Но с другой стороны, разве можно было лишить стареющего комедианта последней, его самой удачной шутки?
– Как распределяются эти сумки, мистер Пиат? – терпеливо спросил Мейер Мейер.
– Распределяются? Они совсем не распределяются. Их просто выдают нашим пассажирам. Отличная реклама.
– Эти сумки дают всем вашим пассажирам?
– Не совсем. Видите ли, у нас несколько классов полетов.
– Вот как?
– У нас есть Высший класс, в котором между сиденьями больше места – целых двадцать дюймов. Хватит, чтобы вытянуть ноги; напитки; несколько блюд в обеде; специальное багажное отделение.., короче, самое лучшее, что мы можем предложить нашим пассажирам.
Еще у нас есть Первый класс, который отличается от Высшего только отсутствием напитков. Конечно, при желании их можно купить. Еще в обеденном меню только одно блюдо – обычно ростбиф или ветчина.
– Понятно.
– Следующий Туристический класс. Всего шестнадцать дюймов для ног, но во всем остальном то же самое, включая обед, как в Первом классе.
– Ясно. Сумки…
– Второй класс. Столько же места для ног, как и в Туристическом, но три места в каждом ряду с обеих сторон от прохода. На обед подают одни сэндвичи и, конечно, нет напитков.
– Из всех классов какой?..
– Еще у нас есть Низший класс, который, боюсь, вообще не очень удобен по сравнению с другими классами, хотя сам по себе он ничего. Двенадцать дюймов для ног и…
– Это ваш последний класс? – терпеливо поинтересовался Мейер.
– Сейчас мы работаем еще над одним, который будет еще дешевле. Видите ли, мы пытаемся убедить летать людей, которые предпочитают старинные средства передвижения, такие, как поезда, машины или корабли.
– Кому дают сумки? – не выдержал Клинг.
– Что? О да, сумки. Мы выдаем их всем пассажирам Высшего и Первого класса.
– Всем пассажирам?
– Всем.
– И когда вы начали раздавать их?
– Как минимум, шесть лет назад, – ответил Пиат.
– Значит, все, кто летал у вас Высшим или Первым классом за последние шесть лет, мог получить такую сумку, правильно?
– уточнил Мейер.
– Правильно.
– И, как по-вашему, сколько таких людей?
– О, тысячи и тысячи, – с гордостью ответил Нельсон Пиат.
– Вы должны не забывать, детектив Мейер…
– Да?
– "Мы летаем вокруг земного шара".
– Ах, да, – согласился Мейер. – Простите. Со всеми вашими классами я, кажется, запутался…
– Существует возможность, что это дело все же попадет в газеты?
– Возможность всегда существует. – Детективы встали.
– Вы мне сообщите, если она станет реальностью? Если, конечно, узнаете заранее. Мне хотелось бы предупредить наш отдел рекламы.
– Конечно, – ответил Мейер. – Спасибо, мистер Пиат.
– Не за что. – Нельсон Пиат пожал руки детективам. Когда они подошли к двери, Пиат выглянул в огромное окно на мокрую от дождя взлетную полосу.
– Чертов дождь! – пробормотал он.
Глава 5
Пятница, утро. Дождь.
Когда он был ребенком, то часто бегал под дождем в библиотеку, которая находилась в шести кварталах от дома. Он поднимал воротник куртки и думал, что похож на Авраама Линкольна. Как-то раз, сидя в теплом, обитом деревянными панелями читальном зале, он с каким-то необычным удовольствием читал, а дождь шелестел за окнами.
А иногда ливень начинался неожиданно на пляже. Неизвестно откуда появлялись тучи и мчались к берегу, как черные всадники. Молнии рассекали небо, как удары сердитых скимитаров. Девчонки хватали свитера и пляжные сумки. Кто-то забирал переносной проигрыватель и стопку пластинок. Ребята держали над головами одеяла, как навес, пока все бежали к находившемуся неподалеку ресторану. Потом они стояли на террасе и смотрели на умытый дождем пляж, на изогнутые и перепачканные губной помадой соломинки в забытых бутылках "кока-колы".
В Корее Берт Клинг узнал, что существует и другой дождь.
Он узнал, что есть жестокий и противный дождь, который превращает землю в непроходимую скользкую жижу, останавливающую и людей, и машины. Он узнал, что значит постоянно быть мокрым и мерзнуть. Именно после Кореи Клинг перестал любить дожди.
Утренний дождь в пятницу ему тоже не нравился.
День начался с посещения бюро розыска пропавших лиц, где Берт Клинг возобновил знакомство с детективами Амброузом и Бартольди.
– Ого, кто к нам пожаловал! – воскликнул Бартольди.
– Бог-солнце 87-го участка, – подхватил Амброуз.
– Само Белокурое Чудо!
– Он самый, собственной персоной, – сухо сказал Клинг.
– Чем сегодня можем служить, детектив Клинг?
– Кого вы посеяли на эту неделю, детектив Клинг?
– Мы ищем белого мужчину в возрасте от 18 до 24 лет, – ответил Берт Клинг.
– Слышал, Ромео? – спросил Амброуз Бартольди.
– Слышал, Майк, – ответил Бартольди.
– Сколько, по-твоему, белых мужчин в возрасте от 18 до 24 лет у нас числится?
– По приблизительным подсчетам 6723, – ответил Бартольди.
– Не считая тех, кого мы еще не успели занести в картотеку.
– Как мы можем успеть, когда фараоны со всего города ежеминутно мешают нам.
– Как им не стыдно! – холодно произнес Клинг. Ему хотелось избавиться от чувства робости, которое он постоянно испытывал в присутствии полицейских, проработавших больше него. Он знал, что он молод, но ему не нравилось автоматическое предположение, которое возникало у более опытных копов, что он ипсо факто плохой детектив из-за возраста и недостатка опыта. Он не считал себя плохим детективом. Наоборот, Клинг думал, что он отличный детектив. А Ромео с Майком пусть идут к черту!
– Могу я посмотреть картотеку? – спросил он.
– Ну конечно же! – с энтузиазмом откликнулся Бартольди. – Для этого она здесь и находится. Чтобы каждый коп в городе с грязными лапами мог трогать карточки. Правильно, Майк?
– Еще бы не правильно. Что же нам еще делать, если не перепечатывать постоянно залапанные и изорванные карточки? В противном случае пришлось бы взяться за оружие.
– Нет уж, лучше оставим игры с пушками более молодым и проворным парням, таким, как ты, Клинг.
– Да, таким героям, – добавил Амброуз.
– Угу, – мрачно произнес Берт Клинг, тщетно пытаясь найти убийственный ответ.
– Поосторожнее с карточками, – предупредил Бартольди. – Утром мыл руки?
– Мыл.
– Ну и отлично. Только выполняй вон те инструкции, и все будет в порядке, – Бартольди показал на большой плакат: "Делайте с карточками что угодно, но оставляйте их такими, какими они были до вашего прихода".
– Понял? – спросил Амброуз.
– Я здесь не в первый раз, – ответил Клинг. – Вам пора поменять ваши инструкции. Когда читаешь их в сотый раз, находишь в этом мало веселого.
– Они здесь не для развлечения, – возразил Бартольди.
– Осторожнее с карточками, – повторил Амброуз. – Если станет скучно, загляни в папку дамы по имени Барбара Цезаре, известной также, как Бабблз Цезарь. Она исчезла в феврале. Ее папка там, ближе к окну. Барбара занималась стриптизом в Канзас-Сити и приехала поработать в наших клубах. В ее папке отличные фотографии.
– Как тебе не стыдно, Майк! – укоризненно заметил Бартольди. – Он всего лишь мальчишка, а ты привлекаешь его внимание к подобным вещам.
– Прости меня, Ромео. Ты прав. Забудь о Бабблз Цезарь, Клинг. Забудь об отличных фотографиях в февральской папке около окна. Слышишь?
– Уже забыл, – угрюмо ответил Берт Клинг.
– Нам нужно кое-что напечатать, – Бартольди открыл дверь. – Развлекайся.
– Цезарь, – бросил, выходя из комнаты, Амброуз. – Ц-Е-3-А-Р-Ь.
– Бабблз, – добавил Бартольди, закрывая дверь.
Клинг, конечно, вовсе не был обязан просматривать все 6723 папки, заведенные на людей, пропавших без вести. Скорее всего, Бартольди несколько преувеличил цифру.