Иногда, просыпаясь утром, я мечтаю стать другой, похожей на Мелоди Макандерсон, которая в свои почти сорок лет не только владеет прибыльным художественным предприятием, но при этом еще роскошно выглядит в своем вульгарном платье. Она – один из моих идолов, несмотря на то, что сама я никогда не одеваюсь подобным образом. Мой стиль – это мешковатые штаны и свободные рубахи или водолазки, которые я ношу на работу, да еще любимые черные леггинсы и потрепанные джемперы по выходным. Сегодня вечером я накинула поверх белой блузки черный жакет и надела единственную в моем гардеробе длинную черную юбку, предназначенную для особых случаев – обычно помолвок Джейни. В жакете я всегда чувствую себя чуть более одетой, впрочем, довольно редко надеваю его в помещении. Это не шикарно, но элегантно, в стиле Мелоди Макандерсон. Боюсь, Джейни разделяет мои восторги по поводу Мелоди, но, с другой стороны, иные женщины действительно заслуживают всеобщего восхищения. Когда Мелоди обращается к собравшимся, все тут же поворачиваются к ней.
Мария и Генри стоят рядом со мной и тоже глаз не сводят с Мелоди Макандерсон.
– Отличная прическа, – замечает Мария.
Я не столько обращаю внимание на слова Мелоди, сколько присматриваюсь к тому, как она держит бокал с шампанским – нежно, двумя пальцами. Пытаюсь повторить, вцепившись в ножку своего бокала большим и средним пальцами, и сразу же чувствую себя более элегантной и привлекательной. Бокал изящно покачивается. Демонстрирую свой успех Генри, но, похоже, он не понимает, чем я занимаюсь. По окончании тоста раздается звон бокалов, волшебная симфония звуков.
Мама и Ронни уходят вскоре после торжественного тоста, чтобы отдохнуть перед завтрашним путешествием. Я не нахожу приличного повода, чтобы сбежать, поэтому слушаю, как Джексон рассказывает о своем плане купить катер. Или, может, он говорит о лошадях. Бокал шампанского все так же плавно покачивается в моих лишенных маникюра пальцах, и кто-то постоянно наполняет его. Подходит официант с закусками, миниатюрными суши – знаете, такие, без рыбы, – изящно беру кусочек левой рукой; правая, с бокалом, выглядит на редкость благородно. Чувствую себя образованной, интеллектуальной, раскованной и непринужденной. Мария тихонько шепчет мне:
– Где, интересно, Джейни нашла Джексона? На каком-нибудь аукционе мужчин?
Засмеявшись, я едва не выпускаю бокал из рук. Успеваю подхватить его, но теряю равновесие, пытаюсь не упасть, делаю пару шагов назад и натыкаюсь на подставку со скульптурой. Суши взмывает в воздух, моя рука изящным движением смахивает сине-зеленую посудину с постамента, и она летит на пол. Пузырьки внутри стекла словно медленно плывут в искрящемся свете, хрупкая ваза вращается в полете и, наконец, достигает розовато-серого пола галереи Макандерсон. В эти несколько секунд я вспомнила рекламный ролик о чистке ковров – там тоже происходит нечто подобное. Но настоящее событие куда более реально. Я инстинктивно бросаюсь к вазе, чтобы подхватить ее, и слышу крик Джейни:
– Нет!
Джейни вопит так, словно видит ребенка, прыгающего вниз головой в пустой бассейн. И этот ребенок – я. Крик привлекает всеобщее внимание, и я останавливаюсь. Посудина приземляется удивительно мягко, с приглушенным стуком, а вовсе не с диким грохотом, которого я ожидала. Но все равно разлетается на части.
– У-упс! – Это Мария.
Джейни в мгновение ока оказывается рядом.
– Никогда, никогда не пытайся подхватить падающие стеклянные предметы, – сердится она, и все вокруг это слышат. – Ты можешь серьезно пораниться.
– Прошу прощения, – бормочу я, чувствуя себя виноватой в том, что пыталась подхватить вазу, в том, что она разбилась, и в том, что вообще оказалась здесь.
– Ерунда, все застраховано, – машет рукой Джейни.
Немедленно появляется официант с маленьким пылесосом и щеткой и убирает все следы погибшего произведения искусства.
– Думаю, мне следует уйти, – робко говорю я.
Джейни просит меня не глупить. Мария приобнимает меня за талию.
– Она все равно походила на собачью миску. Получишь дополнительное очко, если сумеешь грохнуть вон тот здоровый стеклянный артишок.
– Дорого бы я дал, чтобы посмотреть, как он разлетится вдребезги, – поддерживает ее Генри.
Я все еще сжимаю бокал с шампанским, хотя предпочла бы избавиться от этого предмета. Может, под этим предлогом удастся незаметно выскользнуть из зала? Оборачиваюсь к Генри: тот протягивает руку и берет у меня бокал. Затем так же спокойно отдает его кому-то проходящему мимо. Я не уверена, что официанту.
– Пойдем с нами, пообедаем в одном приятном местечке, – предлагает Генри.
– Точно, – подхватывает Мария. – Мы нашли классное место. Каждый час шеф-повар и старшая официантка устраивают армрестлинг. И можно делать ставки.
– Ничего серьезного, – поясняет Генри. – В основном спорят на десерт.
Но я отказываюсь, благодарю за приглашение, и мы выходим вместе.
– Пожалуй, я поеду домой и залезу в ванну на всю ночь, – говорю я. – К утру появится новая «я».
Мария и Генри все еще пытаются уговорить меня присоединиться к ним:
– У них есть вишневый пирог a la mode. [2]
У Генри такое несчастное лицо, будто это он, а не я, разбил только что стеклянную «собачью миску». В конце концов, они усаживают меня в такси, но призывное «a la mode» все еще звучит мне вслед.
Я забиваюсь в самый угол заднего сиденья такси, как ребенок, наказанный за непослушание. С переднего сиденья доносится приятный запах – не освежителя воздуха и не благовоний, но чего-то знакомого и успокаивающего, возможно, горячего шоколада. Или специй. Горячий шоколад с мускатным орехом. Я называю водителю адрес. Запах влечет меня. Я отчетливо понимаю, что не хочу всю ночь сидеть в ванне или смотреть, как люди сражаются за вишневый пирог. Я хочу оказаться в месте со знакомыми запахами и звуками, где-нибудь, где не придется производить впечатление или опасаться чего-нибудь не разбить.
Джош встречает меня в дверях своей квартиры.
– Привет, Холли, – дружелюбно и спокойно говорит он, широко распахивая дверь.
У дивана моего бывшего мужа вытертые подлокотники, но зато мягчайшие подушки, и я тону в них, пытаясь рассказать о сегодняшнем вечере. Я подтаскиваю одну из подушек под голову, устраиваясь поудобнее, но ничего в общем-то не имея в виду. Сегодня Джош в застиранной красной рабочей рубашке и потертых джинсах – все его тело буквально вопиет о тепле. Я не видела Джоша после эскапады на моем диване, то есть несколько недель. Сейчас это кажется сном или сюжетом, прочитанным в книге, который применяешь к себе. Нечто описанное кратко, но привлекательно.
Джош ставит на стол прямо передо мной вентилятор и включает его на полную мощность.
– Проверим одну теорию, – говорит он. – Посмотрим, не облегчит ли твое состояние поток воздуха.
Я подставляю лицо искусственному ветру и думаю, действительно ли он выдувает дурные мысли из моей головы или просто не позволяет на них сосредоточиться. Джош наблюдает за мной из своего кресла.
– Ну как, работает? – интересуется он.
– Кажется, я замерзаю.
– Сейчас принесу тебе что-нибудь согревающее. Я храню это в месте, недоступном для детей.
Чуть приглушаю вентилятор, и он жужжит убаюкивающе в тишине квартиры Джоша. По всей комнате разбросаны стопки бумаги, научные журналы и листки из блокнота, покрытые уравнениями. Цветы в горшках усеяли ковер своими сухими листьями.
– Это действительно растения или эксперимент? – спрашиваю я, когда Джош приносит ромашковый чай в большой пластиковой кружке.
Джош озадаченно смотрит на цветы.
– А я считал, что они неплохо выглядят.