Вы не поверите, сколько раз мы выигрывали дела, которые многим казались совершенно безнадежными.
Он снова поднял стакан и посмотрел Карелле прямо в глаза.
– Впрочем, надеюсь, что вы правы. Исход дела почти не вызывает сомнений. – Он отхлебнул виски. – Ролли сказал мне, что...
– Да, вы начали рассказывать...
– ... что убийца – наркоман...
– Да.
– ... который до этого никогда в жизни не грабил квартир.
– Совершенно верно.
– Должен признаться, я испытываю к нему известное сочувствие.
– Неужели?
– Да. И если он наркоман, то автоматически достоин жалости. И когда он признался, что убил женщину, которая была такой сучкой, как моя жена...
– Мистер Флетчер...
– Джерри. О'кей?
– Ну что ж...
– Да знаю, знаю. Не очень-то вежливо с моей стороны говорить так о покойной. Боюсь, вы не знали мою жену, мистер Карелла, и... Кстати, можно называть вас Стивом?
– Конечно.
– Так вот, будь вы с ней знакомы, вы бы меня прекрасно поняли. Но все же мне стоит последовать вашему совету. В конце концов она мертва и больше ничем не сможет мне навредить. Ради чего, спрашивается, ее проклинать? Ну что, Стив, будем заказывать?
Официант буквально подлетел к столу. Флетчер посоветовал Карелле попробовать форель, запеченную в тесте, или пирог с говяжьими почками, которые, по его словам, здесь готовили просто бесподобно. Однако Карелла заказал телячьи ребрышки и кружку пива.
Пока они ели и беседовали, за столом начало происходить что-то странное. А может быть, Карелле так только казалось – точно он сказать не мог. Он не стал бы и пытаться описать кому-то свои ощущения. На первый взгляд разговор с Флетчером выглядел обыкновенной болтовней о таких пустяковых вещах, как условия жизни в городе, приближающиеся праздники, рост цен на бензин... Обсудили несколько новых фильмов. Поговорили об эффективности медного браслета, подаренного Мейером Клингу. Затем вспомнили Висконсинский университет, где Флетчер учился на юридическом, и письма, которые дети Кареллы писали и продолжали писать Санта-Клаусу. Похвалили качество жаркого и достоинства эля по сравнению с пивом. Но сквозь эту спокойную, вежливую и абсолютно бессодержательную болтовню прорывалось нечто такое, что заставило Кареллу почувствовать возбуждение и страх. Во время этого разговора детектив с поразившей его самого уверенностью понял, что Джеральд Флетчер действительно убил свою жену. Он знал это, хотя никто ему об этом не говорил; знал, несмотря на то что об убийстве больше не было сказано ни слова. Вот почему Флетчер позвонил ему в то утро и пригласил на ленч. И пока они не закончили есть и не встали из-за стола, выражение лица адвоката и каждый его жест кричали: да, он знает, что Карелла подозревает его в убийстве. Именно потому он и находится в этом респектабельном ресторане, чтобы дать понять этому паршивому фараону: да, я убил свою жену, однако все улики указывают на другого человека, и ты уже получил его признание. А я убил эту суку и очень рад, что убил ее!
И ты ничего не сможешь мне сделать.
Глава 5
В ожидании суда Ральф Корвин сидел в старейшей городской тюрьме, которую как полицейские, так и заключенные почему-то издавна окрестили «Калькуттой». Каким образом городской дом заключения превратился в «Калькутту», оставалось загадкой. Совершенно автоматически в голову приходила мысль о какой-то жуткой зловонной яме, но, как ни странно, «Калькутта» считалась неплохой тюрьмой: во всяком случае, среди ее обитателей был самый низкий процент самоубийств по сравнению со многими другими городскими учреждениями подобного типа.
Само здание было старым, построенным еще в те времена, когда масоны знали, как класть кирпичи, и именно поэтому успешно выдержало натиск времени и непогоды, уступив лишь городскому смогу, покрывшему красно-рыжие кирпичные стены толстым слоем копоти и сажи.
Однако внутри здания стены и коридоры сверкали свежей краской, камеры были хоть и маленькими, но чистыми. Заключенные имели все необходимые условия для отдыха и развлечений – пинг-понг, телевизор, а во внутреннем дворе – площадку для гандбола. Персонал тюрьмы состоял из сотрудников, прекрасно знавших свое дело и неплохо обращавшихся со своими подопечными. Кто сказал, что все тюремщики – это обязательно злобные тупые садисты?
Ральф Корвин отбывал предварительное заключение в левом крыле здания, отведенном для совершивших особо тяжкие преступления. Помимо самого Корвина в его тюремном блоке сидели еще трое: первый джентльмен уморил голодом своего шестилетнего сына, приковав его цепью в подвале собственного дома в Калмз-Пойнте; второй поджег синагогу в Маджесте, а третий представитель криминальной элиты во время ограбления бензоколонки в Беттауне выстрелил кассиру в лицо, ослепив его. Раненый, истекая кровью и ничего не видя, в панике выскочил на дорогу и был задавлен двадцатитонным грузовиком. Однако, как говорится в одном старом анекдоте, он бы не умер, если бы сначала в него не стреляли.
Камера Корвина находилась в самом конце коридора. В среду утром Карелла застал его сидящим на нижней койке – руки зажаты между колен, голова опущена, как во время молитвы. На посещение тюрьмы было необходимо получить разрешение прокурора и адвоката Корвина, и Карелла получил его, хотя и тот, и другой опасались, что разговор детектива с подследственным может повредить ведению дела. Услышав приближающиеся шаги, Корвин вскинул голову и, едва открылась дверь, поднялся с койки.
– Как ваши дела? – спросил Карелла, протягивав руку.
Корвин слабо стиснул его ладонь.
– А я все гадал, кто же из вас Карелла. Я перепутал ваши фамилии – вашу и того блондина, не помню, как его там. Теперь я знаю, вы – Карелла.
– Да.
– Зачем вы пришли?
– Хотел задать вам несколько вопросов.
– Мой адвокат сказал...
– Я говорил с вашим адвокатом, он в курсе.
– Да, но он сказал, что я ничего не должен добавлять к тому, что говорил раньше. Вообще-то он тоже хотел прийти, но я сказал, что сам смогу о себе позаботиться. К тому же мне этот тип совершенно не нравится. Вы его видели? Такой маленький очкастый шпент, очень похож на таракана.
– Тогда почему вы не попросите другого адвоката?
– А можно?
– Конечно.
– А у кого?
– Обратитесь в общество юридической защиты.
– Вы не могли бы это сделать для меня? Позвонить им и сказать, что...
– К сожалению, нет.
– Почему? – Корвин с подозрением посмотрел на Кареллу.
– Я не хочу делать ничего такого, что могут посчитать попыткой помешать ведению дела.
– Какого дела? Моего или прокуратуры?
– И того, и другого. Откуда мне знать, к какому выводу может прийти судья, если...
– О'кей, как мне отсюда позвонить в это самое общество?
– Попросите кого-нибудь из администрации. Или просто скажите вашему адвокату. Уверен, если вы объясните ваши чувства, у него не останется возражений и он оставит ваше дело. Вам бы захотелось защищать кого-то, кому вы не нравитесь?
– Нет, конечно, – отозвался Корвин и вяло пожал плечами. – Но мне бы не хотелось его обидеть. Он маленький таракан, но какого черта?
– Учтите, Корвин, у вас поставлено на карту очень многое.
– В том-то и дело. Хотя... какая разница!
– Что вы имеете в виду?
– Ведь я же убил ее. Какая в таком случае разница, кто адвокат? Никто меня не спасет. Все и так ясно как дважды два.
Веки Корвина задрожали. Переплетя пальцы рук, он снова сел на койку и сказал:
– Мне приходится сцеплять руки, иначе меня так начнет колотить, что я рассыплюсь на куски, понимаете?
– Вам плохо?
– Ломка – это всегда плохо, а еще хуже, когда нельзя кричать.