Они вышли на станции Медборгарплатсен и поднялись на Фолькунгагатан. Было десять минут одиннадцатого, и бледное солнце едва пробивалось из‑за туч. Они поплотнее запахнули плащи, потому что ветер был ледяной, и пошли по Фолькунгагатан в восточном направлении.
За углом, когда они уже повернули на Эстгётагатан, Колльберг сказал:
– Ты узнавал в больнице, в каком состоянии Шверин?
– Да, утром я звонил туда. Операция уже закончилась. Он жив, но по‑прежнему без сознания, и врачи ничего не могут сказать о результатах операции до тех пор, пока он не придет в себя.
– А он придет в себя?
Мартин Бек пожал плечами.
– Неизвестно. Будем надеяться.
– Интересно, долго еще газеты не смогут напасть на его след?
– В Каролинской больнице клятвенно обещали хранить тайну.
– Это ясно. Однако ты ведь знаешь журналистов. Они все вынюхают.
Они остановились у дома номер восемнадцать на Черховсгатан.
В списке жильцов в подъезде была фамилия Турелль, но на втором этаже на прикрепленном к двери белом прямоугольничке картона было написано печатными буквами «Оке Стенстрём».
Девушка, открывшая им дверь, была невысокой. Мартин Бек опытным взглядом определил ее рост в сто шестьдесят сантиметров.
– Пожалуйста, входите и вешайте плащи, – сказала она и закрыла за ними дверь.
Голос у нее был низкий и хрипловатый.
Оса Турелль была одета в узкие черные брюки и ярко‑голубой свитер. На ногах у нее были толстые носки из серой шерсти, на несколько номеров больше, чем нужно, – наверняка это были носки Стенстрёма. У нее было смуглое угловатое лицо и темные, коротко подстриженные волосы. Это лицо вряд ли можно было назвать красивым или симпатичным, скорее смешным и пикантным. Она была хрупкого телосложения, с узкими плечами и бедрами и маленькой грудью.
Она молча наблюдала, как Мартин Бек и Колльберг кладут шляпы на полку рядом со старой фуражкой Стенстрёма и вешают плащи. Потом впереди них вошла в комнату.
Комната выходила двумя окнами на улицу, она была опрятной и уютной. У стены стоял большой книжный шкаф с резными столбиками и антресолями. Вся мебель, кроме книжного шкафа и кожаного кресла с высокой спинкой, была относительно новой. Почти весь пол покрывал толстый ярко‑красный ковер, а тонкие шерстяные занавеси имели такой же красноватый оттенок.
Комната была неправильной формы, из одного угла короткий коридорчик вел в кухню. Через открытую в коридор дверь была видна вторая комната. Окна кухни и спальни выходили во двор.
Оса Турелль села в кресло и поджала под себя ноги. Она показала на два стула, Мартин Бек и Колльберг тоже сели. Пепельница на низком столике до краев была наполнена окурками.
– Надеюсь, вы понимаете, – сказал Мартин Бек, – что нам это неприятно, мы не хотим быть назойливыми, но… это необходимо. Мы должны поговорить с вами как можно скорее.
Оса Турелль ответила не сразу. Она взяла из пепельницы зажженную сигарету и глубоко затянулась. Руки у нее дрожали, под глазами запали тени.
– Конечно, я понимаю, – сказала она. – Хорошо, что вы пришли. Я сижу здесь с той минуты, когда… когда узнала… сижу и пытаюсь понять… пытаюсь понять, правда ли это.
– У вас нет никого, кто мог бы побыть с вами? – спросил Колльберг.
Она покачала головой.
– Нет. Да я и не хочу, чтобы здесь кто‑то был.
– А ваши родители?
Она снова покачала головой.
– Мама умерла в прошлом году. А отец двадцать лет назад.
Мартин Бек подался вперед и испытующе поглядел на нее.
– Вы спали хотя бы немного? – спросил он.
– Не знаю. Те, кто были здесь… вчера, дали мне несколько таблеток.
Те, кто были здесь… вчера, дали мне несколько таблеток. Наверное, я ненадолго уснула. Но это ненужно, я выдержу.
Она смяла сигарету в пепельнице и пробормотала, не поднимая взгляда:
– Мне просто нужно привыкнуть к тому, что его нет в живых. Для этою нужно время.
Ни Мартин Бек, ни Колльберг не знали, что ей на это ответить. Мартин Бек внезапно почувствовал, что воздух тяжелый и плотный от дыма. В комнате стало угнетающе тихо. Наконец Колльберг кашлянул и сказал:
– Вы не возражаете, если мы зададим вам несколько вопросов, касающихся Стенст… Оке?
Оса Турелль медленно подняла взгляд. В глазах у нее что‑то промелькнуло, и она улыбнулась.
– Надеюсь, вы не ждете, что я буду обращаться к вам «герр комиссар» и «герр старший ассистент»? – сказала она. – Вы тоже обращайтесь ко мне по имени, называйте меня Оса, потому что я собираюсь говорить вам «ты». Мы ведь все же некоторым образом хорошо знакомы.
Она лукаво посмотрела на них и добавила:
– С помощью Оке. Мы с ним часто виделись. Мы живем здесь, вместе, уже много лет.
«Гробовщики Колльберг и Бек», – подумал Мартин. – «Смелая мысль. А девушка что надо».
– Мы тоже слышали о тебе, – довольно раскованным тоном сказал Колльберг.
Оса встала и открыла окна. Потом вынесла в кухню пепельницу. Улыбка исчезла, губы Осы были крепко сжаты. Она вернулась с чистой пепельницей и села.
– Пожалуйста, расскажите мне, как это случилось. Что произошло? Вчера я мало что поняла, а газеты мне читать не хочется.
Мартин Бек закурил сигарету.
– Хорошо, – сказал он.
Все время, пока он рассказывал, она сидела не шевелясь и не сводила с него глаз. Он опустил некоторые подробности, однако описал ход событии в той мере, в которой им удалось его воспроизвести. Когда он закончил, Оса сказала:
– А куда ехал Оке? Почему он оказался именно в том автобусе?
Колльберг бросил быстрый взгляд на Мартина Бека и сказал:
– Мы надеялись узнать об этом от тебя.
Оса Турелль покачала головой.
– Я не имею понятия об этом.
– А тебе известно, что он делал раньше в тот день? – спросил Мартин Бек.
Она удивленно посмотрела на него.
– А вы разве этого не знаете? Он целый день работал. А какая это была работа, наверное, вы должны знать.
Мартин Бек мгновение колебался, потом сказал:
– Последний раз в жизни я видел его в пятницу. Он днем заскочил на минутку.
Оса встала и сделала несколько шагов, потом обратилась к нему:
– Но ведь он работал и в субботу, и в понедельник. Мы вместе вышли из дому в понедельник утром. А ты тоже не видел Оке в понедельник? – Она посмотрела на Колльберга, который покачал головой и попытался припомнить.
– Может, он сказал тебе, что едет в Вестбергу, – спросил Колльберг, – или на Кунгсхольмсгатан?
– Нет, – после минутного раздумья ответила Оса, – ничего такого он не говорил. Этим, наверное, все объясняется. Очевидно, у него были какие‑то дела в городе.
– Ты упоминала, что в субботу он тоже работал? – уточнил Мартин Бек.
Она кивнула.
– Да, но не весь день. Утром мы вышли вместе. Я закончила работу в час дня и сразу вернулась домой. Оке приехал вскоре после меня. Он ходил за покупками. В воскресенье у него был выходной. Мы весь день провели вместе.
Она снова уселась в кресло, сплела пальцы рук на подтянутых к груди коленях и закусила губу.
– А он не говорил, чем занимается? – спросил Колльберг.
Она покачала головой.
– Он вообще не имел привычки рассказывать о своей работе? – поинтересовался Мартин Бек.