Смешно поправил указательным пальцем очки на переносице и чуть скривил в улыбке губы:
— Так кто ж мне объяснит наконец, какого черта здесь делал этот гребаный дипломат?
Хмыкнул милицейский полковник и одобрительно, как показалось Александру Борисовичу, покрутил головой. Прыснул философ Щеткин, а Антон, наоборот, насупился, как будто это была его личная недоработка. У Смородинова, как и у остальных, чуть приоткрылся рот. Вопрос словно застрял в губах.
— Никто не может? — повторил Турецкий. — Жаль. А чего тогда собрались?
— Нет, ну, Саш, — Плетнев немного покраснел даже, — надо же свести то, что уже наработали!
— Ну да, как-то… — вразнобой раздались голоса.
— А что такого? — удивился Турецкий. — Ну, наработали. И хорошо. Правильно. С версиями этими… пока не запутались, — это он так отреагировал на выступление Плетнева, как раз и освещавшего этот вопрос. — А чего, непонятно, с фотороботом тянете? Я бы давно уже показал его в местных новостях по телевидению. А прохожим под нос совать: знаете — не знаете, можно и до морковкина заговенья дотянуть, толку-то что? Толку-то что, Петь? А если он только ночью здесь появляется, а днем — совсем в другом районе? Так его ж никто никогда и не узнает. А касаясь конкретно вопроса о фотороботе… о субъективном портрете, — поправил себя Турецкий, — пока я, честно говоря, индивидуальных, доминирующих признаков здесь просто не нахожу. Слишком общо. А между тем, как я понимаю, этот ваш упорный задержанный их может назвать. Но не хочет. И я понимаю, почему.
— А вот мне очень интересно, — вклинился Плетнев, которого слова Саши крепко задевали: делали, делали, а, выходит, ничего нет? Но так ли уж?
— Антон, только честно, вы с ним работали?
— Ну а как ты думаешь? — даже возмутился Плетнев.
— Ага, — кивнул Турецкий с улыбкой, — извини, я огрубляю: кулак свой предъявлял, дать в лоб обещал, судьбу рисовал тяжелую, так?
— Да ладно тебе, — смутился Плетнев, а Смородинов, — заметил Александр Борисович, — тихо хмыкнул, как бы про себя, и прикрыл ладонью глаза, будто задумался, и Турецкий увидел, что попал в цель.
— Ошибочка вышла, дорогой товарищ и друг, — съерничал Турецкий. — Не по лбу стучать надо было, а совсем наоборот, рассказать ему, как вы, вот прямо сейчас, на этом месте, сфотографируете его и покажете всему городу с экранов телевизоров. И сообщите, что перед ними — жителями Воронежа — очень опасный преступник, подозреваемый, — подчеркнул Александр Борисович, — в ряде убийств, изнасилований и прочих гадостей. Причем несколько раз на протяжении дня покажете. И завтра, и послезавтра. И с подробными комментариями. И просьбами к жителям города опознать его и немедленно сообщить ближайшему же милиционеру, а если фамилии кто не знает, может, слышал кличку. Среди этих бегает он, которые в черных кожаных куртках по ночам на студентов охотятся. Скинхедами себя называют, а исповедуют философию фашизма и бандитизма. Опознавайте, пока не поздно, граждане дорогие! Пока он сам или кто-то из его дружков снова не убили кого-то. Не изнасиловали и прочее. А ему сказать, что как только информация трижды повторится во всех новостях, его выпустят на волю, но посреди дня и под подписку о невыезде. Опять-таки, объявив об этом по телевизору. Чтоб люди собрались посмотреть. Так как пока, — Турецкий снова подчеркнул слово, — конкретных обвинений лично ему милиция не предъявляет, а тот татарин, или кто он там, забрал свое заявление, поскольку считает неудобным для себя, известного и уважаемого в городе спортсмена, да просто гражданина, связываться с сопляком и подонком.
Все молча смотрели на Турецкого.
— Я уже что-нибудь противозаконное сделал? — спросил он, улыбаясь.
— Ну, знаете, Александр Борисович, — с уважением протянул полковник, — всего ожидал, но чтоб так? Да чего ж мы сидим, мужики? Уже б сто раз этот сукин сын на колени падал, умоляя не губить! Что ж мы такие инертные?
— Я тоже думаю, — кивнул ему Турецкий, — что он, когда поймет, чем ему это грозит, сам охотно сдаст своего подельника. Он разве не понимает, как с ним народ поступит? И этот ваш… — он ткнул пальцем в оттиск фоторобота — так засуетится, что… дальше сами фантазируйте. А если тут еще имеется и политика, в чем не уверен, но — мало ли, то и сами политики сильно волноваться станут. И тогда неизвестно, от кого скорее бежать придется этому «пацану»: от нас или от своих. Не знаю, я бы пошел на обострение. А так… смотрите… ваш город…
— Кстати, и дипломата того нужно проверить, — сказал один из присутствующих.
— А иначе чего затевать? — добавил и Щеткин. — Ну, Саш, чего ты раньше-то?
— Интересное дело! Я ж только сейчас материалы полистал. Ну, вас слушал. Все правильно говорите, и действуете верно, только медленно.
— А если не получится? — осторожно спросил Смородинов у Турецкого.
Александр Борисович, весело улыбаясь, пожал плечами.
— Значит, не получится. Тогда чего-нибудь другое придумаем. Кстати, а почему не получится? Факт хулиганства был? Был. Иначе чего его в камере содержат? Можно ведь вопрос и иначе поставить: ему сказать одно, а сделать по-другому. Та же операция, но… подать как факт хулиганского нападения и отказ назвать себя. Люди добрые, помогите, может, кто знает его или его родителей? Лучше, что ль? По-моему, тех же щей, да только малость пожиже, лей, вот и все. Упрекайте, если я не прав.
И все облегченно засмеялись. Посыпались вопросы и дополнительные предложения. И в конце концов общее совещание пришло к единому решению: начать прямо сейчас, а с телевидением договориться о возможной акции завтра с утра. И приготовить соответствующие материалы, подтверждающие это следственное мероприятие: согласие прокурора там и прочее. Но, вероятно, до этого и не дойдет…
— И последнее, ребятки, — с сожалением сказал Турецкий, — надо бы поскорее идентифицировать оружие. Это ж нам сразу все точки расставит. Нельзя объяснить эксперту такую примитивную истину, при всем нашем глубоком к нему уважении? А что, я думаю, в некотором отношении мы решили наши вопросы?
Собственно, на этом совещание и завершилось. Пошли работать.
Глава девятая Хитрый киллер
Филипп Агеев получил из рук Алевтины аккуратно расписанную для него программу действий. Прямо по пунктам: «а», «б» и так далее. Но это — частности, это — по ходу. А основное задание заключалось в том, чтобы не спускать глаз с клиента и четко фиксировать все его контакты.
Кроме того — это уже от Александра Борисовича, в порядке пожелания, что ли, — оснастить комнату клиента соответствующим «клоповником», и заодно поинтересоваться, кто проживает в соседних номерах. Ведь случается, что исполнитель пытается держать свой объект как можно ближе к себе. Ну, на всякий пожарный, как говорится…
Дела — максимум, на два дня, пока не решится вопрос в Воронеже. А там он, полагал Турецкий, должен был решиться быстро.
Но, в связи с этим, возникала и другая проблема.
Дело в том, что, шантажируя Щербатенко, с одной стороны, и Корженецкого — с другой, господа лжекиллеры — то, что их было не меньше двух, это ясно, и нельзя было исключить, что они могли при необходимости превратиться и в настоящих, гарантии от чего никто не давал! — уже фактически вынудили своих клиентов пойти на уголовное преступление. Потому что, как бы и чем бы, какими бы причинами клиенты потом ни оправдывали свои действия, но они все же «заказали» убийства друг друга. Один даже аванс выплатил, а второй близок к тому.