Катя жутко смутилась. Только теперь ей пришла в голову, казалось бы, очевидная мысль: а что, если они с Ромой встретятся на кастинге? Да, пожалуй, даже наверняка встретятся! Особенно когда выяснилось, что народу там будет не так уж и много. Не то чтобы Каркуша раньше совсем не задумывалась на эту тему, просто она, по своему обыкновению, оттягивала решение проблемы до последнего момента. «Будем решать проблемы по мере их поступления!» – гласила любимая Каркушина поговорка.
Пауза слишком затянулась. Рома все еще продолжал хихикать. Надо было срочно что-то говорить.
– Глупости! Мне просто любопытно, – затараторила Катя, решив, что для пользы дела до самого последнего момента не станет открывать Роме своих планов. А уж когда эта встреча произойдет, обсуждать что-либо будет уже поздно. – А почему же мы сегодня не сможем встретиться? – резко сменила она тему. – Ты же говоришь, что кастинг завтра.
– В смысле? – опешил Рома. – Ну а подготовиться мне надо или нет, как ты себе это представляешь? Я-то думал, времени еще вагон, а тут такая измена…
Катя явственно ощутила, как ее лоб и кончики волос сделались влажными от пота. Ведь она и не подумала даже о том, что к кастингу надо было как-то подготовиться.
– Это ты у нас ветеран кастингов, – торопливо принялась оправдываться она. – Мне-то откуда знать! Ты что, программу какую-то специальную подготовил?
– Не то чтобы программу… – протянул Рома. – Так, номерок один с другом замутили. Он будет на клавишах играть, а я на гитаре и петь. Надо же показать, что мы собой представляем.
– На клавишах? – изумилась Катя. – Вы что, пианино туда потащите?
– Ну ты даешь! – снова рассмеялся Рома. – Ты когда-нибудь слышала такое слово «син-те-за-тор»? – с непередаваемой иронией в голосе поинтересовался он.
– Слышала, – буркнула Каркуша и решила больше не задавать Роме никаких вопросов.
– Ладно тебе, котенок, не обижайся. Смешно, в самом деле… Я просто представил, как мы с Варламом на горбу пианино прем… – И он опять заливисто и громко расхохотался.
Так громко, что Катя даже чуть отстранила руку, в которой держала трубку. Сейчас ее не волновал его смех и тот снисходительный тон, к которому Рома все чаще прибегал в общении с ней. Каркуша лихорадочно пыталась сообразить, что они с Клавой станут делать на кастинге? Чем смогут заинтересовать комиссию, если, конечно, Клава вообще согласится? Надежда была исключительно на Клаву. Может, она сможет придумать что-нибудь необычное?
– Ну пока, котенок, – Рома наконец перестал смеяться. – Я тебе позвоню.
«Когда?» – хотела спросить Каркуша, но, поборов себя, сдержанно попрощалась с Ромой, пожелав ему и его другу удачи на кастинге.
5
– И что, ты реально так в этого своего Рому втюрилась, что готова позориться перед миллионами людей? – И без того огромные глаза Клавы расширились и округлились.
– Я не «втюрилась», а влюбилась, – повысила голос Каркуша. – И не перед кем, как ты говоришь, позориться не собираюсь. Я просто пытаюсь помочь любимому человеку осуществить его заветную мечту и надеюсь на твою поддержку. А если ты не готова или элементарно не хочешь мне ее оказать, то так и скажи, а переубеждать меня ни в чем не надо, потому что я иду на этот шаг осознанно. Ясно?!
Катин голос звенел, готовый вот-вот сорваться на слезы. Они сидели на кухне, совсем как в тот вечер, когда Каркуша, повстречав Клаву в метро, привела ее к себе домой. На столе стояли пустые чистые чашки. На плите остывал давно вскипевший чайник. Подругам сейчас было явно не до чая.
– Все мне ясно, – миролюбиво заметила Клава. – Ты успокойся, не кричи. Я же не отказываю тебе в поддержке. Только все это как-то наивно, детский сад какой-то… Я имею в виду твой план. И потом, я одного никак в толк не могу взять, почему ты так уверена, что мы с тобой пройдем кастинг? Где гарантии, что нас возьмут?
– Если мы будем до завтрашнего утра перетирать все «за» и «против», вместо того чтобы придумывать номер для кастинга, то нас, разумеется, никуда не возьмут, – сквозь зубы процедила Каркуша, одарив подругу таким тяжелым взглядом, на какой только была способна.
– Хорошо, – после паузы произнесла Клава, выдержав Каркушин взгляд. – Допустим, мы придумаем номер, да еще такой, что все члены комиссии восхищенно ахнут, будут долго нам аплодировать, а потом скажут, что без нас их распрекрасное шоу… Кстати, все время забываю, как оно называется?
– ЖЗР, – угрюмо напомнила Катя и пояснила: – Жизнь замечательных ребят.
– Замечательно! – подхватила Клава и продолжила свою мысль: – Так вот, они, в смысле, члены комиссии, скажут нам с тобой: «Девочки, вы такие суперские, такие замечательные, что без вас, таких талантливых, наше шоу «Жизнь замечательных ребят» состояться просто не может! Без вас, девчонки, это будет не шоу, а просто полный отстой! Короче, мы вас берем!» И даже если вся комиссия с ума от счастья сойдет и вцепится в нас всеми руками и ногами, кто тебе сказал, что мы не вылетим после первого же голосования? Или не знаю, после чего там вылетают из этих шоу?
– Не вылетим, – сказала Каркуша и так посмотрела на Клаву, что той моментально расхотелось шутить и вообще продолжать эту тему.
– Хоть бы посмотреть на этого твоего Рому! – вздохнула Клава. – Ради кого я должна идти на такие жертвы? Взглянуть бы на него хоть одним глазком!
– Взглянешь, – сурово пообещала Каркуша. – И не далее чем завтра. А сейчас, если ты, конечно, не передумала, давай подумаем, что мы сможем показать.
Клава задумчиво почесала бровь и уставилась в окно отсутствующим взглядом. Каркуша нетерпеливо заерзала на табуретке.
– Мне бы хотелось, – спустя некоторое время заговорила она, – чтобы ты каким-то образом продемонстрировала свой художественный талант. Конечно, если ты сядешь и начнешь рисовать дружеские шаржи на членов комиссии, то это будет неприкольно… И потом, надо как-то и меня подключить… Хотя я даже не представляю, как это сделать. Ну почему я такая бездарная? – Каркуша досадливо сощурилась и подняла глаза к потолку, словно ожидая увидеть там ответ на свой вопрос.
– Это неконструктивно. – Клава резко поднялась и начала нервно прохаживаться по кухне. – Не бывает бесталанных людей. У тебя очень развито воображение…
– А толку? – уныло протянула Каркуша, радуясь в душе, что дело приняло совсем другой, деловой оборот.
Это означало, что Клава согласна принять участие в кастинге. Все остальное представлялось Каркуше малосущественным. Почему-то она нисколько не сомневалась, что им удастся придумать интересный и оригинальный номер. И, словно в подтверждение ее надежды, Клава вдруг замерла посреди кухни, а потом, хлопнув в ладоши, радостно выкрикнула:
– Придумала! Ура! Вернее, не придумала, а вспомнила! Классная фишка! Только нам придется кое-что изменить… Мама моя, в смысле Паша, этот фокус изобразила, когда в театральный поступала… Она рассказывала, что вся комиссия от смеха под стол рухнула! Слушай, – взглянула Клава на Каркушу. В ее глазах плясали огоньки. – Ты петь умеешь? Ну хоть чуть-чуть?
– Вообще-то, – вздохнула Каркуша, – мне в детстве медведь на ухо наступил. Все так говорят… А без пения ничего такого придумать нельзя?
– Без пения не получится, – тоном, не терпящим возражений, заявила Клава. – Ты будешь петь, а я рисовать! Это будет бомба, вот увидишь! Паша этот номер вдвоем с подружкой исполняла. Только у них никто не рисовал. Они вместе пели и жестами показывали то, о чем пели. А мы с тобой сделаем так: ты будешь блажить, а я рисовать.
– А почему мы в таком случае вместе блажить не можем? – уцепилась за соломинку Каркуша. – Ты же говоришь, что мама с подругой на пару пели?
– Можно, конечно, – неуверенно пожала плечами Клава, – только боюсь, что меня это отвлекать будет. Понимаешь?
– А мы попробуем порепетируем, может, и не будет тебя это отвлекать? – Каркуше до ужаса не хотелось петь в одиночку. Тем более что когда она говорила про медведя, который в детстве наступил ей на ухо, то была недалека от истины. Впрочем, это не мешало Каркуше дурным голосом орать по утрам в ванной весь репертуар ее любимой Земфиры. – А что будем петь? – живо поинтересовалась Катя.
– «Марш нахимовцев». Слышала такой?
– Никогда. – Каркуша отрицательно замотала головой. – Что еще за дрянь?
– Никакая это не дрянь. Раньше, во время войны и потом еще долго этот марш был очень популярен. Нахимов – герой, морской адмирал. Нахимовское училище, слышала о таком? Там морскому делу учат… – И, не дожидаясь ответа, с воодушевлением продолжила: – Стало быть, «Марш нахимовцев» – это марш моряков. А Паша рассказывала, что, когда она училась в школе, у них была такая игра, называлась «Зарница». Тогда была «холодная война», и Советский Союз боялся, что на него нападет Америка, вот детей и воспитывали в военно-патриотическом духе. Короче, класс, в котором училась Паша, был классом «Юных моряков», то есть нахимовцами. Они бегали по пересеченной местности с деревянными винтовками, маршировали строем и пели этот марш. А потом Паша вспомнила все это и приготовила очень смешной номер и поступила с ним в театральный институт. Потому что, она сама призналась мне, кроме этого офигенно смешного номера и красивых глаз, никакими особыми талантами ее Бог не наградил. Понятно?
– Пока не очень, – мотнула головой Каркуша. – Например, я не врубаюсь, почему именно этот марш надо петь. Что в нем такого особенного? Может, для начала ты мне его споешь?
Громко прочистив горло, Клава запела неожиданно высоким голосом:
– Солнышко светит ясное!
Здравствуй, страна прекрасная!
Юные нахимовцы тебе шлют привет!
В мире нет другой Родины такой!
Путь нам озаряет, словно утренний свет,
Знамя твоих побед!
А теперь припев, – объявила Клава и строго приказала Каркуше: – Запоминай!
Простор голубой, земля за кормой,
Гордо реет над нами флаг отчизны родной!
Вперед мы идем, с пути не свернем,
Потому что мы Ленина имя в сердцах своих несем!
– Бред какой-то! – возмутилась Катя. – Еще про Ленина на кастинге петь не хватало!
– Не хочешь про Ленина петь, пой про Сталина, – милостиво позволила Клава и добавила с улыбкой: – Кстати, в первоначальном варианте так и было: «Потому что мы Сталина имя в сердцах своих несем!»
– Спасибо. – Каркуша отвесила Клаве земной поклон. – Сталин – это круто! Это совсем другое дело! – с явной издевкой прокомментировала она предложение подруги.
– Короче, я вижу, тебя моя идея не вдохновила, – с едва уловимой обидой в голосе заметила Клава.
– Я не понимаю, в чем она, собственно говоря, заключается, и почему надо петь именно этот дурацкий марш?
– Идея, то есть в данном случае юмор, заключается в несоответствии пафосного текста, манеры исполнения и действий, которые этот текст будут сопровождать. А почему «Марш нахимовцев»? Ну, во-первых, это уже проверенный вариант, а во-вторых, я уж не знаю почему, но все вместе это на самом деле очень прикольно и смешно получается… А что, у тебя есть другие идеи? Давай обсудим, – с непередаваемой иронией предложила Клава и, подойдя к окну, демонстративно повернулась к Каркуше спиной.
– Нет, других идей у меня нет, – не стала лукавить Катя. – И тебе это хорошо известно. Но даже если так, почему мы не можем сделать то же самое, только взять для этого любую другую песню, более современную?
– Потому что это будет не смешно, – глядя в окно, отрезала Клава.
– А если мы споем твой марш, ты считаешь, все со смеху помрут, да?
– Человеческих жертв не гарантирую, но что номер получится неожиданным и забавным, ручаюсь. Впрочем, не хочешь – не надо. Мне же легче. Заметь, я не горю желанием корячиться в каком-то сомнительном шоу.
– Ладно. – Каркуша поднялась с табуретки, протянула руку к плите, щелкнула электрозажигалкой, под чайником вспыхнул огонь. – Рассказывай, что я должна делать, – обреченно вздохнула она.
Если бы у Кати возникла хоть какая-то идея взамен Клавиной или если бы существовала пусть даже незначительная вероятность того, что идея может появиться в будущем… Но ни на что такое Кате ни рассчитывать, ни даже надеяться не приходилось, а потому она решила, что лучше пусть будет сомнительный, нелепый, до ужаса странный номер, чем вовсе никакого.
6
Будильник зазвонил в семь утра. Спать девочки легли в третьем часу и перед этим чуть было не поссорились в пух и прах. Чем больше они репетировали номер, тем сильней в Каркуше росла и крепла уверенность, что все это полная дурь и идти с такой фигней на кастинг означает не только провалиться, но и опозориться перед комиссией и остальными участниками по полной программе. Клава не пыталась переубедить подругу, придерживаясь прежней, мудрой во всех отношениях позиции: не нравится, предлагай что-нибудь свое или просто откажись от идеи участвовать в кастинге. Ни первого, ни второго Каркуша сделать не могла, а потому скрепя сердце продолжала выполнять нелепые, на ее взгляд, указания Клавы и репетировать номер, который, по ее убеждению, сгодился бы разве что для исполнения на утреннике в детском саду, да и то в ясельной группе.
– Кать, Кать! – Клава подскочила первой и теперь трясла безмятежно посапывающую Каркушу за плечо. – Вставай давай! Нам еще прорепетировать надо, в магазин за бумагой и углями заехать… Вставай, Кать! Или ты передумала в телешоу сниматься?
Услышав заветное слово, Каркуша широко распахнула свои карие, почти черные глазищи. Сна в них теперь как не бывало:
– Что? Уже опаздываем? А сколько времени?
– Восьмой час, – спокойно ответила Клава. – Мне кажется, что раз уж мы решились на эту авантюру, то лучше приехать пораньше, чтобы попасть на прослушивание в числе первых, а не париться там целый день в ожидании своей очереди.
– Разумно, – одобрила Каркуша и, отбросив одеяло, резво вскочила на ноги.
Народу возле тринадцатого подъезда Останкино собралось столько, что у Каркуши закружилась голова. Их с Клавой план приехать на кастинг пораньше провалился. Все дело было в особых мелках, которые назывались сангиной и без которых, как уверяла Клава, им было просто не обойтись. После безрезультатного посещения нескольких магазинов девушки отправились в «Чертежник», где, к счастью, эти красновато-коричневые мелки имелись. Там же они купили большие листы ватмана, которые, по просьбе Клавы, продавщица разрезала пополам.
– Ну ни фига себе! – Клава ошарашенно озиралась по сторонам. – Надо же! Представляю, что творилось на кастингах каких-нибудь «Фабрик звезд», если на дурацкое, никому пока не известное шоу столько желающих попасть!
– Может быть, мы его и не встретим, – с непонятной для Клавы радостью заметила Каркуша.
– Ты о ком?
– О Роме. О ком же еще?! – несколько раздраженно фыркнула Каркуша.
– Слушай. – Клава медленно крутила головой из стороны в сторону. – Я чего-то не догоняю…
– В смысле?
– Ты заметила, что тут практически одни девочки?
Каркуша повнимательней пригляделась к толпе жаждущих попасть на телешоу.
– Действительно, – удивленно протянула она после некоторой паузы и внезапно обратилась к группе девушек, стоящих чуть поодаль: – Привет, девчонки! Как дела?
Одна из девушек, коротко, почти наголо остриженная, резко обернулась, обнаружив на своем лице маленькие, в круглой металлической оправе очки:
– Нормально…
– Тебя как зовут? – все в том же, каком-то развязно-оживленном тоне продолжала Каркуша.
– Маша… – Девочка не скрывала своего удивления.
– Я Катя, а это – Клава. – Каркуша указала рукой на подругу и, не дав девчонке опомниться, бойко поинтересовалась: – А вы давно приехали?
– К восьми примерно, а что? – Что-то заставляло Машу поддерживать этот разговор.
Ее подруги подчеркнуто отвернулись.