Волшебные узоры - Лаврова Ольга 8 стр.

Историю о том, как к Пал Палычу случайно попал в подследственные беспаспортный бродяга, как Пал Па­лыч шестым-седьмым чувством распознал крупную и притом загадочную фигуру, но не имел и ниоткуда не мог получить маломальских доказательств. Какие она, Кибрит, и ее коллеги проделали головокружительные исследования, и чем все кончилось.

– Словом, – заключила Зина, – у Пал Палыча есть благодарность от Комитета госбезопасности! – и она по­бедно зыркнула в его сторону.

Афоня был увлечен.

– А еще какие, например, экспертизы?

– Например, по отпечатку одного-единственного пальца я могу определить возраст. Или вот есть письмо. На марке, как правило, следы слюны. По слюне устанавли­вается группа крови того, кто наклеил марку. Неплохо? Если у человека определенная болезнь, то несколько капель его крови – почти как паспорт!

– И как это вам? – спросил Игнат. – Возня с трупа­ми. С кровью. С чужой слюной. С души не воротит?

Зина коротко задумалась.

– Иногда случается, Игнат… но проходит.

– Скажите, – округлил глаза Афоня, – а почему он оставил нож, тот, кто дядю Лешу? Ведь это улика.

– Если б вытащил, из раны брызнула бы кровь, попала ему на одежду. Тоже улика.

– Хитер! Знаете, кого бы я пощупал – нашу бабку Иванову! В свои восемьдесят в спортлото играет. И по собственной системе. Если дядя Леша ее систему выведал, она свободно могла его пришить!

Пал Палыч счел, что настал подходящий момент.

– Ладно, шутки в сторону. Серов был ранен, когда шел в вашу квартиру.

– В нашу?!

– Да, в вашу. Зачем? Что ему было нужно?

– Понятия не имею, – недоумевал Афоня.

– Игнат, у вас с Серовым были общие дела?

– Никаких.

– Может, он хотел что-то вам сообщить?

– Да он за час до того видел нас на футболе! – воскликнул Афоня.

– Подходил? – быстро спросил Знаменский. – Вы разговаривали?

– Нет, но мог бы, если ему надо. А он рукой помахал и все.

– Так… Тираспольский – вам знаком такой? Из од­ного дома с Серовым, владелец кофейного «Москвича».

– А, видали.

– Ничего о нем не слышали?

Игнат отрицательно покачал головой.

– Серову было известно, где вы живете? Подъезд, квартира?

– Возможно. Я вот знаю, где он жил, хотя мы у него не были.

– Смотрите, что получается, – Пал Палыч сцепил руки и наблюдал за Никишиными; те слушали внима­тельно и наконец-то серьезно. – Серов видит вас на футболе, но не делает попытки поговорить. Потом в воротах встречается с Тираспольским и сообщает, что намерен забежать в десятую квартиру. Спустя полчаса его находят раненным в подъезде. В этом подъезде есть деся­тая квартира, и единственные знакомые Серову люди – достоверно знакомые – вы. Зачем он к вам шел? Может быть, какая-то мелочь, которой вы не придаете значе­ния? Подумайте, ребята, это очень важно!

– Нет, честно, не могу сообразить. Ты как, Игнат?

– Незачем ему к нам идти.

Пустой номер. Чтоб этого Левашова, сработал-таки минус!

– Что ж, давайте прощаться… Хорошо быть инспекто­ром Варнике.

– И это говорит современный Шерлок Холмс! – сно­ва поддел Игнат, поднимаясь.

– Что не доказано! – присоединился Афоня.

– Пал Палыч, придется проявить проницатель­ность, – распорядилась Зина.

– Ну, попробую, – он изобразил глубокомыслие. – Судя по следам краски на ногте указательного пальца пра­вой руки, вы художник. Особенности произношения изоб­личают в вас коренного жителя юго-западной части Моск­вы. Интуиция подсказывает, что вам нравятся блондинки.

Афоня фыркнул.

– Теперь займемся вашим галстуком. Такие выпуска­ются недавно. Но вот расцветка… Как считаешь? – спра­вился он у Зины.

– Не восторг.

– Да, человек с художественным вкусом такого не купит. Вы не сами его покупали. Скорей всего, пода­рок.

 – По реакции братьев понял, что попал в точку. – Недавно вы были в этом галстуке в гостях или в рестора­не. Дома вряд ли сидите за столом в галстуке, а на нем свежее жирное пятнышко. – Знаменский посерьезнел, посмотрел Игнату в глаза, сказал по наитию: – Я хотел бы еще добавить, что у вас, по-видимому, есть близкий знакомый… вероятно, гораздо старше. Я слышу отзвуки чужих мыслей, чужой озлобленности. Вы поддаетесь опас­ному влиянию.

Оставшись один, Знаменский позвонил в больницу. Там уже знали голос следователя, можно было не пред­ставляться. «Без особых изменений». То есть плохо.

* * *

В несколько дней запылилась, потускнела городская весна.

У Афони начались экзамены. Готовиться не хотелось, но тройки были бы непереносимы для самолюбия. Пока выручали способности и память, но впереди грозно ма­ячила физика. Что будет после экзаменов, Афоня не думал.

Игнат яростно работал над дипломом и тоже отгора­живался от будущего, наводившего тоскливый озноб.

Нагретая солнцем комната приятно пахла красками и противно засаленным паркетом и прочей нечистотой их сиротски-холостяцкого быта.

Сергей Филиппович нагрянул к вечеру, зная, как Игнат дорожит светлыми часами дня. Был он нагружен свертками, из кармана торчало длинное импортное гор­лышко в серебряной фольге.

Начали освобождать стол от рисунков и учебников. Игнат бормотал, что ему уже неловко, Сергей Филиппо­вич отмахивался – «совершенные глупости». Афоня побе­жал на кухню мыть грязные тарелки. Нарезали батон, развернули принесенную снедь. Заскрипели стульями.

– Что, меньшой, текут слюнки-то? – подмигнул Сергей Филиппович.

– Еще как! Игнату должны были сегодня заказ опла­тить, и вдруг какой-то там визы в бухгалтерии нет. Ну не скоты? Теперь только через две недели. Собирались уже к теткам.

У теток они ужинали в самой крайности, едва выдер­живая родственное сочувствие и нотации.

– Эх, Афоня! – Сергей Филиппович откупорил чмокнувшую бутылку. – Человек одному себе друг, товарищ и брат. Приготовились? Прошу минуту мол­чания.

Жестом фокусника он достал бумажник, из него де­сять радужных десятирублевок. С шиком разложил их на столе.

– Таланту от поклонников.

– Неужели гравюры проданы?!

– Да, есть еще меценаты, Игнаша. Нашел ценителя. С дальним прицелом, верит в твою судьбу.

Афоня впервые видел столько денег.

– Ура! – заорал он и, плеща вином, стал раз за разом чокаться с братом и Сергеем Филипповичем.

– Начало положено. Теперь легче пойдет. С распреде­лением твоим покончено! Проживешь. Давайте за это, пока не выдохлось.

У Игната гудело в голове. Вот он рубеж, рубикон. Довериться старику? Может, тут будущее? Он считал себя самым одаренным выпускником училища. Но что от того меняется! В Москве останутся бездари, у которых связи. Они зацепятся, получат что-то хлебное, а то и перспективное. Ему же уготовано место учителя рисова­ния. Шумная жестокая орда детей и грошовая помесячная плата.

– Все-таки немножко страшно: спрыгнуть, а все по­едут дальше, – пробормотал он.

– Пусть себе едут! Какая радость лезть в общую кучу? Ведь войдешь, как водится, с задней площадки и всю жизнь будешь проталкиваться. Впереди, как говорится, совсем свободно. А как пролезешь – что?

– Пора сходить, – догадался Афоня.

– То-то и оно! Пожалуйте бриться, приехали. Нет, ребята, давайте за то, чтобы у нашего Игната была судьба не как у всех. Чтобы в нем осуществились и мои загублен­ные когда-то мечты!

– Сергей Филиппович, а кто он – покупатель?

– Желаешь напрямую связаться? Лишить меня ко­миссионных?

Игнат улыбнулся, не веря в комиссионные, но разо­чарованный скрытностью старика: хотелось услышать, что именно сказал меценат, какая гравюра ему особенно понравилась. Хотелось хоть туманно поиграть в будущую жизнь.