В этот момент вернулся Оуэн с тремя дымящимися чашками, и маленькая комната тотчас же наполнилась ароматом кофе. Как только все разобрали свои чашки, Энни заметила:
– Однако Холлоу не поле сражения. Криста кивнула:
– Потому-то я держу эту историю отдельно. По словам тех с кем я разговаривала о Плачущей Женщине, включая Рика, она – некий расплывчатый силуэт, который сидит на мысе Холлоу и плачет.
– Такой призрак не напугает, а скорее будет действовать на нервы, – заметил Оуэн.
– Придется с вами согласиться, – усмехнулась Энни и повернулась к Кристе: – А вы уверены, что этот призрак – женщина и индианка?
– Да. Это отмечается во всех рассказах. Обычная версия склоняется к тому, что эта женщина из племени виннебаго, или, как они сейчас называются, хочанк. Она оплакивает своего возлюбленного из племени сиу, убитого ее родственниками из мести. Известно, что племена виннебаго и восточные сиу враждовали между собой.
– А какие еще есть версии?
– По второй – она была убита охотником-французом, по третьей – поселенцы убили ее любовника, а она от горя покончила жизнь самоубийством.
– В общем, ни одна из этих историй не связана с войной, – заметила Энни и взглянула на Оуэна Декера. Тот с улыбкой наблюдал за ней.
– Да, – согласилась Криста. – Однако племена сиу, оджибва, потаватоми, виннебаго и меномини использовали восстание Черного Ястреба для нападения друг на друга, так что, может быть, в первой истории есть доля правды.
Энни потерла бровь, размышляя.
– Возможно, она отражает реальную племенную междоусобицу того периода. А вы уверены, что ни одна из этих историй не связана с племенем соук, вождем которого был Черный Ястреб?
– Насколько мне известно, нет. Но племя соук переселилось в Оклахому, а я там ни с кем не разговаривала, – ответила Криста. – Моя работа посвящена фольклору первых переселенцев и лишь частично затрагивает сведения о местных племенах.Ядумаю, что легенда о Плачущей Женщине имеет вполне реальное объяснение. Мне доводилось бывать в Холлоу. Там ветрено, растет много деревьев и стоят валуны, имеющие странную форму. Любой человек, не лишенный воображения, может увидеть там тени, напоминающие склоненную женщину, а ветер в ветвях деревьев иногда издает звуки, подобные плачу.
Энни открыла было рот, чтобы ответить, но Оуэн ее опередил.
– Может быть, – произнес он. – Но когда к Плачущей Женщине прибавляется еще и пропавший без вести офицер, которого в последний раз видели в Холлоу, и известно, что в Холлоу стояла лагерем армия, это уже кажется не простым совпадением, а чем-то большим.
Вдохновленная его интересом, Энни решилась:
– Я была бы вам очень признательна, если бы то, что я вам расскажу, не вышло за пределы этой комнаты, по крайней мере пока. Я считаю, что лейтенант Хадсон был убит и похоронен в Холлоу. И обстоятельства его смерти скрывались по каким-то важным для армейского руководства причинам, – заявила она.
Оуэн Декер тихонько присвистнул:
– Ну и ну! А Рику вы об этом рассказывали? Энни покачала головой:
– Его и так раздражает моя работа, поэтому сомневаюсь, что он позволит мне искать в Холлоу зарытые тела.
– И что вы собираетесь делать? – спросил Оуэн, вскинув брови.
Хороший вопрос!
– Что-нибудь придумаю.
– С точки зрения законности тут тоже не все просто, – вмешалась Криста. – Никто не может запретить человеку рыться в собственной земле. Но если вы вдруг найдете останки, полиция может начать расследование, и будет вести его до тех пор, пока судмедэксперты не докажут, что возраст останков исключает возможность убийства. В этом случае вызываются опытные судебные антропологи и начинают раскопки.
Энни не составило труда вообразить, что выскажет Рик представителям местной полиции, шерифу штата и следователю, равно как и археологам, шастающим по его земле.
– Вероятность того, что я найду какие-то останки, ничтожно мала.
Криста пожала плечами:
– Всякое может случиться. Думаю, то, что вы затеваете, очень интересно, и тем не менее должна вам напомнить, что история принадлежит народу, а не одному человеку.
«Нет, Льюис принадлежит мне», – подумала Энни. Для команды судебных медиков он будет лишь мешком с костями, которые они обмерят, взвесят и снабдят ярлычками с мудреными терминами. А для нее он член семьи, человек, которого предало правительство. А ведь он поклялся его защищать ценой собственной жизни и клятву свою сдержал. Человек со своей судьбой, своими горестями и радостями... Но об этом не стоит распространяться.
Энни снова взглянула на Оуэна Декера и зябко поежилась: на лице его застыло странное выражение.
Рик отстранился от клубов пара, вырывавшихся из-под крышки кастрюли, в которой он варил картошку. С крыльца донесся лай Бака, заглушаемый скрипом шин по гравию. Лай был не злобный, а дружелюбный.
Несколько секунд спустя в кухню стремительно ворвалась Энни. Рик кивнул в знак приветствия и снова повернулся к раковине. По топоту каблуков он без труда определил, куда в Данный момент Энни направляется.
– Как вкусно пахнет, – заметила она, принюхиваясь. Рик почувствовал, что она стоит у него за спиной. – Что вы готовите?
– Жареного цыпленка, пюре, зеленые бобы и бисквиты.
– Вот это да! Если бы я каждый день столько ела, меня бы уже давно разнесло. Ненавижу таких людей, как вы, у которых хороший обмен веществ. Между прочим, очень миленькая на вас рубашка. Цвет вам удивительно идет.
Оторопев от такой молниеносной смены темы разговора и оживленного тона Энни, Рик взглянул на свою старенькую джинсовую рубашку, не представлявшую, по его мнению, ничего особенного, потом через плечо на Энни. Всякий раз, когда он ее видел, в груди появлялось сладкое ноющее чувство.
– Что-то вы сегодня не в меру оживленная.
– Когда работа движется, я всегда радуюсь.
Рик почувствовал, что Энни старается держаться от него подальше. Сам виноват. Нечего было выставлять себя хамом, когда она положила руку ему на плечо. Что ж, хоть он тогда и сглупил, все же неприятно, когда к тебе относятся как к прокаженному, обходят стороной.
Когда Энни остановилась у него за спиной, на Рика пахнуло ароматом ее духов – густым, ванильным, напоминающим запах домашнего печенья, посыпанного сахаром. Рик представил себе грудь Энни: наверняка белоснежная, как свежая сметана. Разозлившись на себя, он принялся с еще большим ожесточением мять картошку.
– Никогда не видела человека, который бы делал настоящее пюре, – заметила Энни, и Рик уловил в ее голосе восхищение. Она наклонилась ближе, почти коснувшись грудью плеча Рика. – Я всегда покупаю картофельные хлопья, а потом развожу их молоком или водой. Ой, сколько картошки! Ждете гостей?
– Да. Дочь.
– Ах да, совсем забыла. Весь день была занята Льюисом. «Странная манера выражаться», – подумал Рик. Впрочем, Энни вообще не походила ни на одну из его знакомых женщин. Не переставая толочь картошку, Рик потянулся за пакетом молока, стоявшим на столе. На секунду Энни оказалась в его объятиях. Она пристально посмотрела на Рика и замерла. Вот черт! Схватить бы ее сейчас, прижать к груди и завопить, что он не возражает, чтобы к нему прикасались, а, наоборот, желает этого.
Рик плеснул молока в кастрюлю.
– Приглашаю и вас на ужин, – проговорил он, делая вид, что не заметил, как Энни осторожно отошла. – Все могут собраться за семейным столом.
Энни замерла:
– Вы это осознанно?
– Если я кого-то куда-то приглашаю, то всегда делаю это серьезно, Энни.
– Спасибо. – Она бросила на него любопытный взгляд.