– Я бы сказал вам об этом раньше, но вы выглядели такой слабой, – неуверенно объяснил он.
– Я не могу вас винить. Вы сделали то, что нужно. Вы ведь хотели уберечь меня. Вам хоть хорошо за них заплатили?
– На Саквилль-стрит есть ломбард, там мне дали за них неплохую сумму.
– У вас еще что-то осталось?
– Хватит на скромную гостиницу по пути в Эннискиллен, но не более того.
Она пару минут переваривала эту информацию, выстукивая пальцами по подоконнику, как крошечная птичка, что тщетно пытается пробиться на свободу.
После нескольких минут раздумий она спросила:
– Есть в этом городе приличная платная конюшня? Он внимательно взглянул на нее.
– Да, я знаю две или три.
– А есть ли общественная коляска до Барнакиллы?
– Она едет до Эннискиллена. Поместье в девяти милях оттуда.
– А как она едет до Эннискиллена?
– Через Вирджинию, там пассажиры останавливаются на ночлег.
Она в последний раз посмотрела в окно и подошла к чемоданам.
– Во сколько она отправляется?
– Они ходят два раза в день. Последняя – в два часа. А что?
– Неважно, лучше помогите мне собрать чемоданы, – ответила Мюйрин.
– Но что вы собираетесь делать?
– Продать все это.
– Но, Мюйрин, ваши вещи… – протестующе воскликнул он.
– Они новые, это мое приданое. Я даже не хотела их брать, мать и сестра настояли. Мне не нужно столько одежды. Все самое необходимое у меня в этих двух сумках. Еще одно платье сейчас на мне, так что, если я оставлю еще два-три теплых платья и немного личных вещей, остальное мы можем продать.
– Я не могу позволить, чтоб вы приехали в Барнакиллу с пустыми руками!
– Я не приеду с пустыми руками, – сказала она, доставая из сумки одно плотное платье из шотландской шерсти, одно темно-синее и несколько белых кружевных вещей. Она пошла за ширму, чтобы взять еще красно-черное платье и ночную рубашку. – Эти вещи совершенно новые, – она провела по ним рукой и сложила аккуратную стопку платьев обратно в большой чемодан. – И эти тоже, и вон те, – добавила она, открывая каждую сумку и проверяя ее содержимое. Наконец она запустила руку в черную сумочку и достала оттуда шкатулку с драгоценностями. – Я не приеду с пустыми руками, – повторила она, внимательно рассматривая содержимое шкатулки, и с резким щелчком закрыла крышку, пока не передумала. – У меня останется четыре платья, теплый плащ, немного книг и несколько памятных безделушек, а самое главное – у меня будете вы, Локлейн. Вот и все, если только вы не передумаете помогать мне, узнав, что я абсолютно нищая. Он покачал головой.
– Я не передумаю. Но, возможно, я смогу переубедить вас. Если вы собираетесь продать все, что у вас есть, чтобы добраться до Барнакиллы, то с таким же успехом можете вернуться домой.
– Я же сказала, что еду в свой новый дом. Теперь я упакую вот эти чемоданы. А потом мы отправимся на Саквилль-стрит и узнаем, что нам предложат за это. Помогите же мне.
Он согнулся под тяжестью ее сумок, и она последовала за ним, в последний раз перед уходом окинув номер взглядом. Она взяла две свои небольшие сумки, на этот раз набитые до отказа, и сумку Локлейна с ночными принадлежностями. Она помогла загрузить все чемоданы в заднюю часть коляски и решительно забралась в нее.
– Трогай, Падди, на Саквилль-стрит! – приказала она и устало откинулась на спинку сиденья, изо всех сил стараясь не разрыдаться перед Локлейном, который сочувственно смотрел на нее.
Глава 5
Локлейн и не прочь был бы по пути на Саквилль-стрит обсудить с Мюйрин ее решительные действия, но по блеску в ее глазах и по вздернутому подбородку он видел, что она раздражена. Раздражена и категорична. По сути, она была права. А что ей еще оставалось?
Он прекрасно сознавал, что не раскрыл всей правды.
Мало того, что поместье было разорено – оно было практически нежилое. Одному Богу известно, как они собирались жить там, поддерживать друг друга. Она могла бы получить неплохие деньги за свое приданое и драгоценности, но надолго их не хватит, учитывая, что поместье погрязло в долгах.
Однако Мюйрин не колебалась. Это была проверка ее характера, в этом-то она была уверена. Она устала от беззаботной жизни в Финтри. Она жаждала приключений.Итак, мое желание исполнилось, криво улыбнулась она. С тех пор как она дала свадебный обет в предновогодний день, ее жизнь круто изменилась.
Локлейн изумленно наблюдал, как она торгуется, пытаясь получить с хозяина побольше и рассказывая мистеру Мерфи байку о том, как ее сестра умерла перед свадьбой и теперь платья и драгоценности, предназначавшиеся ей как приданое, были не нужны. Непроницаемый с виду хозяин был тронут душераздирающей историей молодой красавицы. И поскольку все вещи были высочайшего качества, он предложил ей столько, что при других обстоятельствах показалось бы Локлейну целым состоянием. Но Мюйрин все набивала цену. Локлейн разволновался так, что душа ушла в пятки. Он не сомневался, что Мюйрин перегнула палку. Сейчас старик скажет, что она просит слишком много.
Но Мерфи наконец-то сдался и принялся отсчитывать сумму, хрустя купюрами и звеня золотыми монетами.
– У вас не найдется более мелких денег? – вежливо спросила она.
Хозяин ломбарда дал ей купюры помельче. Когда она вышла оттуда, ее кошелек чуть не лопался. Теперь она повеселела, ее охватило удивительное чувство свободы.
– Это было нетрудно, – сказала она с довольной улыбкой, глядя на суровое лицо Локлейна. – Теперь нужно, чтобы Падди отвез эти вещи на станцию, пока мы посмотрим конюшню, о которой вы мне говорили.
– Да зачем же?
– Конечно, чтобы продать коляску! – воскликнула Мюйрин, переходя улицу, чтобы кратчайшим путем подойти к коляске.
– Но, Мюйрин, как же вы обойдетесь без нее? – прокричал он, когда она убежала вперед.
Она благополучно перешла на другую сторону улицы и повернулась к нему:
– Пойду пешком, как все.
– А упряжка?
– Лошадей тоже придется продать. Вы же знаете, что у нас нет выбора. Если поторопиться, мы можем успеть и вечером будем в Вирджинии.
Локлейн изумленно смотрел на нее, а она почти вскочила в коляску, крикнув Падди, чтобы тот поторопился.
Когда они прибыли на станцию, Падди выгрузил их сумки и дорожный плед и согласился подождать их здесь. Они быстро сверили время отправления колясок и выяснили, что одна изних, несмотря на отвратительную погоду, выезжает в четверть третьего.
– Давайте же, Локлейн, нам надо поторопиться! – подгоняла она, усевшись рядом с кучером и взяв поводья.
Локлейн смотрел во все глаза, как она хлестнула лошадей, так что они понеслись, и, следуя его подсказкам, умело курсировала по булыжным мостовым Дублина.
– Боже правый, а коляской-то управлять вы как научились, Мюйрин?
– Результат моей необузданной молодости. Я все время сбегала, и со слугами я дружила. Это было непростительной обидой для моей матери и сестры. Но я всегда чувствовала, что слуги никогда не станут считаться с тобой, если не будут видеть, что ты не боишься запачкать руки, делая грязную работу. И кроме того, это гораздо интересней, чем вышивать или плести кружева, – добавила она, подстегивая лошадей.
– Мне становится все интересней, какие же у вас еще скрытые таланты, Мюйрин Грехем Колдвелл?
– Ну, я не стану рассказывать вам о них. Всегда приятно, что можешь чем-то удивить людей.