Потом он вдруг осел в Санкт-Петербурге, перепрыгнул в Москву, поближе к главному политическому котлу, а оттуда ещё стремительнее перескочил на ПМЖ в Германию. Наверно, чувство долга призвало его защищать интересы немцев на их исконной территории.
Разрыв с родителями я перенёс на удивление легко. Мать часто писала, звала к себе в гости, я так и не выбрался к ней, и переписка постепенно усохла до нерегулярных поздравительных открыток. Отец, поселившись в Германии, вообще замолчал, и только три месяца назад я получил от него письмо, где он подробно описывал своё новое житьё и жаловался на тоску. У меня даже возникло подозрение, что за границу его вывезли насильно и принуждением удерживают в капиталистическом аду. К себе он пока не звал, туманно намекая на такую возможность в дальнейшем. Он считал, что я всё ещё работаю в милиции, и, позабыв, который нынче год, спрашивал, не возникло ли у меня из-за него проблем по службе. Я приколол письмо к зеркалу и каждое утро любовался красивым конвертом.
Конечно, можно было подсуетиться и тоже рвануть в Германию. Если бы я продал квартиру, хватило бы и на билеты, и на всё остальное. Правда, в квартире оставалась прописанной моя мать, и я не знал, как тут быть, хотя она готова была приехать и уладить все формальности. И ещё, мне не хотелось начинать там все с нуля. Особой тяги к загранице я не испытывал, и ехать туда жить, чтобы мыть тарелки или таскать ящики, я не собирался. Меня дразнили коммунистом, а моё отчество как нельзя лучше на это намекало.
Визитка упала на пол. Пора было звонить Красильникову. Конечно, можно было для солидности подождать денёк-другой, но я не был уверен, что моё молчание заставит кого-то нервничать и прибавит мне веса. Теперь была пятница, а в выходные я неминуемо начал бы дёргаться от безделья и сам нервничать, что моё место могут занять.
Я закурил «беломор» и, прежде чем набрать номер, несколько раз глубоко затянулся. От крепкого табака закружилась голова.
Дозвониться я смог только через полчаса — номер был непрерывно занят. Ответил сам Красильников:
— Да! Слушаю вас!
— Здравствуйте. Это Браун.
— А-а, доброе утро, Федор Ильич! Вы решили?
— Да. Я согласен.
— Отлично. Полностью одобряю ваш выбор. Уверен, что разочаровываться вам не придётся. Так… Сегодня у нас пятница? Что ж, отдохните уик-энд, а в понедельник, часиков в одиннадцать, я вас жду. Договорились?
Я хотел ответить, что выходные эти мне на фиг не нужны, и промолчал.
— Договорились? Жду. До встречи!
Он повесил трубку.
Три дня тянулись мучительно медленно. Субботу я смог убить, отправившись в гости к своему однокласснику Мишке Рыбкину. Занял у него ещё пятьдесят тысяч и потратил их на покупку продуктов. Мой долг Мишке вырос до опасных для безработного размеров. Я сказал, что с понедельника выхожу на работу, и он не стал напоминать о старом.
В тот же вечер до меня дозвонилась наконец Наталья. Я сообщил, что нашёл работу. Она сначала обрадовалась, потом, когда я уточнил, что это частная охранная организация, разволновалась. Странно, к подобным структурам она относилась с большим недоверием, и мои безрезультатные хождения по такого рода конторам её, пожалуй, даже радовали. Как она не понимает, что государство от меня само отвернулось.
Я первым закончил разговор и повесил трубку…
В понедельник точно в назначенное время я был у Красильникова. Офис № 10 представлял собой две небольшие комнаты с тремя окнами и тяжёлой металлической дверью. В меньшей сидела за компьютером симпатичная блондинка, другая оказалась кабинетом самого Антона. Никаких вывесок я не заметил, только на его столе красовался маленький флажок с уже знакомой мне эмблемой.
На этот раз Красильников был сух и деловит.
Обедом угощать меня не стал и даже не предложил кофе, хотя при мне отключил кофеварку. Осведомившись, как я провёл выходные, на что мне захотелось ответить, что я летал на Канары, он сказал, что надо подождать ещё кого-то, и углубился в разбросанные по столу бумаги. Я сидел на неудобном жёстком стуле посреди комнаты, глазел на золочёные корешки справочников и словарей в шкафу и слушал довольно-таки похотливый голосок блондинки, болтавшей по телефону в соседней комнате.
Тот, кого мы ждали, пунктуальностью не отличался. Он прибыл без четверти двенадцать, сообщил, что у него сломалась машина, пожал Красильникову руку и повернулся ко мне, грозно уперев руки в бока.
— Это он? Федор, кажется? Здорово! Меня Аркадием зовут. Только не называй Аркашей, ненавижу.
Аркадию было под сорок. Длинный, широкоплечий, толстый, с высоким лбом и обширными залысинами, одетый в мятый чёрный костюм и кожаную куртку.
Мы обменялись рукопожатием, он хлопнул меня по плечу и сказал:
— Поехали.
— Да, — напомнил о себе Красильников из-за его спины, шурша бумагами. — Езжайте, пожалуйста, с Аркадием Виталичем, он вам все покажет.
Когда мы проходили через приёмную, секретарша, отвернувшись к окну, продолжала болтать по телефону, забравшись коленями на кресло и облокотившись на стол. Аркадий одобрительно покосился на гордо выставленную часть её тела, и я подумал, что в другой раз он просто так мимо не пройдёт.
— Люблю здесь бывать, — ухмыльнулся он, перехватив мой взгляд.
На улице нас ждал крошечный японский джип, явно предназначенный для поездок в страну лилипутов. Мне подумалось, что в салоне, и то с трудом, поместится один Аркадий, мне же придётся бежать следом. Но каким-то образом мы сумели оба разместиться в игрушечных креслах.
— Сейчас поедем к врачам. — Огромные волосатые лапы накрыли руль. — Сначала обычный осмотр, потом наш психиатр с тобой побеседует. Если все нормально, с завтрашнего дня начнёшь работать. Как сам-то чувствуешь, готов? Или ты, как пионер, всегда готов?
Я пожал плечами. Типы наподобие этого Аркадия всегда меня раздражали.
— Ладно, нормально всё будет! — Он широко улыбнулся, показав мощные жёлтые зубы, и опять хлопнул меня по плечу. На этот раз я сидел не в устойчивом кабинетном кресле, и машинка закачалась.
Медосмотр я прошёл нормально. Проблем со здоровьем у меня никогда не возникало, если не вспоминать того удара на лестнице. Тогда расстроилась одна крайне важная часть наших с Наташкой отношений. Слава Богу, сейчас это было далеко позади. Дольше всех меня мурыжили два бородатых мрачных типа, как выяснилось, психолог с психиатром. Но и они никаких отклонений не нашли, и дожидавшийся меня в машине Аркадий попытался в третий раз сломать моё плечо.
— Отлично, Федор, отлично. С завтрашнего дня начинаем. Я буду руководить твоей стажировкой. Доволен?
Я подумал, что к концу испытательного срока приду полным инвалидом, но говорить этого не стал.
— Вижу, что доволен. Офиса своего у меня нет, не заслужил ещё, так что сиди дома, буду звонить. Учти — прежде всего я ценю точность. Поехали, я тебя до дома подброшу. А завтра начнём работать по-настоящему.
* * *
Моя стажировка началась совсем не так, как я предполагал. Первым поручением было съездить в какую-то контору, расположенную в сдающемся под офисы здании огромного механического завода, и забрать там документы.
Мне дали толстый, небрежно запечатанный конверт, плотно набитый бумагами. Сквозь упаковку просвечивали ровные машинописные строчки, столбики цифр и графические диаграммы. Я запихал конверт во внутренний карман пальто, вышел на улицу и поплёлся к остановке трамвая.
Проехав несколько кварталов, я вышел на пустыре, где возвышалось обшарпанное строение, напоминавшее общественный туалет.