Время от времени я приезжаю в Лондон по делам, связанным с рынком. А вы зачем едете в Австралию?
— Я еду с подругой и ее тетушкой. Она отправляется туда, чтобы выйти замуж.
— Не помню, пересекал ли я океан хоть раз, чтобы на корабле при этом не было хотя бы одной юной леди, едущей в Австралию, чтобы выйти замуж. Вдали от дома мужчин одолевает одиночество. И тогда они отправляются домой, чтобы найти невесту и привезти с собой делить с ними одиночество. Сперва я подумал, что вы-то уж наверняка едете к какому-то одинокому мужчине.
— Что ж, вы ошибаетесь.
— Я рад этому.
Милтон рассмеялся.
— Вот как?
— О да, я рад. Я бы не перенес мысли о том, что такая юная леди, как вы, управляется со всеми делами на плантациях. Прекрасную английскую кожу терзало бы безжалостное солнце. Вы не представляете, насколько вам посчастливилось жить на нашей дождливой родине, где солнце не высушивает урожая и не убивает скот, где ураганы не сводят на нет работу, проделанную за год, где нет стай саранчи…
— Это звучит так, словно вы говорите о стаях саранчи в Древнем Египте.
— Они и есть точно такие.
— Тогда зачем же люди живут там?
— Нелегко собрать пожитки и отправиться пешком в Землю обетованную, — Поэтому и вы там живете?
— Я не живу в австралийской глубинке. Я живу на Карибе. Это остров, расположенный более чем в ста милях от побережья Австралии. Там жил мой отец, и от него я унаследовал сахарную плантацию. На Карибе выращивают сахарный тростник. Но в один прекрасный день я собираюсь продать плантацию, вернуться домой и приобрести усадьбу с большим поместьем, фермами и всем прочим. Я собираюсь стать английским сквайром.
— Сквайры обычно живут на своей земле поколениями.
— Это я как-нибудь обойду, — отозвался Милтон. — Скажите, что вы собираетесь делать по приезде в Австралию?
— Я буду присутствовать на свадьбе подруги. Побуду с ней немного, а потом, наверное, вернусь домой с ее тетушкой.
— Я часто приезжаю в Сидней. Мы можем стать друзьями?
— Откуда нам знать? Дружба — не то, что можно решить во время короткой встречи. Ее надо пестовать. Она должна расти.
— Так станем ее пестовать.
— Это поспешное решение, — заметила я. — Мы только вчера вошли на корабль. И впервые увидели друг друга в столовой.
— И я вел себя довольно дерзко. Когда мы начнем пестовать дружбу, вы узнаете, что это моя характерная черта. Вам она нравится?
— Многое будет зависеть от обстоятельств.
— Мы с вами поладим. Мы ведь люди одного сорта.
— Стало быть, вы находите меня дерзкой?
— Дерзость проглядывает за рафинированными манерами безупречной юной леди. Я просто вижу, как она выглядывает наружу. Например, что вы делаете, сидя здесь, на палубе, с человеком, который не был вам официально представлен?
— Я бы назвала это чрезвычайными обстоятельствами. Меня привела сюда погода, а поскольку это единственное место, где может сесть пассажир, было неизбежно, что вы тоже сюда усядетесь. Это ведь не мой корабль, так что я не могу приказать вам оставить меня в покое.
— Логично. Однако я по-прежнему считаю, что прав насчет вашей дерзости. Прав я или нет — покажет время.
— По-моему, ветер немного стихает.
— Возможно… но лишь чуть-чуть.
— Пойду посмотрю, как там мои спутницы.
— Они ведь в лежат в прострации, да?
— Боюсь, что да.
— Пройдет некоторое время, прежде чем они оправятся.
— Тем не менее, пойду, посмотрю.
Я встала и чуть не упала, споткнувшись. Милтон оказался рядом, подхватил меня, лицо его было совсем близко. Он был самым волнующим мужчиной, какого мне доводилось встречать.
— Осторожнее, — предостерег меня Милтон. — Одна сильная волна — и вас смоет за борт. Не следует подходить слишком близко к поручням. Позвольте я провожу вас вниз.
Он обнял меня одной рукой и крепко прижал к себе. Мы скорее катились, чем шли по палубе. У меня перехватывало дыхание, и я была рада, что меня поддерживает его сильная рука.
— Покинув Англию, я подумал: «О, потерянный рай!», — заявил Милтон Хемминг. — А теперь я думаю об обретенном рае. Не зря меня назвали Милтоном.
Я снова рассмеялась. Эта встреча хорошо на меня подействовала.
Я нетвердым шагом добралась до каюты. Вид у мисс Картрайт был весьма увядший, и Фелисити выглядела не лучше.
Она сказала:
— Это ужасно. И сколько нам еще придется это выносить? Я думала, что умру.
— По-моему, погода немного улучшается.
— Благодарение Богу.
— Где вы были? — спросила мисс Картрайт.
— На палубе. Моя соседка по каюте сказала, что так будет легче всего.
— У вас такой цветущий вид, — заметила Фелисити, — словно вы получали от этого удовольствие.
Я улыбнулась и подумала: « По-моему, так оно и есть».
Через два дня погода улучшилась. Однако мисс Картрайт была потрясена. Она страдала больше, чем Фелисити, и, по моему твердому убеждению, тетушка жалела о том, что вообще отправилась в это опасное путешествие. Прошло всего три дня, и весь путь был еще впереди. Теперь мисс Картрайт по-настоящему путала такая перспектива.
К этому времени я уже близко познакомилась с Милтоном Хеммингом, казалось, появлявшимся, как джинн из лампы, где бы я ни находилась.
— Не стану притворяться, будто мне не нравилось то, что меня отыскивают, особенно человек, к которому на корабле все относились с таким уважением. Он оказался другом капитана, его хорошо знали члены экипажа, и мне показалось, что он пользуется особыми привилегиями.
Когда мы прибыли на Мадейру — в первый порт, куда заходил корабль, Милтон Хемминг спросил, сойдем ли мы на берег. Я сказала — да, конечно. Однако мисс Картрайт объявила, что не уверена, прилично ли дамам сходить на берег без сопровождения.
Милтон очень серьезно посмотрел на нее и произнес:
— Право, мадам, как вы мудры! Не подобает дамам идти одним, и я хочу умолять вас позволить мне сопровождать вас.
— О, но, мистер Хемминг, я не могу этого допустить. Наше знакомство такое краткое.
— Но, мадам, мы с вами должны позаботиться о том, чтобы с юными леди не случилось ничего плохого.
Он бросил на меня озорной взгляд.
Однако мисс Картрайт, как я с удивлением заметила, была совершенно очарована им. Это поразило меня. Я полагала, что подобная смелость, такая дерзкая мужественность не могла найти отклика в сердце старой девы. Ничего подобного. Мисс Картрайт считала Милтона тем, что называется «настоящий мужчина», и уважала его за это.
Она немного поколебалась, однако перед Милтоном трудно было устоять.
— Ну, что ж, мистер Хемминг, если мы оба пойдем…
— Предоставьте это мне. Я покажу вам остров. Для первой стоянки это просто идеальное место. Он так красив. И всегда был моим любимым портом. А теперь мое восхищение будет кому разделить.
Это был счастливый день. Милтон взял на себя заботу о нас, был так любезен с мисс Картрайт и следил прежде всего за ее удобствами, что она сдалась и, по-моему, даже радовалась его обществу.
Милтон нанял тележку, запряженную быками, и мы покатались по городу. Мы отправились на рынок полюбоваться выставленными там на продажу прекрасными цветами, исследовали собор из темно-красного камня, проехали мимо дворца губернатора, старой крепости Сан-Лоренсу и дальше — к старому францисканскому монастырю, где цвели прекрасные сады.
Милтон Хемминг хотел взглянуть на сахарный тростник, росший здесь в изобилии. И мы поехали за город.
Он говорил со знанием дела и многое поведал нам о производстве сахара и о том, как сок из растений перерабатывается на мельницах и в бойлерных. Мне даже захотелось из-за его рассказов посмотреть на его остров.