Я домыла посуду и вышла попрощаться.
– Рад был повидать тебя. – Макс стоял на пороге одетый.
– А Аня? – удивилась я.
– Аня поедет позже, на такси.
Я еле отыскала Аньку в многочисленных комнатах. Она сидела на подоконнике и смотрела в темный проулок, хрупкая, светловолосая, похожая на подростка.
– Помнишь, нам в школе не разрешали сидеть на подоконниках. – Я попыталась отвлечь ее.
– Я такси смотрю.
– А Макс?
– Домой поехал. Ему тут рядом – на Новокузнецкую. Знаешь, какая я дура: каждый раз жду, что он мне скажет: поедем вместе домой и никогда не будем расставаться. – Она вытерла злые слезы.
– Не скажет, Аня.
– Знаю, что не скажет, а все равно жду! Ладно, пусть катится к своей красавице жене.
– Она красавица?
– На любителя. Яркая брюнетка, тела много, темперамент! В общем, Макс отправился в ночь любви.
– Аня, может, останешься? Будем чай с пирожными пить.
Ты думаешь, Дод квартиру снял, чтоб ты старых подружек чаем поила? – Она нервно Рассмеялась. – Брось свои холостяцкие привычки. Знаешь что, – заговорила она опять, немного успокоившись. – Поеду-ка я летом на месяц в Германию. Работы летом немного – справятся как-нибудь.
Анька хотела рассказать, как хорошо ей будет в Германии, но домофон возвестил о прибытии такси.
– Все, Маришка, счастливо. Давид, завтра созвонимся. – Анька накинула пальто и зацокала к лифту на высоких шпильках.
Глава 10
Утро казалось совершенно будничным, хотя это было воскресное утро. В семь зазвонил будильник, и сразу в монастыре ударили в колокол. Я быстро встала, приняла душ. К счастью, в сумке нашлись дезодорант и старая пудра – слегка приведя себя в порядок, я поспешила на кухню.
В холодильнике скучали ломтики ноздреватого сыра, ветчины, бутерброды с икрой – вчера все это было праздничным ужином. Я занялась реанимацией продуктов. Намазала икру на свежий хлеб, ветчину подогрела в микроволновке, распечатала забытую на комоде коробку шоколада и, поколебавшись, опять достала из горки трех красавиц – повседневные тарелки производили слишком грустное впечатление.
Давид вышел на кухню вымытый, выбритый, парадный.
– Где ты взял свежую рубашку? – поразилась я. – В шкафу у Ольги Григорьевны?
– Да нет, в Стокгольме.
– А кто тебе ее гладил? Он помолчал немного.
– Мать гладила.
– Значит, у тебя в Стокгольме мама?
– Ну да. В начале перестройки отец подписал контракт с одной шведской фармацевтической фирмой. Тогда это считалось круто.
– А ты?
– Я жил в Тбилиси еще некоторое время.
– Ты был женат, – догадалась я.
– Был. Тебя это удивляет?
– Не удивляет, а интересует. Я ведь ничего о тебе не знаю, только географию: Тбилиси, Стокгольм.
– Тбилиси – это прошлое, город детства.
– У тебя там никого не осталось?
– Что ты хочешь сказать?
– Ну, родственники, друзья…
– Родственников родители перетащили в Швецию. А друзья – это люди, с которыми общаешься периодически. Я давно не был в Тбилиси.
– А Стокгольм?
– В Стокгольм я езжу раз в три месяца. По-хорошему надо бы чаще. Работаю там круглые сутки. Вся жизнь, Марина, у меня здесь.
Он накрыл мою руку своей, посмотрел вы разительно. Мне было достаточно одного взгляда. Но надо держать себя в руках.
– Давай купим новые тарелки, – предложила я. – Это парадный хозяйский сервиз, к тому же жуткая пошлость.
Он рассеянно глянул на трех красавиц, видно, только сейчас заметил, из чего ел.
– Пошлость? Ну конечно, покупай, что нужно.
– Я по Интернету закажу.
Давид спешил по делам. Условились встретиться вечером у меня – перевезти вещи в новую квартиру.
После его ухода я вымыла посуду, пропылесосила ковры в гостиной и в спальне, хотя этого и не требовалось…
Я тоже буду заботиться о нем.
Что хорошего он видел в жизни? Скоротечный брак в молодости? Знаю я эти браки! На старших курсах института они как эпидемия. К тридцати годам выясняется – чужие люди. А со стороны это сразу было ясно…
Потом скитания между Москвой и Стокгольмом. Случайные подруги, наглые корыстные, вроде Тани. Я дам ему то, что может дать любящая женщина: уютный дом, вкусный обед, покой и нежность.
…В свои девятнадцать лет я смутно осознавала смысл семейной жизни. Играла в хозяйку – пекла кулебяки. Хотела поразить. Потом родился Денис. Уже ничего не хотела. Выживала. В конце концов, у нас с мужем сложились партнерские отношения: он зарабатывал деньги, я занималась детьми и домом. От скуки то начинала ходить в бассейн, то плести макраме, то писать музыку на компьютере. Чего-то остро не хватало. Потому что семейная жизнь – это не разделение труда. И разве супруг виноват, что не выдержал механического уклада нашей жизни? Психика у мужчин слабее… Я почти с жалостью подумала о бывшем муже.
Правда, из-за границы он мог бы прислать денег или хотя бы написать. Но неизвестно, как ему там жилось. У меня все-таки была квартира, какая-никакая работа, мама, которая неслась по первому моему зову… Но теперь у меня есть Давид, и все прошлое несущественно.
От размышлений пора было переходить к действиям, и я отправилась в магазин. Район был совершенно незнакомым. В конце широкой, поднимающейся в гору улицы я приметила площадь и зашагала к ней. Через пять минут была на Таганке. В супермаркете у метро купила овощи, в маленьком, уцелевшем с советских времен магазине – мясо. Телячьи отбивные – беспроигрышный вариант.
Готовила медленно. Есть выражение: вкладывала душу. Я резала, жарила, тушила, добавляла зелень, приправы, рассматривала, пробовала свои произведения…
Закончив кухонные хлопоты, поспешила домой.
– Мама! – Илюшка бросился ко мне, поскользнулся на паркете и горько разрыдался. – Мама, где ты так долго?! Без тебя… – Он захлебнулся рыданиями.
Я подняла сына на руки, прижала к себе.
– А что без нее? – поинтересовалась мать. – Плохо вам было?!
– Просто мелкий соскучился, бабуль! Он же мелкий. Сечешь? – пытался успокоить ее Денис.
– Как ты разговариваешь? – Мама неодобрительно покачала головой.
– А я уже собрался! – воодушевленно сообщил Илюшка. – Взял диски, акварель, железную дорогу.
– А учебники ты не взял? – улыбнулась я.
– Марина, ты не передумала? – спросила мама конфиденциальным шепотом. – Ну, зачем тебе это? Я понимаю, сходить в театр, в ресторан, ну отдыхать поехать… А что такое совместная жизнь? Стирать?! Готовить?! Да еще дети! Нужны они ему?
Я чувствовала усталость, раздражение и одновременно правоту матери. Особенно насчет детей.
– …Что он за человек, ты не знаешь, – продолжала она. – Знакомы меньше месяца. И куда тебя несет?! Что молчишь-то?
– А что тут скажешь? Ты права.
– Ну и откажись. Не надо ссориться, скажи – передумала.
– Я не могу.
– Почему? Боишься его потерять? И напрасно. Пусть знает тебе цену… Мне даже Иза сказала: куда вы только, Юлия Александровна, смотрите!
– Иза заходила?
– Ну да… У них тоже что-то не слава богу?
– Сергей хочет строить коттедж, за город переселяться.
– Коттедж, – вздохнула мать. – Сколько ж это стоит?
– Дорого, наверное…
– А все-таки, Марина, подумай. Ну, отложи хотя бы на время. А уж если такая необходимость, живите вдвоем, с детьми я буду…
И в этом вся моя мама: читает нотации, говорит обидные вещи, а сама ради нас на все готова!
Я долго с наслаждением лежала в ванне, мыла голову, укладывала волосы феном, потом пила чай с маминым песочным печеньем, наскоро покидала в сумку какие-то свои тряпки и заглянула к Изе.
– Где ты пропадаешь? – весело .приветствовала меня подруга.
Со вчерашнего дня она как будто воспряла.