Джулиана не заметила ни тени вероломства в ясном взгляде голубых глаз, не услышала ни намека на лукавство в мягких переливах грудного голоса. Но тем не менее она резко отдернула руки, нимало не заботясь о том, как это выглядит со стороны.
— Мадам, я ничего не понимаю. Если бы вы попросили меня не покидать пределов вашего дома, я бы выполнила вашу просьбу, памятую о вашей доброте.
— Правда? — Элизабет насмешливо взглянула на девушку и после небольшой паузы добавила: — Да, наверное, ты бы так и поступила. Но видишь ли, жизнь в городе делает человека мнительным и недоверчивым. Я совсем забыла, что такое наивные деревенские нравы.
Госпожа Деннисон указала Джулиане на пуфик, а сама села в кресло.
— Садись, пожалуйста, моя милая. У меня к тебе есть предложение.
— Мадам, я вчера уже говорила вам, что согласна на любую работу.
— Видишь ли, я не знаю, можно ли в полной мере считать мое предложение работой, — задумчиво нахмурилась госпожа Деннисон. — Хотя в каком-то смысле это, конечно же, работа.
Джулиана оглядела маленькую комнату. Она отличалась гораздо более интимной обстановкой по сравнению с большим салоном на первом этаже, сама атмосфера которого располагала к отдохновению и утонченной лени.
— Скажите, мадам, это ваше заведение — дом терпимости? — задала Джулиана вопрос, на который сама уже могла с уверенностью ответить после долгих наблюдений и раздумий.
— Разумеется, нет. — Госпожа Деннисон с достоинством выпрямилась в кресле, чеканя каждое слово. — В наших салонах собирается самое изысканное общество Лондона, а наши юные дамы по праву вхожи в высший свет.
— Понятно, — сухо ответила Джулиана. — Значит, это великосветский публичный дом!
Госпожа Деннисон внезапно утратила все свое внешнее добросердечие и мягкость.
— Не будь наивной дурочкой, моя милая. У тебя за душой нет ни гроша. Тебя преследуют за убийство мужа. Ты пропадешь в этом городе одна, без друзей и без денег. А я предлагаю тебе свое покровительство и средства к существованию.
— Я не хочу заниматься проституцией, мадам. — Джулиана поднялась. — Если вы соблаговолите вернуть мне мою одежду, я незамедлительно покину ваш дом. Я очень благодарна вам за гостеприимство и с удовольствием бы отплатила за него работой на кухне, но…
— Не болтай ерунды! — Госпожа Деннисон схватила Джулиану за руку, мимоходом подмечая хрупкость тонких пальцев и нежность кожи. — Да ты никогда не выполняла тяжелую, грубую работу! Готова поклясться, что ты и понятия не имеешь о том, что это такое.
— Это не имеет значения! — зло вырвала свою руку Джулиана. — Я не белоручка, мадам. Я предпочитаю любой самый тяжелый труд проституции. Так что прошу прощения…
— В таком случае, боюсь, мне придется прибегнуть к более жестким мерам убеждения.
Джулиана резко обернулась на тихий звук чужого голоса. Из-за бархатной малиновой портьеры вышел мужчина. Он был в костюме для верховой езды, с плеч тяжелыми складками ниспадал темный плащ с серебряным шитьем, заколотый пряжкой с огромным бриллиантом.
Мужчина стоял, лениво нюхая табак. Взгляд его серых пронзительных глаз был устремлен на Джулиану, и ей казалось, что он проникает в самые потаенные уголки ее души, которые она доселе никому не открывала.
— Кто вы? — воскликнула Джулиана и невольно отступила к двери.
— Не надо, не убегай, — мягко сказал незнакомец и положил серебряную табакерку в карман. — Тебе нечего бояться, милая.
— Ну конечно, моя дорогая, — вставила госпожа Деннисон, вновь беря Джулиану за руку. — Это его светлость граф Редмайн. Он хочет тебе кое-что предложить.
— Я уже сказала, что меня не интересуют ваши гнусные предложения! — дрожащим от ярости голосом выкрикнула Джулиана и вырвала руку. — И не важно, от кого они исходят — от сиятельного графа или от золотаря.
Джулиана круто развернулась и устремилась к двери, не обращая внимания на обескураженного графа. Но негодование и удивление, промелькнувшие в его взгляде, быстро сменились любопытством и невольным восхищением. Граф привык к беспрекословному подчинению окружающих, поэтому внезапный и дерзкий бунт деревенской девушки удивил и позабавил его. Но голос его был суров:
— Если я не ошибаюсь, убийство мужа карается сожжением на костре.
Джулиана остановилась как вкопанная. Ее ладонь, уже покоящаяся на ручке двери, вдруг повлажнела, кровь застучала в висках. Она обернулась и с ожесточенным осуждением посмотрела на госпожу Деннисон.
— Так, значит, вы выдали мою тайну!
— Я это сделала ради тебя, дитя мое, — ответила Элизабет. — Ты сама в этом убедишься, если выслушаешь его светлость. Сотни девушек на твоем месте благодарили бы судьбу за такой подарок! Жизнь в роскоши, в высшем свете…
— Я думаю, сейчас не время говорить о наградах и почестях, мадам. — Теперь лицо графа выражало откровенное изумление, а на губах играла насмешливая улыбка. — Мне кажется, нам долго еще предстоит убеждать эту юную леди.
— Убеждать… вы хотите сказать — шантажировать? — вспыхнула Джулиана. — Вы действительно намерены угрожать мне?
— Если я буду поставлен перед суровой необходимостью, то да, — веско заметил граф. — Но я надеюсь, что ты примешь мое предложение просто потому, что это решит все твои проблемы и не составит для тебя никакого труда. Кроме того, не скрою, ты очень поможешь мне, и я готов щедро отблагодарить тебя за это.
Джулиана повернула фарфоровую ручку двери. Ей нужно было всего лишь толкнуть ее, пробежать по коридору и через холл, чтобы оказаться на свободе. Но она не может покинуть этот дом в одежде, которую ей дала госпожа Деннисон, поскольку мнимая доброжелательница не преминет в любую минуту поднять крик и обвинить ее в воровстве. И тогда Джулиану схватят и, узнав, кто она на самом деле, подвергнут смертной казни.
— Элизабет, будьте добры, оставьте нас. — Вкрадчивый голос графа вырвал Джулиану из вихря тягостных мыслей.
Она безвольно опустила руку. Девушка поняла, что оказалась в ловушке по вине собственной простодушной откровенности. И теперь ее уже ничто не спасет.
Джулиана посторонилась, чтобы дать пройти госпоже Деннисон. Та приостановилась и, потрепав девушку по щеке, напоследок сказала:
— Слушайся графа, милочка. И не делай такое мрачное лицо. Тебе бы следовало прыгать от радости…
— Благодарю вас, мадам. — От учтивой фразы графа повеяло ледяным холодом. На бархатной щечке Элизабет выступило алое пятно, как будто нежную кожу и впрямь тронуло морозцем.
Госпожа Деннисон присела в книксене, искоса бросила на Джулиану беспокойный взгляд и, подобрав юбки, выплыла из комнаты.
— Закрой дверь.
Джулиана, к своему удивлению, послушно выполнила приказ графа, а когда обернулась, то увидела, что он стоит у окна и смотрит на улицу. Солнечный луч играл его каштановыми локонами, подвязанными на затылке серебряной лентой.
— Подойди сюда, дитя.
— Я не дитя! — Джулиана не трогалась с места, прижавшись спиной к двери, словно не желая расстаться с последней призрачной надеждой на спасение.
— Семнадцать лет против тридцати двух — почти что детский возраст, — с усмешкой ответил граф. Эта внезапная улыбка преобразила его лицо: придала блеск глазам, смягчила резкие черты, обнажила белоснежные зубы.
— Что еще вам известно обо мне, сэр? — спросила Джулиана, заставляя себя не реагировать на улыбку графа.
— Что тебя зовут Джулиана Бересфорд, хотя я думаю, что это имя вымышленное, — усмехнулся граф. — Разве не так?
— Даже если и так, я все равно не скажу вам правду, — процедила Джулиана.