про какую‑то сделку, не то с Польшей, не то с Чехословакией, ну, в общем, где едят одну картошку и плохо одеваются, название точно не помню.
– И что это была за сделка?
Она отрицательно покачала головой: не смогла вспомнить.
– А выяснить сможете?
– Если съездить в редакцию «Газеттино» и поискать, наверное, смогу.
– У вас есть поручения от вице‑квесторе?
– Мне только надо зарезервировать для него столик к обеду, а потом я схожу в редакцию. Еще какая‑нибудь информация вам понадобится?
– Да, о жене. Кто там сейчас ведет светскую хронику?
– Питтери, по‑моему.
– Ну вот, поговорите с этим Питтери; глядишь, он расскажет вам что‑нибудь и о муже и о жене, что‑нибудь из того, чего не напечатаешь в газете.
– И что всегда оказывается самым интересным.
– Вот именно!
– Что‑нибудь еще, синьор?
– Нет, спасибо, синьорина. А Вьянелло здесь?
– Я его пока не видела.
– Когда придет, будьте добры, скажите ему, что я его жду, ладно?
– Конечно, – ответила она и снова принялась за журнал. Брунетти глянул украдкой, что за статью она читает, оказалось, о «плечиках», и направился обратно в свой кабинет.
В папке с материалами, как это всегда и бывает в начале расследования, не оказалось никакой информации, кроме имен и дат. Карло Тревизан родился в Тренто пятьдесят лет тому назад, окончил Университет Падуи, получил диплом юриста, имел адвокатскую практику в Венеции. Восемнадцать лет тому назад женился на Франке Лотто, родившей ему впоследствии двоих детей: девочке, Франческе, исполнилось пятнадцать, а сыну, Клаудио, семнадцать.
Адвоката Тревизана никогда не интересовало уголовное право, и сам он никогда не имел дела с полицией. Он также никогда не попадал в поле зрения финансовой полиции, что могло свидетельствовать либо о чуде, либо о том, что у адвоката всегда была безупречная налоговая декларация, – и это, кстати, тоже было бы чудом. В папке были имена сотрудников конторы Тревизана и копия его заявки на получение паспорта.
– Вымыто «Перланой», – сказал Брунетти вслух и положил бумаги на стол. Единственное, что пришло на ум, так именно эта фраза из рекламы средства, якобы делающего все и вся чище чистого.