– Кого убили? – спросил Кадыров.
– Тольку Гусева, вот кого.
– Гусева?.. – в отчаянии переспросил тот. – Толика?
– Его… Вон милиция приехала.
Все вместе они направились к диспетчерской, где толпились водители, механики, слесари, мойщицы – все, кто в этот поздний час находились в парке.
– Ты, конечно, два плана привез? – спросил один из водителей.
– Привез, – рассеянно ответил Кадыров.
– Ну ас, – восхищенно покачал головой другой. – Где только пассажиров берешь. Небось и холостяка ноль?
– Почти, – снова подтвердил тот, – Все можно, если сильно хочешь, если болеешь за дело.
– Ну ас, – повторил водитель.
Когда они приблизились к диспетчерской, оттуда вышли директор парка, начальник колонны, в которой работал Гусев, и двое незнакомых людей в темных плащах и кепках. Директор пожал руку одному из них, по виду старшему, и громко сказал:
– Найдите их, товарищи. Все мы просим: найдите. – Он указал рукой на окружавших людей.
Человек в кепке кивнул.
– Наше дело такое. Постараемся найти. Только помочь придется. – Он взглянул на молчаливую толпу: – Кто чего знает про Гусева, кто чего заметил в городе, надо будет рассказать.
И сразу все заговорили, заволновались в толпе.
– А чего мы знаем?..
– Наше дело маленькое – баранку крутить…
– Эдак и другого кого ухлопают…
– Ясное дело, надо помочь…
– Это Вальков приехал, я его знаю. Во, мужик…
– Мы небось по всему городу крутимся, чего только не увидишь…
– А пассажиры, я скажу, бывают всякие. Другого не знаешь, куда и везти, по адресу или сразу к вам…
– Черт его знает, как теперь ездить…
– Эх, отгулял парень. Теперь две бабы небось ревут.
– Больно он той нужен был…
Между тем приехавшие направились к ожидавшей их машине. Толпа, взволнованно гудя, расступилась.
– Здорово, Макарыч, – окликнул кто-то Валькова.
Тот рассеянно кивнул в ответ.
У Валькова гостил земляк и старый друг Коля Жиганов. То есть теперь, конечно, Николай Иванович Жиганов, такой толстый и лысый, что Вальков с трудом мог себе представить, каким Николай Иванович был лет тридцать пять назад, в родной деревне Заборовке под Калининым. Когда Вальков вспоминал то далекое время, то смутно проступал перед ним тощий-претощий малец, вихрастый, обязательно почему-то с разбитой губой и в закатанных выше колен брюках, вечно сползавших с впалого живота. Крикун и заводила был этот малец, страсть.
Самым ярким воспоминанием той далекой поры была подготовка к побегу в Испанию, на помощь героическим защитникам Мадрида. Были уже насушены сухари, раздобыт компас, и из соседней деревни Алешка, то есть сам Вальков, привел на веревке огромного лохматого пса. Грандиозный замысел лопнул из-за пустяка. Возникли разногласия в маршруте. Алешка предлагал самый простой и быстрый путь: морем из Одессы. Колька настаивал на сухопутном варианте через всю Европу: у него были какие-то дела не то в Вене, не то в Париже. Кроме того, Колька ни за что не желал расстаться с большим портретом маршала Тухачевского в деревянной раме, которым его наградило правление колхоза за ударную работу по выращиванию молодняка на конеферме.
В конце концов портрет решили взять с собой. Но разногласия в маршруте преодолеть не удалось. Важное мероприятие было, таким образом, сорвано. Впрочем, дружбе их все это не мешало.
У обоих у них отцов убило в самом начале войны, и брата Валькова тоже, это уже в сорок втором. В тот год и оба друга пошли в армию, попали в одну часть, а потом и в одну школу, называвшуюся ОШОССП, – язык сломаешь, пока назовешь, – и расшифровывать это длинно: окружная школа отличных стрелков снайперской подготовки. Но стрелять они там научились здорово и сержантами там стали.
А потом война раскидала друзей, воевали они на разных фронтах, совсем неплохо, кстати, воевали. Встретились в голодном сорок шестом году, в деревне своей. Колька демобилизовался уже, а Валькова отпустили из части на неделю – мать повидать, хозяйство хоть как наладить. И опять раскидала друзей жизнь. Слышали, конечно, друг о друге, даже письмишки изредка писали. Знал Вальков, что Колька стал инженером, живет в Горьком, с семьей. И тот, конечно, знал, что друг его нежданно-негаданно в милицию попал, там работает.
Впрочем, не так уж и негаданно.
Вот как раз в тот вечер, когда сидели за чаем, и вспомнил Николай ту историю.
А приехал он в командировку всего на три дня, ну и остановился, конечно, у Валькова, ни в какую гостиницу тот его не пустил. Хотя из трех вечеров только один, последний, и посидели друзья. Два других был Вальков на работе до ночи. Только Поля, жена Валькова, да дочка Нина, студентка, развлекали гостя. Что ж поделаешь, такая работа оказалась у Валькова. Когда он, совсем измотанный, возвращался наконец домой, Николай уже спал на диване в столовой, где обычно спала Нина. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить соседей, Вальков на кухне съедал холодный ужин и, осторожно раздвинув скрипучую раскладушку возле дивана, тоже валился спать.
Убийство шофера такси Анатолия Гусева как раз и пришлось на один из этих вечеров.
Ну, а в последний вечер все-таки удалось друзьям посидеть. Тогда Николай, посмеиваясь, и вспомнил ту давнюю историю в снайперской школе, когда вдруг пропали деньги у одного из курсантов. Все, конечно, возмущались, искали, но в конце концов решили, что тот деньги свои сам потерял. Один Вальков не успокоился и, к всеобщему удивлению, нашел вора, заставил его признаться и деньги вернуть. Сашка Жуков оказался, из их же деревни парень. Ребята тогда смеялись: быть тебе, Алешка, сыщиком.
– А потом что было, помнишь? – спросил Вальков, задумчиво помешивая ложечкой чай в стакане.
– Разве все упомнишь?
– А я вот помню. Убежал тогда Сашка из части. Всей ротой его в лесу искали. К вечеру нашли. Сидел на пеньке и плакал.
– Неужто плакал? – усомнился Николай, удивленно посмотрев поверх очков на Валькова. – Ей-богу, не помню.
– Солдат – и расплакался, – засмеялась Нина.
Вальков покосился на дочь:
– А это, между прочим, самое важное во всей той истории было.
Он вздохнул.
В тот последний вечер друзья просидели чуть не до утра. Давно уже уснули и жена Поля, и Нина. Угомонились, утихли повздорившие было соседи за стеной. А друзья пили крепчайший чай, курили и не могли наговориться.
Бывает так. Не видятся люди много лет, мечтают о встрече, с нежностью вспоминают друг друга, и кажется им, что нет на свете человека ближе, понятнее и дороже. А встретятся – и неожиданно обнаруживают, что стали далекими и, по существу, чужими, а иной раз и враждебными. Сложная наша жизнь, все больше, все отчетливей поляризует взгляды, вкусы, характеры. О чем в таких случаях говорить бывшим друзьям, и, главное, как говорить, непонятно. И кроме отчуждения и неловкости, а порой и горечи, ничего не испытывает человек. И сам собой угасает вспыхнувший было разговор.
Но бывает и по-другому. Бывший друг оказывается таким же близким и понятным, таким же во всем «своим», каким 'был. И тогда тебе не просто легко и приятно говорить с ним, тебе это оказывается необходимым, ты словно со стороны другими глазами смотришь на свои дела, планы, мысли, поступки, словно заново советуешься с самим собой, вглядываешься и открываешь что-то.
– Я тебе скажу так, – говорил Николай Иванович, умеряя свой раскатистый бас и опасливо поглядывал на дверь в соседнюю комнату, где спали жена и дочь Валькова. – Жизнь у всех трудная и сложная, дерганая жизнь. Вот на что уж у меня на заводе работка, не дай бог.