— И где все это? Только подумать: люди строят какие-то планы, суетятся, дергаются. А что получается на самом деле? Из всего задуманного сбывается всего лишь один процент. Или и того меньше. Надо не планы строить. А действовать. И ничего не откладывать на завтра. Жизнь коротка до ужаса. Даже не успеваешь календари выкидывать. Года летят, как осенняя листва с дерева. — Губареву стало грустно. Так грустно, что он не знал, что делать с этой сосущей тоской. — Нет, дома мне станет еще хуже. Интересно, Витька ушел уже или нет?“ Он позвонил по телефону. Витька был на месте.
— Зайди ко мне, — попросил Губарев. — Прямо сейчас.
Когда Витька вырос на пороге, Губарев обратился к нему:
— У меня к тебе просьба одна.
— Какая?
— Я хочу пойти на концерт. Твоя гречанка сегодня где-нибудь выступает?
Если бы Губарев попросил у Витьки билет на Марс, он и то, наверное, удивился бы значительно меньше.
— Н-на концерт? — переспросил Витька, чуть заикаясь.
— Да. На концерт. На что-нибудь веселенькое.
Да не смотри ты так на меня! Я что тебе, питекантроп пещерный? На концерт сходить не могу?
— Нет, почему. Конечно, не питекантроп. Просто это так… странно.
— Ты не рассуждай, а веди. Где сегодня Софья пиликает?
— В Малом зале консерватории, — сказал Витька, с подчеркнутой гордостью выговаривая эти слова. — У них сегодня последнее выступление. А потом гастроли. В Праге и Польше.
— Значит, впереди разлука? Ответом был Витькин вздох.
— Ну ничего, это тоже полезно. Для укрепления чувств. Тогда вперед, в консерваторию. Вперед, вперед, труба зовет. Правда, в данном случае это не трубам скрипка.
Садясь в кресло зала консерватории, Губарев испытал невольный трепет. «Отвлекусь ненадолго. А может, мне музыка так понравится, что я стану завсегдатаем консерваторий и опер.» Стал же Витька меломаном. Правда, здесь чувства свою роль играют… А у меня — тоска. Меланхолия…»
Зал был наполовину пуст. Или полон. Смотря с какой точки зрения на это посмотреть.
— Лето, — с сожалением прошептал Витька. — Неподходящий сезон.
— Да… неподходящий.
— Вечно вы иронизируете, — вспыхнул Витька.
— Так я и говорю, неподходящий. Ты чего подковырку в моих словах выискиваешь?
На них сзади зашикали. Губарев обернулся. За ним восседала величественная дама с высокой прической и таким толстым слоем макияжа на лице, что оно напоминало маску. Майору даже стало жутко. Как будто он увидел призрак с того света.
— Больше разговаривать не будем, а то слушателям не понравится, — шепнул Витька. — Здесь не кино с попкорном.
— Будем молчать, — также шепотом ответил Губарев. Он подумал о даме за спиной. Такая, если ей что не понравится, может запросто кинжал в спину всадить. И при этом даже не поморщится.
Началось выступление. Витька шепнул Губареву, что Софья стоит второй справа от конца. Но майор и сам ее увидел. Без подсказок. Гречанка напоминала крупную хищную птицу, распростершую крылья над скрипкой. Губарев искоса посмотрел на Витьку. Он сидел, не дыша, вытянув шею, и чуть покачивался в такт музыки. Что любовь с людьми делает, вздохнул майор. Невинными агнцами становятся. Бери их голыми руками. На коленях у Витьки лежал большой букет белых лилий, купленный заранее.
— Это любимые цветы Софьи, — пояснил он майору перед концертом.
— Ты, наверное, всю зарплату на букеты тратишь?
— Это мое дело, — ответил помощник.
— Конечно, твое, просто я как старый товарищ тебе советую…
Но тут майор осекся. Что он мог советовать? Его семейная лодка дала течь, новый брак на горизонте не маячил, сногсшибательных романов тоже не было. И кто он такой, чтобы давать советы в сердечных делах? Пусть Витька поступает, как хочет. Будет, что на старости лет вспомнить…
Музыка накатывала волнами.
Губареву казалось, что он то взмывает вверх, то с головокружительной скоростью несется вниз. В бездну. Тут у него екало сердце. А потом все начиналось сначала: умопомрачительный взлет и стремительный спуск. Наконец концерт закончился. Послышались аплодисменты. Над ухом Губарева раздались такие мощные хлопки, как будто бы палили из пушки. Очевидно, дама с лицом, похожим на маску, весь свой нерастраченный темперамент вложила в эти аплодисменты.
— Так и оглохнуть можно, — пробормотал Губарев, почесывая в ухе.
— Что? — не понял Витька.
— Это я так…
— Я пойду, преподнесу букет.
— Иди. Только не споткнись, — пошутил Губарев.
Но Витька его уже не слышал. Он шел с букетом, как с драгоценным сосудом, из которого страшно пролить хотя бы каплю ценнейшей влаги. Он донес букет до сцены и вручил его своей гречанке, которая вцепилась в букет хищной лапкой. Как ни старался Губарев, он не мог относиться к Софье с симпатией. Ну не нравились ему такие женщины. И все тут. Слишком крупные, массивные, они подавляют… Губарев вдруг неожиданно вспомнил ручку Наташи. Такую маленькую, с изящными пальчиками, которые он любил в молодости перебирать и целовать. Волевым усилием Губарев прогнал воспоминания и сосредоточил внимание на Витьке, который вернулся на свое место.
— Ну как? Вручил?
— Да. Сказала, чтобы я ей завтра позвонил.
— Вот видишь. Явная польза букета. Не подмажешь, не… — Майор замолчал. Он твердо решил больше не вмешиваться в личную жизнь своего напарника. Не подкалывать и не шутить над ним. Раздался шум: люди вставали с кресел и устремлялись к выходу. — Как музыка-то называется?
— Я же вам говорил: Мусоргский. «Пляски смерти». Вы шли в своих мыслях и, наверное, не расслышали.
— Чего? — майор даже остановился. — Какие еще пляски? Какой смерти? Я же просил чего-нибудь веселенькое.
— Больше ничего не было.
— Ну теперь ясно, кто за моей спиной сидел.
— Это вы о ком?
— Ни о ком. Проехали. Ладно, спасибо за культурную программу. Было очень приятно.
— Всегда рад приобщить вас к культуре.
— Ну и кто из нас кого цепляет?
— Надо же хоть иногда сдачи давать.
— Но только иногда, — погрозил пальцем Губарев. — Часто я не потерплю.
Внутренне я была готова к этой встрече, но все равно она застала меня врасплох. Руслан. Я не позвонила ему, как мы договаривались, и не сообщила о результатах своего разговора с Никой. Я не собиралась предавать сестру. Но очевидно, у Руслана на этот счет было совсем другое мнение. Я сидела в приемной и отвечала на звонки. Вячеслава Александровича не было, он не звонил, и, где находился, никто не знал. Я была в запарке и отдувалась как могла, когда в приемную зашел Руслан. При одном взгляде на него у меня все сжалось внутри. Мне стало страшно за Нику. Она думала, что выпуталась из этой истории, но это было не так. И еще неизвестно, чем все кончится…
— Привет! — сказал Руслан, подходя к столу. Его руки были засунуты в карманы.
— Привет! — Я старалась не выдать своего волнения.
— Как дела?
— В ажуре. — Я поняла, что переигрываю. — Нормально.
— Нормально? — переспросил Руслан. — Ты уверена?
— Уверена.
— А я нет.
Я опустила голову и застучала по клавишам компьютера.
— Ты говорила с Никой?
— Да.
— И что она сказала?
— Тебе не кажется, что приемная — не лучшее место для подобных разговоров?
— Согласен. Предлагаю сделать перерыв. И пойти в кафе за углом. Там и поговорим.
— Я не хочу в кафе. — Сама мысль, что меня водят по кафе и ресторанам, как собачонку, которую потом собираются использовать для дрессировки, была мне просто невыносима.
— А что ты предлагаешь?
— Поговорить на улице.
— Идет. Когда?
Я посмотрела на часы.
— Сейчас два часа. Я позвоню в отдел кадров и попрошу кем-нибудь на время меня заменить. Через десять минут я освобожусь.