— Вы должны уехать.
— Что?
— Чтобы привезти Алекса, супруг мой. Я была очень терпелива с вами, — прибавила она, видя, что он начал хмуриться. — Но ваш сын должен быть дома, когда сюда приедет мама. Вероятно, Алекса тоже нужно выкупать. Я вымою его в ручье, как Дамфриса. Один Бог знает, какие манеры у вашего сына. Вероятно, никаких. — Она вздохнула. — Поезжайте и привезите его.
Она попыталась уйти из залы, отдав ему это последнее распоряжение. Но он вовремя перехватил ее и заставил повернуться, чтобы посмотреть на него.
— Вы не должны приказывать мне, жена.
— Не могу поверить, что вы воспользовались этим удобным случаем для того, чтобы сказать грубость, супруг мой. Сегодня у меня нет времени задабривать вас. У меня есть более важные дела. Я хочу, чтобы Алекс был дома. Или вы желаете опозорить меня перед мамой?
Казалось, она пришла в ужас от этой мысли. Габриэль громко вздохнул. Он едва помнил собственную мать и поэтому не мог понять, почему Джоанна пришла в такое волнение из-за предстоящего визита. Но он хотел, чтобы его жена была счастлива. И решил откровенно сказать ей, в чем дело.
— Алекс останется со своей родней до тех пор…
— Об укреплении стены я уже слышала, — прервала она его.
— Есть и другая причина, жена.
— Какая же?
— Я не хочу брать его сюда, пока маклоринцы и макбейнцы не покончат со своими противоречиями. Я не хочу, чтобы Алекс страдал от какого-нибудь… пренебрежения.
Она замерла и поглядела на него с недоверием.
— Почему же кто-то может пренебрежительно отнестись к Алексу? Ведь он ваш сын, не так ли?
— Возможно.
— Но вы признали его своим сыном и вы не можете изменить своего слова. Алекс верит, что вы его отец, Габриэль…
Он зажал ей рот рукой, чтобы она не поучала его. Он был полон нежности к ней, ибо ему стало ясно, что его доброй жене никогда не придет в голову отказать Алексу в праве занимать место среди их домашних. Да, с ней требовалось ласковое обращение.
Она отказалась понимать, почему он держал мальчика подальше отсюда. Габриэль сел на стул и посадил ее к себе на колени.
Она тут же заробела. Она не привыкла сидеть у мужа на коленях. Кто угодно мог войти и увидеть их вместе. Но тут же отбросила эту тревогу. Почему ее должно заботить то, что могут подумать остальные? Ведь Габриэль ее муж, и он был вправе посадить ее к себе на колени. И ей это нравилось.
Правду сказать, она привязалась к нему, а ведь совсем недавно она не могла вообразить, что такое возможно.
— Перестаньте грезить наяву, — приказал Габриэль, заметив выражение ее лица: она словно дремала, уставившись широко открытыми глазами в пространство. — Я хочу кое-что вам объяснить.
— Да, супруг мой?
Она обвила руки вокруг его шеи и начала поглаживать его кожу. Он велел ей остановиться, но она не послушалась. Нахмурившись, он продолжал.
— Когда маклоринцы попали в отчаянное положение из-за того, что у них не было вождя в битве с англичанами, они послали своих воинов ко мне.
Она кивнула, хотя не могла понять, почему Габриэль рассказывает ей о том, что она уже знала. Но она продолжала слушать, не могла же она заявить ему, что уже знает, каким образом он стал лаэрдом. Николас объяснил ей здешнюю ситуацию, а отец Мак-Кечни с удовольствием дополнил картину многими подробностями.
Габриэль впервые сам решил поделиться с нею своими заботами. Понимал он это или нет, но таким образом он вовлекал ее в свою жизнь.
— Пожалуйста, продолжайте, — попросила она.
— Когда бой был окончен и англичане больше не представляли собой угрозы, маклоринцы были рады провозгласить меня своим вождем. Конечно, у них не было выбора, — прибавил он. — Но моих людей они не приняли так же легко, как меня.
— Разве макбейнцы не воевали вместе с маклоринцами против англичан?
— Воевали.
— Тогда почему же маклоринцы так неблагодарны? Разве они забыли об этом?
Габриэль покачал головой.
— Не все макбейнцы могли воевать. Например, Огги. Он уже стар для сражений. Я думал, пройдет время, и маклоринцы приноровятся жить рядом с макбейнцами, но теперь я понимаю, что этого не произойдет. Мое терпение иссякло, жена. Мои люди должны выучиться ладить друг с другом и работать вместе. В противном случае они узнают, что значит, когда я недоволен.
К тому моменту, когда он заканчивал свои объяснения, он уже рычал точь-в-точь как Дамфрис. Она погладила его шею.
— А что происходит, когда вы бываете недовольны? Он пожал плечами.
— Обычно я кого-нибудь убиваю.
Она была уверена, что он шутит, и улыбнулась:
— Я не позволю затевать драку в своем доме, супруг мой. Вы должны будете совершать убийства где-нибудь в другом месте.
Он был ошеломлен тем, что Джоанна только что назвала башню своим домом. Это было впервые. До этого момента она всегда называла башню его владением. И такая отчужденность смутно беспокоила его.
— Так это ваш дом?
— Да, — ответила она. — А разве нет?
— Ваш, — согласился он. — Я хочу, Джоанна, чтобы вы были счастливы здесь.
Он удивлялся своему собственному признанию, и это слышалось в его голосе. Она же не могла сдержаться, ей было не по себе от этого.
— В вашем голосе звучит удивление, — сказала она и подумала: «Господи, какие же у него прекрасные глаза». Она поняла, что могла бы любоваться мужем весь день и ей бы это не наскучило.
— Я и вправду удивлен, — признался он.
В тот же миг ему захотелось поцеловать ее. Ее губы были чертовски соблазнительны. И глаза. Глаза самого чистого голубого цвета, какой он когда-либо видел. Черт возьми, ему нравилось, когда она сердилась на него. Он покачал головой, дивясь своему открытию, ведь он знал, что жены никогда не должны выказывать мужьям свое недовольство… Разве не так?
— Бывает, что мужьям хочется видеть своих жен счастливыми, — вслух размышляла Джоанна. — Мой отец наверняка хотел, чтобы мама была счастлива.
— А чего хотела ваша мать?
— Любить отца, — ответила она.
— А чего хотите вы?
Она покачала головой. Она не собиралась говорить ему, что хочет любить его. Такое заявление сделало бы ее уязвимой… Разве не так?
— Я знаю, чего вы хотите. — Она попыталась отвлечь его внимание от ее чувств. — Чтобы я вечерами, сидя у огня, шила, а днем отдыхала. Вот чего вы хотите.
Он почувствовал, что она напряглась. И теперь она не гладила его шею. Она дергала его за волосы. Он потянулся, завладел ее рукой и положил ее на колени.
— О, я ведь забыла еще одно, — сорвалось у нее с языка. — Вы бы хотели, чтобы я знала свое место. Ведь так?
— Не шутите со мной, жена. Я в неподходящем настроении.
Она не шутила с ним. Но ей не хотелось разжигать его гнев. Ей хотелось, чтобы он оставался в хорошем настроении и позволил бы ей идти своей дорогой.
— Есть много способов чистить рыбу, — произнесла она.
Он не понял, при чем здесь рыба. К тому же он думал, что она и сама не понимает этого. И не стал ничего спрашивать.
— Полагаю, пройдет время, и мы привыкнем друг к другу, — сказал он.
— Вы говорите о нас с вами точь-в-точь как о маклоринцах и макбейнцах, — возразила она. — Разве вы уже не привыкаете ко мне?
— Это требует больше времени, чем я надеялся.
Он поддразнивал ее. Джоанна попыталась не показать, как она расстроилась. Но ее выдали глаза, они стали цвета синего огня.
— У меня нет большого опыта по части брака, — напомнил он ей.
— А у меня есть! — выпалила она. Он покачал головой:
— Вы не были замужем. Вас держали в рабстве. А это не одно и то же.
Она не стала спорить. Ее и впрямь держали в рабстве. Однако она не собиралась задерживаться на своем прошлом.