Бальзаминов . Нет, маменька, не оттого, что уменья нет, а оттого, что счастья нет мне ни в чем. Будь счастье, так все бы было, и коляска, и деньги. И с другой невестой то же будет: вот посмотрите. Придет сваха, да такую весточку скажет, что на ногах не устоишь.
Красавина входит.
Да вот она! Вот она!
Бальзаминов и Бальэаминова встают.
Явление девятое
Те же иКрасавина .
Бальзаминова . Чем, матушка, обрадуете? Мы тут без вас завяли совсем.
Бальзаминов(Красавиной) . Погоди, не говори! я зажмурюсь, все легче будет.
Красавина . Ох, далеко я ехала, насилу доехала.(Садится.)
Бальзаминова . Откуда ж это, матушка?
Красавина . Отсюда не видать.
Бальзаминов . Погодите, маменька, погодите!
Красавина . Ехала селами, городами, темными лесами, частыми кустами, быстрыми реками, крутыми берегами; горлышко пересохло, язык призамялся.
Бальзаминов . Хлопочите, маменька! Хлопочите скорей!
Бальзаминова достает из шкафа водку и закуску и ставит на стол.
Вот, пей, да и говори уж что-нибудь одно.
Бальзаминова(наливает рюмку) . Кушайте на здоровье!
Красавина . Выпью, куда торопиться-то.
Бальзаминов . Ну, ну, поскорее! А то я умру сейчас, уж у меня под сердце начинает подступать.
Красавина . Ишь ты какой скорый! Куда нам торопиться-то! Над нами не каплет.
Бальзаминов . Что ж она не говорит! Маменька, что она не говорит? Батюшки, умираю! Чувствую, что умираю!(Садится.)
Красавина . Не умрешь! А и умрешь, так и опять встанешь.(Берет рюмку.) Ну, честь имею поздравить!(Пьет.)
Бальзаминова . С чем, матушка, с чем?
Красавина . Как с чем! А вот стрелец-то твой подстрелил лебедь белую.
Бальзаминова . Неужли, матушка, вправду? Слышишь, Миша?
Бальзаминов . Говорите что хотите, я умер,
Красавина . Много он маху давал, а теперь попал — под самое под правое крылышко.
Бальзаминова . В последнее-то время, знаете ли, много с нами таких несчастных оборотов было, так уж мы стали очень сумнительны.
Красавина . Да что тут сумлеваться-то! Хоть завтра же свадьба! Так он ей понравился, что говорит: «Сейчас подавай его сюда!» Ну сейчас, говорю, нехорошо, а завтра я тебе его предоставлю. «А чтоб он не сумлевался, так вот снеси ему, говорит, часы золотые!» Вот они! Отличные, после мужа остались. Ну, что, ожил теперь?
Бальзаминов(вскакивает) . Ожил! Ожил! Давай их сюда!(Берет часы.) Что ж это, маменька, я вас спрашиваю?
Бальзаминова . Это тебе за долгое твое терпенье счастье выходит.
Красавина . А ты помнишь наш уговор? Ты на радостях-то не забудь!
Бальзаминов . Ты просила две?
Красавина . Две.
Бальзаминов . Ну, так вот ты знай же, какой я человек! Маменька, смотрите, какой я человек! Я тебе еще пятьдесят рублей прибавлю.
Красавина . Ишь ты, расщедрился! Ну, да уж нечего с тобой делать, и то деньги.
Бальзаминов . Маменька, уж вы теперь смотрите за мной, как бы со мной чего не сделалось. Батюшки мои! Батюшки мои!(Прыгает от радости.) Я теперь точно новый человек стал. Маменька, я теперь не Бальзаминов, а кто-нибудь другой!
Красавина . Давай пляску сочиним на радости!
Бальзаминов . Давай! А вы, маменька, говорили, что я сделать ничего не умею! А ты говорила, что я дурак!
Красавина . Я, брат, и теперь от своих слов не отступлюсь.
Бальзаминова . А ты, Миша, не обижайся! Пословица-то говорит, что «дуракам счастье». Ну, вот нам счастье и вышло. За умом не гонись, лишь бы счастье было. С деньгами-то мы и без ума проживем.
Бальзаминов . Еще бы! На что мне теперь ум? A давеча, маменька, обидно было, как денег-то нет, да и ума-то нет, говорят, А теперь пускай говорят, что дурак: мне все одно.
Красавина . А то вот еще есть пословица. Ты долго за невестами ходил?
Бальзаминов . Долго.
Красавина . А пословица-то говорит: «За чем пойдешь, то и найдешь».
Бальзаминова .
И то, матушка, правда.
Бальзаминов(Красавиной) . Ну, давай плясать! Становись!
Сваха становится в позу.
Комментарии
Впервые пьеса была опубликована в журнале «Время», 1861. №9.
Комедия «За чем пойдешь, то и найдешь» была, видимо, закончена Островским в первой половине августа 1861 года. Она является последней частью трилогии о Бальзаминове.
Отсылая новое свое произведение в Петербург Ф. М. Достоевскому для напечатания в журнале «Время», драматург писал:
«Милостивый государь, Федор Михайлович. Посылаю Вам пьеску, которую обещал для Вашего журнала. Нездоровье помешало моей работе, и я кончил ее позже, чем желал бы. Когда прочтете эту вещь, сообщите мне в нескольких строках Ваше мнение о ней, которым я очень дорожу. Вы судите об изящных произведениях на основании вкуса: по-моему, это единственная мерка в искусстве. Вы меня крайне обяжете, если выскажете свое мнение совершенно искренно и бесцеремонно»(т. XIV, стр. 89—90) .
Достоевский ответил драматургу 24 августа 1861 года:
«Вашего несравненного „Бальзаминова“ я имел удовольствие получить третьего дня… Что сказать Вам о Ваших „сценах“? Вы требуете моего мнения совершенно искреннего и бесцеремонного. Одно могу отвечать: прелесть. Уголок Москвы, на который Вы взглянули, передан так типично, что будто сам сидел и разговаривал с Белотеловой. Вообще, эта Белотелова, девица, сваха, маменька и, наконец, сам герой, — это до того живо и действительно, до того целая картина, что теперь, кажется, у меня она вовек не потускнеет в уме… из всех Ваших свах Красавина должна занять первое место. Я ее видал тысячу раз, я с ней был знаком, она ходила к нам в дом, когда я жил в Москве лет десяти от роду; я ее помню»(«Ф. М. Достоевский, Письма», ГИЗ, 1928, стр. 306) .
Достоевский организовал у себя чтение пьесы и об интересных для автора впечатлениях слушателей также сообщал в письме:
«…Некоторые из слушателей и из слушательниц вашей комедии уже ввели Белотелову в нарицательное имя. Уже указывают на Белотелову и отыскивают в своей памяти девиц Пеженовых»(там же) .
Неудачно сложилась театральная судьба «Женитьбы Бальзаминова». Островский просил заведующего репертуарной частью петербургских императорских театров П. С. Федорова принять его новую пьесу «так же благосклонно, как и все прежние» (т. XIV, стр. 89). Но истинное отношение к драматургу со стороны этого чиновника-администратора, как и вообще театрального начальства, бывшее и прежде далеко не благосклонным, теперь обнаружилось открыто — Литературно-театральный комитет, состоявший в большинстве из недоброжелателей Островского, рассмотрев пьесу, постановил: «Не одобряется к представлению». Как тяжело воспринял писатель это оскорбительное постановление, видно из его письма от 26 октября 1861 года, адресованного тому же Федорову:
«Давно я слышал, что пьеса моя „За чем пойдешь…“ забракована комитетом, но не верил этому, как делу совершенно невероятному. Теперь эти слухи подтвердились. Как могло это случиться? И по моему собственному убеждению, да и по отзыву людей, наиболее заслуживающих доверия, эта пьеса нисколько не хуже других моих пьес, пропущенных комитетом, не говоря уже о множестве переводных и оригинальных произведений других авторов. Моя вещь не пропущена, а бездна вещей, совершенно никуда не годных, пропускается комитетом… Из всего этого при самом беспристрастном взгляде можно вывести только одно заключение, и именно явное недоброжелательство ко мне комитета»(т. XIV, стр. 91) .
Глубоко возмущенный, но лишенный возможности публично обжаловать заключение Литературно-театрального комитета, Островский приходит к мысли о том, что дальнейший его честный писательский труд для сцены невозможен.